— Боюсь, что вам лучше стать снова злой, позвольте честно предупредить вас! — сурово заметил Брендон, чувствовавший, что все его силы тают.
Не обращая внимания на это предупреждение, Мэри продолжала после краткой паузы:
— Теперь мы переменились ролями. Обидчиком стали вы!
— Обидчиком? О, вы просто не хотите признать, что я руководствуюсь лучшими намерениями! Во всяком случае, для меня было бы лучше очутиться на противоположном конце земли!
— Вот относительно этого я как раз и хотела спросить вас. Джейн говорила мне, что вы собираетесь уехать в Новую Испанию?
Мэри умышленно поспешила переменить разговор, так как сама начала чувствовать, какой опасный оборот принимает он. В то время принцесса Мэри считалась бесспорной наследницей английского трона, так как брак Генриха VIII оставался бездетным[23]. Следовательно, как бы пламенны ни были её чувства к Брендону, Мэри была достаточно разумна, чтобы понимать, что дело не должно, не может дойти у них до объяснения в любви. И всё-таки она не могла побороть в себе страсть быть с Чарльзом, слышать его голос. Было так восхитительно находиться у самого края бездны сладчайшей радости и блаженства, но через этот край она не смела переступить! Кто была она и кто — он? Мэри лучше всякого другого сознавала разделявшую их пропасть.
Брендон ответил на вопрос принцессы:
— Я ещё не знаю точно, уеду ли я. Я предложил свои услуги кораблю, который отплывает недели через три из Бристоля, и мне кажется, что уехать следует.
— О, в самом деле? Вы это серьёзно? — Мэри почувствовала болезненный укол в сердце, но в то же время не могла не испытать некоторого облегчения при мысли, что решение Брендона избавит её от искушения.
— Мне кажется, сомневаться в серьёзности моего намерения нельзя, — ответил Брендон. — Я охотно остался бы в Англии, пока не будет погашен долг, лежащий на отцовском наследстве, чтобы последнее могло быть обеспечено моим братьям и сёстрам. Но я должен ехать и надеюсь добыть там, в Новом Свете, денег.
Мэри кинула на Брендона сверкающий взор и спросила:
— А как велики эти долги? Позвольте мне дать вам эти деньги, у меня их больше, чем надо. Скажите мне, сколько нужно, возьмите у меня деньги. Ну, говорите скорее!
— Вот оно! Вы опять — сама доброта! Искренне благодарю вас! — Говоря это, Брендон так посмотрел Мэри в глаза, что она не могла ни секунды вынести его взор. Опять положение начало становиться опасным, но, быстро овладев собой, Брендон продолжал в шутливом тоне: — Значит, вы хотите заплатить долги моего отца, чтобы у меня не было больше предлога оставаться здесь? Пожалуй, в сущности вы вовсе не так уж добры!
— Нет, нет, вы сами это отлично знаете! Но всё-таки позвольте мне заплатить долги! Сколько? Сейчас же скажите мне, приказываю вам!
— Нет, леди Мэри, я не могу!
— Пожалуйста, скажите! Если я не смею приказывать, то должна просить, и теперь я знаю, что вы это сделаете. Ведь не заставите же вы меня вторично просить?
Мэри подсела поближе к Чарльзу и заискивающе положила на его руку свою. Следуя непреодолимому влечению, Чарльз взял её руку, поднёс к своим губам и запечатлел на ней долгий пламенный поцелуй, в смысле которого она не могла ошибиться.
Мэри испугалась, и на короткий миг принцесса снова взяла в ней верх.
— Мастер Брендон! — крикнула она и отдёрнула руку.
Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Он ничего не ответил. Отвернувшись, он смотрел из окна на реку.
Так сидели они оба в молчании.
Мэри поняла, что означало то почтительное движение, с которым Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Некоторое время она смотрела на него ласковым взором, затем подняла руку, вложила её в руку Чарльза и тихо сказала:
— Вот она, если вы хотите её!
— Хочу?
О, это было уже чересчур! Теперь Брендону уже было мало руки, он должен был иметь всё, всё! Поэтому он вдруг схватил принцессу в свои объятия с такой необузданностью, что она испугалась.
— Прошу вас, оставьте меня! Не теперь, сжальтесь, Чарльз… о, не надо… не надо… Матерь Божия, прости мне!
Но тут женская стыдливость Мэри уступила бурному натиску его страсти, она упала к нему на грудь, обвила своими белыми руками Чарльза за шею и стала целовать его. Высокорожденная, знатная принцесса платила слепому Амуру ту же подать, что и самые простые девушки из народа, словно вовсе не кровь пятидесяти королей сделала её губы такими красными и сладкими!
Брендон держал некоторое время девушку в своих объятиях, а затем упал перед ней на колени и спрятал лицо в складках её платья.
— Да поможет мне Небо! — воскликнул он.
Мэри провела рукой по его волосам, ласково откинула волосы с его лба и нежно шепнула:
— Да поможет Небо нам обоим, потому что я люблю вас!
Чарльз вскочил и бросился вон с криком:
— Пустите, пустите меня… молю вас!
Мэри последовала за ним до двери. Когда Чарльз обернулся, то увидел, что она стояла, закрыв лицо руками.
