Перен молча перенёс эту операцию, а у Иолы выступили на глазах крупные слёзы. Растроганный Гавриил с благодарностью поцеловал её руку. Доктор наложил новую перевязку и удалился, обещав прийти на другой день.
Не успел он уйти, как в коридоре раздались отдалённые шаркающие шаги.
— Это мой отец, — сказала Иола, — он только что вернулся из Пешта и будет очень удивлён, увидев вас здесь. Мне надо поговорить с ним.
Эмерих Черенцес вернулся из гостей и был в довольно весёлом настроении. Иола бросилась к нему на шею и рассказала о несчастном случае, который привёл молодого человека к ним в дом.
Перен поблагодарил за доброту и участие, попросил извинения за причинённое беспокойство и добавил, что ждёт своих людей, которые должны отнести его домой.
Однако Иола, нежно гладя своего отца по руке, с улыбкой проговорила:
— Господин Перен останется у нас, пока не поправится окончательно. Не правда ли, папочка? Теперь ты можешь идти спать, а я останусь с больным.
— Хорошо, — пробормотал Черенцес и не совсем твёрдыми шагами направился к выходу из комнаты, напевая какую-то латинскую застольную песню.
Ночь прошла спокойно. У раненого была лёгкая лихорадка, и он всё время дремал; Иола сидела у его постели, следила за каждым его движением и точно исполняла все предписания врача. Время от времени больной открывал глаза, узнавал Иолу и улыбался ей. Она подавала ему прохладительное питьё и оправляла подушки.
Ранним утром, как только забрезжил рассвет, молодая девушка услышала стук в ворота дома; затем послышались шаги и голоса на лестнице; Иола вышла в коридор и увидела двух дам под густыми вуалями.
— Он жив? — воскликнула одна из них.
— Где он? — дрожащим голосом проговорила другая.
— Вы ищете Гавриила Перена? — спросила Иола, — он вне опасности. Но кто вы?
Вторая дама выступила вперёд и откинула вуаль. Это была королева.
— Ваше величество! — воскликнула Иола, опускаясь на колени.
Эрзабет тоже откинула вуаль и со слезами на глазах попросила молодую девушку проводить её к брату. У дверей показался Цетрик, провожавший королеву. Иола повела их к больному; узнав, что это — королева и сестра Перена, она совершенно успокоилась.
При виде вошедших Гавриил протянул им руки. Эрзабет опустилась на колени у постели и поцеловала его в бледные губы. Мария села у изголовья больного и взяла его руку.
Солдаты Перена тотчас донесли в замок о случившемся, но Цетрик позаботился о том, чтобы королева и Эрзабет не были перепуганы ночью, и они только утром узнали о ране Гавриила. Одевшись, они поспешили к нему. Пришедший доктор совершенно успокоил их.
Черенцес, в домашних туфлях и халате, зашёл взглянуть на больного. Увидев королеву, он поспешно запахнул халат и стал усиленно раскланиваться и расшаркиваться, произнося непонятные слова. Королева ободрила его ласковой улыбкой. Уходя, Мария бросила долгий взгляд на молодую девушку, почтительно поцеловавшую её руку, а затем перевела взор на Перена; тот покраснел и потупился.
— Мы ещё навестим вас, Перен, — проговорила она.
Черенцес сиял от радости.
— Какая милость, какая честь моему бедному дому!.. — повторял он.
Мария ещё раз кивнула всем и вышла; за ней последовали Эрзабет и Цетрик. На улице королева шепнула Эрзабет:
— Мы лишние там, Эрзабет.
— Он любит её! — воскликнула молодая девушка.
Они угадали то, что было ещё неясно тем, о ком шла речь.
Рана Перена быстро заживала. Иола не отходила от его постели и только на несколько часов ложилась в соседней комнате, вскакивая при малейшем движении больного. Два раза в день его навещал доктор и приходил Цетрик, чтобы доложить королеве о ходе болезни. Около полудня королева и Эрзабет посещали молодого человека. Черенцеса почти никогда не было дома, а потому Иола и Гавриил целые дни могли проводить вместе. Молодая девушка снимала иногда со стены лютню и пела или читала ему вслух. Когда Черенцес возвращался домой, то приходил в комнату дочери и сидел с ней около больного, который очень нравился ему.
Скоро Гавриил был уже в состоянии встать с постели и сидеть в удобном кресле, а Иола устраивалась на скамеечке у его ног, рассказывала ему сказки и задавала загадки.
Наконец Гавриил оправился настолько, что мог ходить; но вместе с тем он с каждым днём становился грустнее и однажды тихо сказал:
— Теперь я не могу больше оставаться у вас. Моя рана зажила, и я должен отправиться домой.
Иола с ужасом взглянула на него и, побледнев как полотно, воскликнула:
— Гавриил, вы хотите покинуть меня? Я не буду больше видеть вас? Да ведь я не могу больше жить без вас.
— Иола, — с восторгом проговорил Перен, опускаясь перед ней на колени, в то время как она спрятала своё личико на его груди, — Иола, моя драгоценная Иола. Я останусь с тобой и буду для тебя всем, чем ты хочешь!
Она обвила его шею руками и воскликнула:
— Ты будешь моим мужем, мой дорогой, мой горячо любимый герой!..
