— Никогда! — решительно ответила прекрасная вдова.
Через несколько дней Карл V получил письмо от Фридриха, в котором тот просил поддержать его предложение Марии. Оба брата очень сочувственно отнеслись к этому, но королева нашла в брачном договоре, составленном Фридрихом, предлог, чтобы отклонить его предложение.
Наступила зима; снег покрыл улицы и крыши Линца. Мария сидела у камина.
Вдруг со двора донеслись звуки мандолины и мягкого мужского голоса, певшего песнь: «Любовь живёт с любовью».
Она позвонила. Появились Эрзабет и Иола.
— Позовите певца, пусть он докончит свою песнь здесь.
Певец вошёл и остановился у двери.
— Вы сами сложили эту песнь? — спросила королева.
— Нет, ваше величество, это — народная песня о венгерском короле Людовике и его супруге Марии[15].
— Народ поёт о нас? — с волнением воскликнула королева.
— Эта песнь поётся во всей Германии. Я выучил её для вас и пришёл, чтобы спеть её вам.
Королева вынула кошелёк. Певец сделал отрицательное движение и схватил Марию за руку. Королева подавила крик и удалила своих дам. Певец быстро сбросил плащ и бросился к её ногам. Это был граф Фридрих Пфальцский.
— Ещё раз умоляю вас, — воскликнул он, — не отталкивайте меня!
Мария покачала головой, граф поднялся. Она взяла со стола несколько распечатанных писем и подала ему.
— Прочитайте!
— Сейчас?
— Да.
Фридрих прочёл письма братьев Марии, в которых они настаивали, чтобы она приняла его предложение, а затем молча сложил их.
— Вы довольны? — спросила Мария.
— Нет!.. Как можете вы находить затруднение в брачном договоре? Напишите его сами, я подпишу не читая.
— Мне очень жаль, но дело не в договоре.
— Теперь я понимаю вас, — ответил Фридрих после паузы.
— Ещё не совсем, — возразила Мария, открывая скрытую обоями дверь.
Фридрих последовал за ней. Они вошли в маленькую комнату, обитую чёрным сукном; окон в ней не было. Дверь закрылась, и они оказались как бы похороненными в большом гробу. Воздух был холодный и сырой, словно могильный, так что Фридрих содрогнулся. Королева зажгла факел, и он осветил красноватым светом чёрный занавес, ниспадавший до пола.
Королева отдёрнула его, и факел осветил портрет красивого молодого человека; Фридрих вопросительно взглянул на королеву. Она указала на раму, на ней стояло: «Ludovicus Rex»[16].
Тогда Фридрих ещё раз бросил грустный взгляд на прекрасную вдову и на портрет Людовика II, а затем, опустившись на одно колено, поцеловал руку Марии и быстро вышел из комнаты.
Мария потушила факел и вышла из этого мрачного зала, под окном прозвучали ещё раз последние прощальные звуки мандолины.
Мария открыла шкатулочку из чёрного дерева, в которой хранились небольшие полуразорванные лоскутки бумаги. Местами слёзы гордой женщины смыли буквы, но она знала их наизусть.
Это были письма Борнемисы. Она прижала их к губам, потом раскрыла Новый завет и прочла:
«Любовь переносит всё; она верит во всё, и терпит всё. Любовь никогда не кончается. Вера, надежда и любовь вечны, но любовь — самая великая из них».
Чарльз МейджорВ РАСЦВЕТЕ РЫЦАРСТВА
У нас, Каскоденов, много родовой гордости. Конечно, многим людям это может показаться лишь пустым тщеславием, ну, да ведь так смотрят на вещи обыкновенно те, у кого нет в роду достойных гордости предков. Каскодены имеют право обладать родовой гордостью, потому что знают наверняка, кто и чем были их предки. Мы ведь ведём свой род по прямой мужской линии от времён самого Вильгельма Завоевателя[17]. В этом роду было четырнадцать баронов (этот титул отпал вместе со смертью Карла I), двенадцать рыцарей ордена Подвязки и сорок семь рыцарей ордена Бани и других. Один из Каскоденов отличился в боях при великом нормандце и получил в награду богатые английские поместья, а сверх того и красавицу-саксонку в жёны. Один из Каскоденов был сенешалом при Вильгельме Рыжем, другой принадлежал к числу тех храбрых баронов, которые вынудили у Иоанна Безземельного[18] великую хартию свободы, третий играл выдающуюся роль в совете Генриха V. Точно так же большую роль играл Аджолика Каскоден в качестве члена парламента слабоголовых.
В эпоху Эдуарда IV[19] один из Каскоденов опустился до ремесла, хотя это и было ремесло самого почтенного и почётного сорта. Он был ювелиром, а ведь этот цех, как известно, принадлежал к гильдии банкиров и давал возможность народу, королю и дворянству разделываться со своими деньжатами. Из заслуживающих доверия источников мы подчерпываем известие о скандале, разыгравшемся из-за интрижки короля Эдуарда с женой ювелира. Отсюда мы может усмотреть, что Каскодены в мещанстве остались верны дворянским традициям своей семьи неизменно греться в лучах благоволения государя.
