Сталик понимал, что перешёл границы дозволенного, и теперь власти города не успокоятся, пока не вобьют осиновый кол в самое сердце его любимого детища. Он пытался бороться, но все заказные статьи и проплаченные телевизионные дебаты успеха не имели, и общество к дальнейшей судьбе крупнейшего рынка осталось равнодушным. И только китайское посольство дипломатично, но недвусмысленно выразило озабоченность в связи с планируемой ликвидацией «Черемизы».
– Я их понимаю, – сказал мэр Москвы в приватной беседе с Президентом. – Надо же куда-то девать несколько тысяч незаконных китайских эмигрантов.
– Получается, что это и наша проблема, – заметил Президент. – Как только мы снесём «Черемизовский», они разбегутся по всей Москве, и вылавливать их поодиночке будет сложнее. Брать их надо сейчас, пока сосредоточены в одном месте.
– Брать и депортировать! – уточнил мэр. – Хотя депортация и влетит бюджету города в копеечку, другого выхода я не вижу.
– Не прибедняйся! – нахмурился Президент. – Ты кто? Мэр Москвы или дотационного уральского городка? Деньги изыщешь, сколько потребуется, и всех, кто не имеет регистрации, отправишь назад, в Поднебесную!
– Сделаем, – склонил голову мэр.
С этого момента судьба «Черемизовского рынка» была решена.
Казалось бы, какое отношение я, офицер ФСБ, имею к ликвидации вещевого рынка? Ответ напрашивается сам собой: да никакого!
Это головная боль городских властей и московской полиции, потому как тронуть «Черемизу» в её нынешнем статусе было всё равно, что разворошить осиное гнездо: крика и жалоб много, а практической пользы мало, и при этом из всех щелей разорённого рынка полезет криминальный элемент.
Однако профессиональное чутьё подсказывало, что именно в такой «мутной водице» передела собственности можно поймать ценную информацию.
Утром следующего дня мне позвонили из секретариата и попросили зайти для ознакомления с приказом.
– С каким ещё приказом? – раздражённо переспросил я.
– С приказом о командировке, – ровным голосом ответила секретарь и отключила связь. Я послушал короткие телефонные гудки и понял, что большего не добьюсь, и придётся ехать на Лубянку, хотя утро этого дня я планировал начать с посещения «Черемизы». Что именно я там рассчитывал найти, и сам не знал, просто следовал на поводу интуиции, как слепец за поводырём.
В секретариате симпатичная курносая девушка в форме с погонами старшего лейтенанта передала мне приказ с грифом «Секретно».
– Интересно, почему в секретариате любой организации, как правило, работают очень симпатичные девушки, а некрасивых начальство «прячет» куда-нибудь на склад или в архив? – задался я чисто риторическим вопросом, искоса наблюдая за курносым старшим лейтенантом.
– Не стойте здесь с секретным документом, – вежливо, но строго сказала мне секретарь, и при этом её нежные, как спелый персик, щёчки почему-то порозовели. – Пройдите в комнату исполнителей, – добавила она уже тише и не так строго.
В ответ я кивнул, но не удержался и позволил себе небольшую вольность: мой взгляд упёрся чуть выше переносицы секретаря, отчего у последней создалось стойкое ощущение, что я смотрю ей прямо в зрачки. Это был старый приём, которому меня научили старшие товарищи в пору лейтенантской юности. Девушка смутилась и окончательно покраснела, а я, довольный собой, отправился в комнату исполнителей.
Приказ был исполнен на двух листах и являл собой образец казённого документа, изобилующего глаголами повелительного наклонения и категоричностью формулировок. Я дважды прочитал текст, но кроме того, что мне необходимо срочно выехать в Питер, ничего не понял.
– Владимир Афанасьевич, что я буду делать в Петербурге? – тактично, пытаясь скрыть раздражение, задал я вопрос по телефону своему начальнику Баринову.
– Работать! – лаконично проскрипел тот в ответ.
– Как работать?
– Активно! Что Вам, полковник, непонятно? В приказе ясно сказано, что в Петербург Вы должны убыть для проведения оперативных мероприятий в соответствие с планом операции «Таненбаум»!
– А нельзя ли с этого момента подробнее?
– Нельзя! По приезду в Ленинград, то есть в Петербург, зайдёте в Управление, к полковнику Семёнову, он Вас и введёт в курс дела. Ещё вопросы имеются?
– А как быть с лидером Объединённой оппозиции?
– Что именно Вас в нём смущает?
– Да меня лично он не смущает, меня ситуация настораживает! Я ещё не всё его окружение проверил, да и Черемизовским рынком заняться не мешало бы.
– Вы, Каледин, пытаетесь объять необъятное! Официально проверку Черемизовского рынка я Вам не поручал. Остальное пусть Вас не волнует! Оформляйте командировочные документы и завтра утром Вы должны быть в кабинете Семёнова!
Я сделал глубокий вдох, потом максимальный выдох и, учитывая дефицит времени на подготовку, рысью понёсся по кабинетам оформлять командировочные документы.