Перен остался ещё на несколько дней в доме министра финансов, но наконец должен был покинуть его. Он горячо просил Иолу пойти с ним к отцу и сказать ему всё; он хотел просить её руки, но молодая девушка уговаривала подождать, так как знала, что её отец мечтал видеть её замужем за палатином или губернатором. Она клялась Гавриилу быть верной и не сомневалась, что ей мало-помалу удастся убедить отца. При этом они условились, что будут ежедневно встречаться в церкви, куда она постоянно ходила.
Перен сердечно поблагодарил Черенцеса и его дочь за заботу и распрощался с ними. Министр просил молодого человека навещать его; конечно, Гавриил с радостью обещал.
Когда Перен уехал, Черенцес обратился к дочери:
— Зачем ты, собственно, оставила Гавриила в нашем доме?
— Из человеколюбия, — ответила Иола, со слезами на глазах стоявшая у окна.
— Ну, а как тебе нравится этот молодой человек? — с улыбкой продолжал старик, дотрагиваясь до её плеча. — Мне так он очень симпатичен.
— Мне он нравится больше всех мужчин, которых я когда-либо видела, — радостно ответила Иола.
— Видишь ли, дитя моё, — уже холоднее продолжал Черенцес, — ты не должна забывать, что ты — самая богатая девушка во всей Венгрии, а он — только капитан. Но всё же ты поступила умно, взяв его к нам в дом; королева очень расположена к нему. Только будь осторожна, дитя моё! С сегодняшнего дня ты опять начнёшь усердно ходить утром и вечером в церковь. Мы все — великие грешники!
Иола не заставила своего отца повторять дважды и с наступлением сумерек отправилась в церковь.
Служба ещё не начиналась, когда Иола вошла в ризницу и, показывая старому служителю блестящую золотую монету, проговорила:
— Хочешь каждую неделю получать такую монету?
Служитель с изумлением взглянул на неё.
— Отчего же нет? Но что я должен делать для этого?
— Ты должен во время вечерней службы отпирать мне королевские хоры, больше ничего.
— Я дам вам ключ, — ответил слуга, подавая молодой девушке ключ и принимая золотой.
Иола вошла в церковь и, заметив Перена, приблизилась к нему и шепнула, чтобы он шёл на хоры.
Когда молодые люди очутились там, Иола с радостью пересказала ему разговор с отцом. Они решили встречаться здесь каждый день.
Однажды Иола пришла первой и с нетерпением ожидала Гавриила, но вместо него вдруг появилась королева.
— Кто вы? Что вам здесь нужно? — властно спросила она.
Иола упала к её ногам и всё рассказала; в тот же момент на лестнице раздались шаги Перена.
— Тише, — прошептала королева, пряча молодую девушку за дверь.
Перен вошёл, приблизился на цыпочках к королеве и обнял её. Та обернулась, Гавриил испуганно упал на колени. Тогда Мария весело рассмеялась, вывела Иолу из-за двери и сказала:
— Вы выкупили свою голову, Перен, и я с удовольствием отдала бы её вам, но эта волшебница украла её у меня и, вероятно, уже не вернёт обратно.
XIБорнемиса
Ревность к Перену вернула Людовика к ногам его супруги. Несмотря на свою гордость и самолюбие, Мария выказывала непонятную слабость по отношению к своему супругу, и, чем больше он изменял ей, тем сильнее она любила его.
Она платила ему за его неверность насмешкой и холодностью, мучила его ревностью, но в конце концов страсть влекла её к нему.
Мария всё больше и больше уходила в заботы об управлении государством и целыми днями работала в своём кабинете, совещаясь с министром финансов и другими советниками.
Восстание в Египте отвлекло султана Сулеймана от Венгрии, но его паши продолжали опустошать её границы. Томарри прислал известие, что турки угрожают Севрину.
Королева настояла, чтобы Людовик немедленно созвал государственный совет; это было в марте 1524 года. Король потребовал, чтобы магнаты выступили на защиту страны и предоставили солдат и деньги.
Однако никто не хотел ничем жертвовать, и в то время как Томарри успешно боролся с турками на юге, дворяне на севере веселились, охотились и тратили деньги на кутежи, карты и женщин. Казалось, что страна неспособна больше к воодушевлению и подъёму духа.
В один пасмурный апрельский вечер Эрзабет сидела у окна и смотрела на Дунай, над которым клубился туман, на город, тонувший в сумраке, и на небо, покрытое тёмными тучами.
Вдруг вошёл Цетрик.
Они в первый раз со дня встречи виделись с глазу на глаз. До этого Цетрик довольствовался тем, что не упускал случая услужить молодой девушке; когда же она хотела поблагодарить его хотя бы ласковым взглядом, он отворачивался или потуплял свой взор. В этот день он, как обычно, отвесил глубокий поклон, спросил о королеве и, узнав, что она занята, хотел удалиться. Но Эрзабет встала, взяла его за руку и, заставив сесть напротив себя, промолвила:
— Останьтесь со мной, пока королева примет вас. Вы всегда так добры ко мне, что я не знаю, чем отблагодарить вас.
— Вы преувеличиваете мои заслуги, — ответил Цетрик, — и уже награждаете меня тем, что замечаете их.