Увидев Чарльза и Мэри, капитан подошёл к ним.
— Надеюсь, что вашему лордству стало лучше? — спросил он, а затем, пытливо осмотрев Мэри с ног до головы, прибавил: — Но я нахожу, что вы — само здоровье! Сколько вам лет?
— Четырнадцать! — поспешно ответила Мэри.
— Четырнадцать? — повторил Бредхерст. — Ну, так мне кажется, что вы прольёте немного крови. Вы больше похожи на хорошенькую девчонку, чем на воина!
Общество, находившееся на палубе и состоявшее из профессиональных искателей приключений, расхохоталось от этих слов капитана. Большинство уже успело порядком напиться, и Мэри было не по себе под наглыми, пытливыми взорами.
Вдруг один из них подошёл к Мэри и со скабрёзным замечанием ударил её по плечу так, что девушка упала на колени. Брендон кинулся на оскорбителя, схватил его за шиворот и столкнул с лестницы. Но в это время какой-то пьяница крикнул: «Да ведь это — девчонка!» — и, прежде чем Брендон мог помешать ему, схватил Мэри за камзол и одним движением оторвал рукав. Он взмахнул над головой своим трофеем, но в тот же момент этот трофей упал на палубу вместе с рукой, отсечённой Брендоном по локоть.
Несколько приятелей раненого кинулось на Чарльза. Мэри разразилась рыданиями, и тем самым окончательно выдала себя.
Поднялся ожесточённый рукопашный бой, в котором многие приняли сторону Брендона. Но капитан быстро положил конец свалке и увёл Брендона с Мэри в свою каюту для допроса. Там, разразившись проклятиями, он крикнул:
— Вполне очевидно, что вы привели на борт переодетую девчонку, ну, так и будьте готовы убраться с ней восвояси! Посмотрите сами, что вы наделали за те несколько минут, которые пробыли на палубе! Да ведь наш корабль погиб бы ещё раньше, чем успел добрался до конца канала!
— Я не виновата, — всхлипывая, ответила Мэри, — я ничего не сделала. Но эти бестии, — крикнула она, сверкая глазами, — поплатятся мне за это! Они меня ещё попомнят! Или, по-вашему, капитан Брендон не должен был заступиться, когда этот негодяй оторвал у меня рукав?
— Капитан Брендон, говорите вы? — воскликнул Бредхерст и тотчас обнажил голову.
— Да, — ответил тот, — я по важным причинам записался под ненастоящим именем, и вы, конечно, не откажетесь сохранить мою тайну!
— Если не ошибаюсь, вы — сэр Чарльз Брендон, друг короля?
— Да.
— Тогда я должен просить у вас извинения за тот приём, который вы у нас встретили. Для меня было бы крайне важно, чтобы с нами отправился такой испытанный, храбрый рыцарь, как Чарльз Брендон, и я надеюсь, что сцена на палубе не отпугнёт вас. Что же касается этой дамы, то её мы никак не можем оставить. Не говоря уже о том, что женщина всегда приносит несчастье, из-за неё взбунтуются все мои матросы!
Брендон понял, что их предприятие с позором провалилось. Он накинул Мэри на плечи плащ, и они сошли с корабля, провожаемые криками и шутливыми возгласами команды. Что за положение для принцессы крови!
С корабля вся эта история перекинулась в гавань и вскоре стала известна также и в гостинице, куда отправились Брендон и Мэри и куда Бредхерст послал их багаж вместе с честно возвращённой платой за проезд.
Мэри снова оделась в женское платье и позвала к себе в комнату Брендона. Когда он явился, она, заперев дверь, положила ему свою голову на грудь и прошептала:
— Когда мы уезжали с корабля, я думала, что достигла вершины горя и несчастья. Но теперь я нашла, что для меня возможно и ещё большее горе, которое я не смогу вынести!
— Что же угнетает тебя? — спросил Брендон.
— О, я подумала о том ненавистном браке и о том, что я потеряю тебя, а затем… я подумала, что и ты… когда-нибудь… можешь назвать своей другую. Я готова умереть от одной мысли об этом, и ты должен поклясться мне…
— Я охотно готов поклясться тебе, что никогда не назову своей другую женщину, — ответил Брендон, обнимая принцессу. — Во всём мире для меня существует только одна.
Мэри стала на цыпочки и протянула Чарльзу губы для поцелуя, сказав:
— Даю тебе то же самое обещание! Как страдал ты, должно быть, при мысли, что я выйду замуж за другого!
Брендон не проронил ни слова о своей уверенности, что теперь ему уже не миновать плахи. Конечно, он мог бы убежать из Англии на судне «Королевский слуга», потому что вскоре после того, как они сошли с корабля, задул ветер, и из окон гостиницы они могли видеть скрывавшиеся вдали паруса. Но Брендон не мог покинуть Мэри в таком положении и твёрдо решил проводить её обратно в Лондон.
Глава XVIII. Тауэр
В полночь того же дня гостиницу окружил отряд вооружённых людей, которые арестовали Брендона и отвезли его в Лондон — прямо в Тауэр. Мэри узнала обо всём только на следующее утро, когда ей сообщили о повелении короля вернуться в Гринвич.
Теперь с Брендоном уже не церемонились. Приговор к смертной казни был подписан королём, палач уже точил свой топор, а Мэри даже не подозревала об этом.