«Почему-то в нашей «конторе» даже фамилии у сотрудников безликие: Иванов, Петров, Сидоров, теперь вот Семёнов! – думал я, перебегая из кабинета в кабинет и собирая образцы росчерков пера начальников служб. – А как бы красиво звучало: майор Апраксин или полковник Державин или на худой конец…»
– Полковник Каледин! – перебил мои мысли проходивший по коридору начальник одного закрытого отдела, о котором в Управления почему-то не принято было особо распространяться. – Вас срочно просила зайти старший лейтенант Казанцева, – казённым тоном сообщил он, но при этом по-дружески мне подмигнул.
– Казанцева? А это кто такая? – не сразу понял я.
– Это секретарь! – рассмеялся начальник отдела. – Вы, Каледин, двадцать минут назад ей глазки строили!
Я поблагодарил его и, перейдя с рыси на галоп, поспешил обратно в приёмную.
– Товарищ полковник! – почему-то потупив глаза, обратилась ко мне обладательница курносого носика. – Вам приказ ещё нужен?
Я не сдержался и вполголоса выдал не совсем литературный оборот речи.
– Простите, – глядя в девичьи глаза, произнёс я вполне искренне: приказ с грифом «секретно» всё это время был у меня среди командировочных документов. Уходя из комнаты исполнителей, я забыл его сдать обратно секретарю, дала мне секретный документ без росписи в журнале. Получается, мы оба с ней нарушили требования «Инструкции по обращению с секретными и совершенно секретными документами».
– Можете доложить о моём нарушении рапортом по команде, – произнёс я вполне серьёзно, возвращая приказ.
Курносый секретарь часто заморгала глазами и ничего не сказала в ответ, из чего я сделал вывод, что докладывать она никому не будет.
Это рядовое происшествие вернуло меня в рамки реального мира и заставило взглянуть на предстоящую командировку более пристально.
Перед выходом из Управления я зашёл в финансовую часть, где получил на руки деньги на командировочные расходы. Пересчитывая новенькие купюры, я почему-то подумал, что этой суммы на «…проведение оперативных мероприятий по плану операции «Таненбаум» мне может не хватить. Почему я так подумал, и сам не знаю! Просто в голову пришла мысль – чёткая и ясная, словно предупреждение о грядущих неприятностях.
– Бред какой-то! – закрутил я головой. – Я в командировку еду всего на неделю! – успокаивал я сам себя, отгоняя дурное предчувствие. – Да и что со мной может произойти? Питер – не Кавказ!
О том, что город на Неве ещё в прошлом веке обрёл славу столицы российского криминала, я как-то не подумал.
Билет в купейный вагон «Красной стрелы» я взял перед самым отходом поезда. В кассе меня заверили, что в купе я буду только с одним соседом.
– Прямо перед Вами семейная пара сдала два билета, – пояснила словоохотливая кассирша.
– Приятно слышать! – улыбнулся я в ответ, а про себя подумал, что если сосед не пьяница и не картёжник, то семь часов полноценного сна мне гарантированы.
В купейном вагоне было малолюдно.
«Вероятно, из-за дороговизны билетов», – решил я, пробираясь вглубь вагона.
Подойдя к своему купе, я через приоткрытую дверь увидел расположившегося на нижней полке попутчика, точнее, попутчицу. Это была женщина средних лет, с расчёсанными на прямой пробор русыми волосами и полным отсутствием косметики на лице. На кончике её аккуратного носика каким-то чудом держались очки в простенькой металлической оправе. Весь её внешний вид намекал на то, что обладательница немодных очков либо младший научный сотрудник одного из многочисленных НИИ, либо учительница русского языка и литературы. Именно так подумал бы каждый, кто видел её впервые.
Именно так должен был подумать и я, если бы это не была наша вторая встреча, поэтому мой «головной компьютер» решил задачу без особых усилий. На пару секунд я «завис» от нечаянной встречи, но тут женщина подняла на меня глаза, и я стал отчаянно импровизировать.
– Добрый вечер, – небрежно произнёс я, пытаясь таким образом скрыть минутную растерянность. – Хотя, думаю, с определением «добрый» Вы вряд ли согласитесь.
Произнося короткую тираду, я сел напротив «учительницы» и аккуратно поставил по правую руку от себя дорожный саквояж.
Женщина прикусила нижнюю губу и молчала. Я понял, что она меня узнала. Узнала и растерялась. Агнесса Винтер, она же Мария Яковлевна Гуськова, смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и по её щекам расплывалась меловая бледность. Наконец она сорвала с лица очки и закрыла лицо руками. Я же, во избежание каких-либо осложнений и для создания приватной обстановки, закрыл дверь в купе.
– А бледность Вам к лицу! – продолжал я импровизировать. – Сейчас Вы выглядите как натуральная утопленница!
После этих слов из-под ладоней донеслось неясное мычание, от которого веяло близкими слезами.
– Только не надо истерики, Мария Яковлевна! Я в неё всё равно не поверю.
– Я выполнила все ваши условия! – через силу произнесла она и убрала ладони от лица. – Зачем Вы преследуете меня?
– Паспорт покажите, – проигнорировал я вопрос попутчицы и протянул за документом руку.