адсона, как ему заблагорассудится!
В самом деле, его противник начал дышать всё тяжелее и тяжелее, наносимые им удары слабели.
— Молодой человек! — воскликнул он. — Я хотел бы пощадить тебя! С меня уже довольно убитых членов твоей семьи! Вложи меч в ножны, мы помиримся!
Брендон ответил:
— Трус! Ты мёртв с той минуты, как твои силы ослабели! Если ты попытаешься бежать, я уложу тебя на месте, как собаку! Я не стану ломать оружие о твою кольчугу, а подожду, пока ты не упадёшь от истощения! Ну, нападай, собака!
Джадсон был бледен от усталости, и его хриплое дыхание прерывисто вырывалось из груди, когда он пытался увильнуть от ударов, немилосердно сыпавшихся на него. Наконец Брендону удалось ловко выбить у Джадсона оружие из рук. Джадсон сначала сделал попытку спастись бегством, затем снова повернулся к противнику и упал на колени, умоляя пощадить его жизнь.
Вместо ответа стальной клинок Брендона молнией прорезал воздух и рассёк остриём лицо Джадсона: глаза и нос. Этим шотландец был ослеплён и обезображен на всю жизнь; смерть в сравнении с такой местью была бы милосердием!
Эта дуэль наделала много шуму во всём королевстве, потому что слава Джадсона как дуэлянта была хорошо известна. Поэтому при дворе много говорили об этом происшествии, и таким образом Чарльз Брендон стал сразу предметом оживлённых толков. Интерес к нему возрос ещё более, когда лучшие рыцари, вернувшиеся с войны, стали превозносить его отвагу и искусство.
У Чарльза был при дворе дядя, сэр Томас Брендон, шталмейстер короля. Сэр Томас счёл момент удобным, чтобы представить племянника ко двору. Генрих дал своё согласие, и Чарльз Брендон, ведомый десницей судьбы, прибыл в Лондон.
Глава II. Как Брендон прибыл ко двору
Мы все были уверены, что юный Брендон скоро добьётся благоволения короля. Какие отличия и почести могли ожидать героя, нельзя было представить себе заранее, так как, широко пользуясь неограниченностью своей власти, король раздавал чины и должности, как ему заблагорассудится. Бывало, король, придя в восхищение от мускулатуры простого солдата, оказывал ему честь, избирая его своим товарищем по турнирному бою. Остроумие и находчивость Генрих VIII тоже чрезвычайно ценил, и счастливчик, одарённый этими качествами, получал выдающуюся придворную должность, удерживавшую его в непосредственной близости к королю. Я тоже был одарён природным остроумием и потому могу льстить себя надеждой, что в кругу королевских собутыльников был не последним.
Король благоволил ко мне по разным причинам. Во-первых, я не брал ни полушки из его кассы; во-вторых, отличался хорошими манерами, которые — смею утверждать это, не боясь показаться хвастуном, — были гораздо тоньше и приятнее, чем у большинства английского общества того времени.
Столица Франции была центром образованности и воспитанности, и я поставил себе за правило ежегодно проводить там несколько недель. Этому-то я и обязан своей придворной должности. Правда, король был очень привязан к моему брату, баронету, но последний никогда не мог простить мне, что отец обеспечил мне изрядный доход, а не завещал всего состояния целиком перворождённому. Я был мал ростом и не мог мериться с рослыми мужами в воинских игрищах. Зато — говорю об этом совершенно открыто, да и кто не стал бы хвалиться этим? — на мою долю доставалась не одна сладкая улыбка, не один пламенный взгляд красавицы, по которой тщетно страдал иной прославленный турнирный боец.
О прибытии Брендона в Лондон мне стало известно не сразу. В то время мы все находились в Гринвиче, тогда как король ссорился в Вестминстере с парламентом, заседавшим по вопросу об ассигнованиях на новые субсидии.
Принцесса Мэри, любимая сестра короля, гостила в Виндзоре у своей сестры Маргариты Шотландской. В то время ей было восемнадцать лет, и она как раз собиралась развернуться из очаровательнейшего бутона в дивный цветок.
В дни, когда Брендон был представлен королю, произошёл турнир, устроенный Генрихом в ознаменование одного из парламентских постановлений, благоприятных для его королевских финансов. Король приготовил для этого турнира специальный сюрприз.
На турнир была приглашена королева со своими дамами, да и принцесса Мэри должна была прибыть из Виндзора, чтобы затем отправиться с королём и всем двором в Гринвич.
Не могу не привести здесь описание этого турнира, запечатлённого всеми летописцами того времени.
В назначенный день королева со своими дамами отправилась на турнирный плац. Послышались звуки фанфар и появилось большое количество рыцарей и дворян, одетых в драгоценные парчовые и пурпурные одеяния, усеянные драгоценными камнями, и ведущих на поводу богато осёдланных коней. За ними следовали оруженосцы в кирпично-красном и жёлтом шёлке в ярко-красных чулках и жёлтых шапочках. Затем появился король под балдахином из золота и расшитого пурпуром бархата. За ним следовали три боевых сотоварища короля, каждый тоже под балдахином. За балдахинами ехали двенадцать пажей в разноцветных костюмах; чепраки их коней были богато расшиты шелками в цвет одеяния пажей.