Вечером следующего дня, после прибытия принцессы в Гринвич, её позвали к королю. Генрих сидел с Лонгвилем и некоторыми придворными за карточной игрой. Мэри была встречена пытливыми взорами всех присутствующих. Но здесь она была у себя дома, здесь уже ничей взор не мог смутить её, а потому, не обращая ни на кого внимания, она прямо направилась к королю.
Генрих избавил её от труда говорить первой. Он был сильно раздражён и встретил сестру словами:
— Как, бессовестная потаскушка? Ты решаешься, как ни в чём не бывало, показаться мне на глаза?
Мэри была оскорблена в самых светлых чувствах.
— Замолчи! — крикнула она с пылающим взором и подошла вплотную к королю, так что тот вынужден был отшатнуться от разгневанной сестры. — Ты оскорбляешь меня и хочешь, чтобы я видела в тебе брата? Да ведь существуют слова, за которые даже мать может возненавидеть своего первенца, и ты сказал одно из них! Скажи, чем я заслужила такое обращение? Я ждала, что ты заговоришь о моём непослушании, но, несмотря на то, что в последнее время я и потеряла всякую веру в тебя, как в короля и человека, надеялась, что в тебе найдётся хоть искра братских чувств.
Это больно задело Генриха, потому что в это время уже начали открыто говорить, что он передал Уолси все государственные дела, а сам проводит время в забавах.
— Да разве бегство в мужском платье, шатание по гостиницам в обществе простого капитана гвардии не оправдывает и не подтверждает моих обвинений? — крикнул он, но тотчас же по искреннему удивлению сестры понял сам свою неправоту.
Одно мгновение в комнате царила глубокая тишина, а затем раздался голос принцессы:
— Конечно, весьма возможно, что необдуманный шаг может стоить мне доброго имени, но я невиновна и не сделала ничего дурного. А если вы мне не верите, то спросите Брендона!
Услышав это, король разразился громким хохотом, который был, разумеется, подхвачен также всеми придворными.
— Смейтесь, сколько хотите, но Брендон не солгал бы даже за твою королевскую корону, брат! — крикнула Мэри. — А много ли среди всей этой челяди, смеющейся лишь потому, что смеётся король, найдётся таких людей, о которых можно сказать то же самое?
Генрих знал, что Мэри права, и насмешливо посмотрел на придворных.
Между тем принцесса продолжала:
— Я говорю сущую правду. Моё доверие к Брендону было так глубоко, что мне даже и в голову не приходила мысль о позоре. Я знала, что он любит и уважает меня, я доверилась ему и не обманулась в своём доверии! — Затем, опустив глаза, она прибавила: — В одном отношении ты, пожалуй, прав: меня спасла его порядочность, а не моя собственная!
— Послезавтра в Тауэр-хиле мы публично объявим ему свою благодарность за это! — сказал король с присущей ему осторожностью и нежностью чувств, объявляя сестре о предстоящей казни Брендона.
— Как? — крикнула Мэри с выражением несказанного ужаса во взоре. — Чарльза Брендона… вы… его убьют?
— По-видимому, так, — ответил Генрих. — Насколько мне известно, после четвертования и отделения головы от туловища человек редко выживает! Послезавтра мы возьмём тебя с собой в Лондон, и ты сама убедишься в этом!
Мэри пыталась сказать что-то, но долго слова не шли у неё из горла. Наконец она промолвила:
— Вы не посмеете убить его, он невиновен! Выгони всю эту челядь за дверь, и я скажу тебе всё.
Король приказал, чтобы все, за исключением Уолси, Джейн и меня, вышли из комнаты. Тогда Мэри сказала:
— Брат Генрих, этот человек невиновен ни в чём, я одна виновата… виновата в том, что он полюбил меня, виновата, что он хотел убежать со мной. С первого взгляда в моём сердце загорелось такое мощное влечение к Брендону, которое я не могла победить. Брендон честно боролся, старался отрезвить, охладить меня, однако я завлекала его всё дальше и дальше. Он любил, но, сознавая отделявшую нас пропасть, отталкивал меня. Однажды он даже прогнал меня. О, теперь я знаю, как дорого стоила ему эта напускная суровость! Но я ничего не могла поделать с собой, и однажды, застав Брендона в читальне, сама бросилась к нему на шею и объяснилась в любви. Когда он был освобождён из Ньюгейта, я опять тайно отправилась к нему и снова, как нищенка подаяния, стала вымаливать его любовь! Он хотел тайно сбежать от меня в Новую Испанию, я же уговорила его взять меня с собой. Мне пришлось долго молить его об этом, пока он не согласился. Но скажи мне, Генрих, найдётся ли ещё один человек на свете, который смог бы так долго отвергать мою любовь?
— Нет, такого не найдётся, клянусь Небом! — воскликнул Уолси, который был очень расположен к Брендону и готов был спасти ему жизнь, лишь бы только Чарльз не мешал его политическим планам.
— Ты вела себя очень глупо, — произнёс Генрих, несколько смягчённый. — Ты оказала неповиновение своему брату и королю, поставила на карту своё доброе имя и, по всей вероятности, ещё вызовешь недоразумение между Францией и Англией. Если Людовик после всего случившегося не пожелает взять тебя в жёны, мне придётся оружием заставить его сделать это. Но не странно ли, что Брендон мог возыметь на тебя такое влияние? Уолси, здесь, наверное, дело не обошлось без колдовства!