Брендон вернулся и сказал:
— О, я не хотел заводить это так далеко, и если бы вы сами не подтолкнули меня, то никогда… — но тут Чарльз вдруг вспомнил, с каким презрением относился он всегда к Адаму за то, что тот старался свалить всю вину на Еву, и продолжал: — Нет, это неправда! Тут виноват я один! Я должен был уже давно уехать.
Взор Мэри был прикован к полу, слёзы неудержимо лились из её глаз по разгорячённым поцелуями щекам.
— Никто здесь не виноват, ни вы, ни я, — пробормотала она.
— Нет, нет, тут нет вины, это — судьба. Я не таков, как другие мужчины; я никогда не смогу пережить это!
— О, я слишком хорошо знаю, что вы не похожи на остальных мужчин. Да ведь и я… тоже… не похожа на других девушек?
— О, ещё бы! Нет более такой женщины во всём огромном, необъятном свете.
И они снова упали в объятия друг друга.
Так прошло несколько мгновений. Наконец, опустив глаза, Мэри задумалась, и Брендон, слишком хорошо зная выражение её лица, сразу понял, что она чем-то недовольна.
— Вы хотите сказать что-то? — сказал он.
— Я — нет! — ответила она тихо.
— Значит, это я должен сказать что-то?
Мэри медленно кивнула головой и сказала:
— Да.
— Что же это такое? Объясните мне, и я скажу то, что нужно.
— Разве вам не понравилось слышать от меня, что я… вас… люблю?
— О, вы сами знаете! Но… но… вы хотите слышать это и от меня также?
Мэри быстро кивнула несколько раз головой, и при этом её длинные чёрные ресницы приподнялись, и из-под них сверкнула пара блестевших страстью глаз.
— Этого совершенно не нужно, — произнёс Брендон, — но я слишком охотно скажу вам: «Я люблю вас!»
Мэри прижалась к Чарльзу и спрятала лицо у него на груди.
— Ну, я сказал. А где награда? — спросил он.
Прекрасное лицо принцессы обернулось к нему, и посыпалась награда за наградой.
— Но это хуже, чем безумие! — крикнул наконец Брендон, почти грубо отталкивая от себя девушку. — Мы ведь никогда, никогда не можем принадлежать друг другу!
— Нет, — ответила Мэри, с отчаянием тряхнув головой, тогда как слёзы снова брызнули из её глаз, — нет, никогда!
Упав на колени, Чарльз ещё раз приник к её рукам, а затем вскочил и сломя голову кинулся к двери. Слова Мэри ещё раз наглядно показали ему непроходимую пропасть, которая сверху казалась ещё глубже, чем снизу. Тут оставалось одно: спасаться бегством!
Вернувшись в свою комнату, Чарльз принялся метаться взад и вперёд в страшном волнении.
— Дурак, дурак! — вопил он. — К чему я взвалил себе на всю жизнь такую смертную муку? К чему я прибыл к этому двору? О, Боже, сжалься надо мной, сжалься надо мной! — и Брендон кинулся на свою кровать, закрыв лицо руками.
Брендон боролся с собой, стараясь внушить себе твёрдое решение немедленно уехать в Бристоль, чтобы там дождаться отплытия судна. Быть может, в Новой Испании ему будет суждено хоть отчасти возродиться к радостям жизни!
К сожалению, Чарльз не мог исполнить это намерение из-за турнира в Ричмонде, где ему непременно надо было присутствовать. Тем не менее он не хотел выходить из своей комнаты, чтобы не видеться с девушкой, сводившей его с ума. Ему казалось, что будет гораздо лучше и умнее уехать, не простившись с ней.
«Если я ещё раз увижу её, то пойду на убийство, даже если это будет только самоубийство!» — сказал он себе.
Я слышал, как всю ночь напролёт он метался на кровати, а утром он был бледен и имел очень несчастный вид. Его решение уехать, не видевшись с Мэри, было теперь крепче, чем когда-либо. Однако Провидение и судьба решили иначе.
Глава VIII. Опасности квартала Биллингсгейт
Сначала Мэри вздыхала, не видя Брендона, потом начала плакать, а в конце концов стала раздражаться. Правда, рассудок подсказывал ей, что так будет лучше, но страстное желание видеть Брендона становилось всё настоятельнее. Даже сознание разделявшей их пропасти притупилось у неё, и, как справедливо говорила Джейн, неудовлетворённое желание Мэри стало мукой для окружавших её лиц.
Вечером третьего дня Мэри послала за Брендоном, но Чарльз ответил коротенькой запиской, что не может и не хочет прийти. Он знал, что стоит ему ещё раз увидеть Мэри, и он не уедет в Новую Испанию, а останется в Англии, чтобы безнадёжно любить и в результате сложить свою голову на плахе. Уже теперь ему нужно было призывать всю свою силу воли, чтобы не отказаться от плана отправиться за море. Брендон был на границе предела самообладания и, умея разбираться в самом себе, отдавал себе отчёт в том, что не следует делать.
Зато принцесса Мэри, никогда не занимавшаяся мудрым самопознанием, не могла оценить мотивы Брендона и пришла в необузданную ярость от его ответа. Злоба и уязвлённое самолюбие заслонили в этот момент всю её любовь: она непрестанно твердила себе: «Я ненавижу этого негодяя! О, стоит только мне вспомнить, как далеко я зашла!» — и при этом слёзы раскаяния и стыда градом катились у неё.