Когда все они собрались на турнирном плацу, на арену выехал неизвестный рыцарь в развевающемся одеянии из пурпурного атласа. С глубоким поклоном рыцарь передал королеве прошение, в котором молил о милостивом разрешении принять участие в турнире в её честь. Его просьба была милостиво удовлетворена. Тогда рыцарь скинул свой плащ и оказался в полном боевом снаряжении. Раздались призывы герольдов, и вскоре земля задрожала под копытами лошадей. Было бы трудно перечислить все военные игрища, совершенные в этот день. Король был в великолепном расположении духа. Как он, так и неизвестный рыцарь стяжали первые призы этого дня.
Так повествует об этом турнире летописец.
Когда королева дала неизвестному разрешение биться в её честь и он дал шпоры своему коню, на дамских местах раздались громкие аплодисменты, так как даже блестящее появление на арене самого короля не могло затмить прекрасный вид и благородную осанку неизвестного. Волосы рыцаря ниспадали тёмными волнистыми прядями на плечи, как в то время было в моде во Франции. Его глаза были тёмно-синие, а лицо, хоть и обветренное и загорелое, могло вызвать зависть любой девушки своей нежностью. Он не носил бороды, и его благородный профиль с изящно очерченным носом свидетельствовал о кротости, доброте, храбрости и силе.
Я стоял около королевы, и она сказала мне:
— Кто этот прекрасный незнакомец, так изящно просивший наше разрешение на бой?
— Не могу сообщить Вашему Величеству никаких сведений. Я тоже вижу его в первый раз, и мне кажется, что это прекраснейший рыцарь, какого я когда-либо встречал!
— Это бесспорно так! — ответила королева. — Нам очень хотелось бы познакомиться с ним. Что скажут на это мои дамы?
Ответом королеве был общий ропот одобрения. Обещав сообщить после турнира всё, что мне удастся узнать относительно неизвестного рыцаря, я удалился.
Принцессу Мэри тоже заинтересовал этот рыцарь, и она обратилась ко мне за сведениями. Когда же я не смог дать ей таковые, она спросила короля:
— Братец, скажи, кто твой новый боевой товарищ?
— Это — секрет, красавица-сестрёнка! — пошутил Генрих. — Но ты без сомнения скоро всё разузнаешь и уж наверное влюбишься в него! Императоры и короли тщетно добивались твоего благоволения, а если я был их ходатаем, то недоступная крошка отказывала во что бы то ни стало! Неизвестный рыцарь, способный возбудить королевское любопытство, необыкновенно вырастет в твоих глазах. Но берегись!
— А разве неизвестный кажется тебе неподходящим? — спросила Мэри с лукавой улыбкой и сверкающими глазёнками.
— Разумеется, нет! — ответил король.
— Ну, тогда я сейчас же влюблюсь в него! Мне даже кажется, что я уже начинаю любить его!
— О, в этом я не сомневался ни минуты! Если бы я предназначил его для тебя, то, будь он самим Аполлоном, ты всё-таки не захотела бы его!
— Не соблаговолите ли вы сказать мне по крайней мере, какого он звания? — продолжала Мэри поддразнивающим тоном.
— Да никакого! Это простой солдат без титула, даже не рыцарь, по крайней мере не английский. Кажется, он принадлежит к какому-то испанскому или немецкому рыцарскому ордену!
— Не герцог, не граф, даже не барон и не рыцарь? — улыбаясь, промолвила принцесса. — Теперь он и в самом деле начинает интересовать меня!
— Похоже на то. Но оставь меня в покое!
— Примет он сегодня вечером участие в танцах?
— Ну конечно, нет! — ответил король.
Празднество кончилось банкетом и танцами.
На следующее утро все мы, кроме принцессы Мэри, отправились в Гринвич. Через день после этого я вернулся в Лондон и навестил канцлера Уолси, чтобы взять у него для чтения одну книгу. Там мистер Кавендиш, секретарь канцлера, представил мне прекрасного незнакомца, который оказался Чарльзом Брендоном, героем кровавой дуэли в Саффолке. По нежному виду юноши трудно было бы предположить в нём такого героя, если бы пламенный взгляд не выдавал, что в его душе отвага и храбрость царили наряду с кротостью.
Мы оба сразу почувствовали какое-то родство душ, верное предвестие истинной дружбы. Общность вкусов, среди которых была любовь к чтению, образовала между нами особенно сильную духовную связь, быстро сделав нас друзьями. И Брендон тоже пришёл к Кавендишу затем, чтобы выбрать в его богатой библиотеке несколько книг и взять их на время с собой в Гринвич.
Прибыв туда, мы разыскали дядю Брендона, шталмейстера. Тот пригласил племянника поселиться у него, однако Чарльз предпочёл стать моим гостем.
На следующий день Брендон был назначен капитаном королевской гвардии и ему надлежало быть всегда наготове, чтобы принять приказания своего царственного повелителя, а следовательно, жить в замке. Чарльз постарался устроиться так, чтобы быть моим соседом. Наши спальни выходили в третью, которую мы употребляли в качестве общей приёмной.
Здесь мы проводили часы нашего досуга за приятной болтовнёй и перечитыванием вслух лучших мест из наших книг. Мы говорили обо всём, что волновало наши сердца, и делились всеми секретами и тайными мечтами. Так, Брендон доверил мне свою мечту добыть столько денег, чтобы можно было освободить отцовское имение от долгов. Всё движимое имущество Чарльз предоставил своим младшим сёстрам, так как для раздела оно казалось слишком ничтожным. Он хотел лишь выполнить эту задачу и потом направиться через море в Новую Испанию