Этот Каскоден-ремесленник был достаточно хитёр, чтобы превратить в источник дохода то, что другие сочли бы несчастьем. Он не мог помешать королю расточать улыбки его красавице-жене, зато мог перечеканить эти улыбки в звонкую монету. Так со здравым смыслом и поступил Каскоден, оставив зато своему наследнику блестящее состояние, которого хватило до четырнадцатого поколения. Как редко подобные состояния переживают даже второе поколение! События, о которых будет идти речь далее, разыгрались тогда, когда состояние было ещё во владении третьего поколения.
У Каскоденов уже давно утвердился обычай записывать все выдающиеся события своей личной жизни и окружавшего их общества. Конечно, эти воспоминания никогда не опубликовывались нами, потому что нельзя же отдавать свои семейные тайны в жертву общественному любопытству. Однако нет ни малейших оснований замалчивать такие эпизоды, которые отнюдь не заключали в себе семейных тайн Каскоденов и никоим образом не могли задеть нашу фамильную честь. Вот почему я решил опубликовать отрывки из этих воспоминаний. Из записок моего предка и тёзки, сэра Эдвина Каскодена, внука ювелира и танцмейстера при дворе Генриха VIII, я выбрал для начала историю Чарльза Брендона и Марии Тюдор.
Предоставим же теперь слово самому сэру Эдвину!
Глава I. Дуэль
Это было весной 1509 года, когда Его Величество король Генрих VIII взошёл на трон Англии и предложил мне занять почётный пост руководителя королевскими развлечениями при своём пышном дворе.
С этой должностью почти или, вернее, вовсе, не было связано никакого вознаграждения, но благодаря дедушке-ювелиру я был обеспечен крупным состоянием и мог не заботиться об этой стороне вопроса: я с восторгом довольствовался почётностью своей должности. Это назначение давало мне возможность находиться в близком соприкосновении со всем королевским двором, не исключая и первых женщин страны, — самого лучшего общества для мужчины, так как женщины облагораживают его дух лучшими мыслями и пробуждают его сердце к чистейшим стремлениям. Это был пост, достойный любого дворянина в стране.
Я провёл четыре-пять лет на этом посту, когда пришло известие, что в Саффолке состоялась кровавая дуэль. Говорили, что в поединке уцелел только один из четырёх дуэлянтов. В сущности, уцелели двое, но состояние одного из них было ужаснее смерти.
Первым из уцелевших был сын сэра Уильяма Брендона, а вторым — некий сэр Адам Джадсон. Рассказывали, что юный Брендон и его старший брат, только что вернувшись с войны на материк, встретили в одном из ипсвичских кабачков сэра Джадсона, и тот выиграл у них значительную сумму денег. Несмотря на свою молодость — старшему брату было двадцать шесть лет, младшему, Чарльзу, двадцать четыре, — братья стяжали на войне большую славу и крупное состояние. Было слишком тяжело одним ударом проиграть в кости то, что досталось с таким трудом. Однако Брендоны были достаточно умны, чтобы с достоинством примириться с неудачей. Но вдруг однажды стало известно, что Джадсон попросту плутовал в игре. Брендоны подождали, пока им не удалось проверить это, а на следующее утро состоялась дуэль, следствием которой было столько несчастий.
Про этого Джадсона знали очень немного. Он был шотландским дворянином, слыл опаснейшим забиякой своего времени и любил хвастать, что, дравшись восемьдесят семь раз на дуэли, убил семьдесят пять противников. Сцепиться с ним — значило пойти на верную смерть.
Однако это не испугало Брендонов. Я передаю здесь историю дуэли в том виде, как узнал её впоследствии от Чарльза.
Джон, как старший брат, отстоял своё право драться первым. Братья отправились в назначенный час с отцом к месту поединка, где их уже ждал Джадсон с секундантами.
Было туманное мартовское утро. В самом начале боя стало ясно, что старший Брендон превосходит своего противника по силе и ловкости. Однако через несколько ударов клинок Джона согнулся и сломался по самую рукоятку. Джадсон со спокойной, злорадной, победоносной улыбкой нацелился прямо в сердце противника и пронзил его своей шпагой; не довольствуясь этим, в дикой кровожадности злодей ещё повертел клинком в ране!
Тогда сэр Уильям сейчас же обнажил оружие и стал на место павшего сына, чтобы отомстить за него. Но и его шпага сломалась при ударе, который должен был быть смертельным, и отец пал так же, как сын!
Теперь черёд пришёл юному Чарльзу. Бесстрашно глядя в глаза верной смерти, двинулся Чарльз на врага. Он отлично сознавал, что Джадсон слабее в бою, чем он, как был слабее его брата и отца, но рука этого человека несла смерть, несмотря ни на что!
Неудачный поворот Джадсона дал юному Брендону возможность нанести противнику смертельный удар, но и тут опять клинок согнулся, не проникнув вглубь. Только теперь оружие не сломалось, и Чарльз понял: у Джадсона под рубашкой была кольчуга!
Теперь Брендон был уверен в своей победе, он знал, что подлый убийца связан в своих движениях, и именно на этом построил свою дальнейшую тактику. Не нападая, ограничиваясь защитой, Чарльз стал ждать, когда противник устанет; тогда-то он сам отомстит за брата и отца и убьёт Дж