Элеонора не стала брать фотографии в руки и тем самым облегчила наблюдение за её глазами. Я видел, как её взгляд пробежал по всем трём фотоснимкам, как на долю секунды распахнулись её ресницы, и как потом она сузила глаза.
Через несколько секунд, справившись с волнением, она ещё раз, более внимательно, рассмотрела все три снимка, неосознанно задерживая взгляд именно на том месте, где на фото изображён её куратор.
– Ничем не могу Вам помочь, полковник, – ледяным тоном произнесла она, откинувшись на спинку кресла. – Я никого не узнаю.
– И не надо! – ответил я в той же тональности. – Вы мне очень помогли!
Одним движением руки я сгрёб фотографии со столешницы и спрятал в нагрудный карман костюма.
– Всё? Я свободна? – не скрывая облегчения, промурлыкала Элеонора.
– До определённых пределов, – бросил я через плечо и направился к выходу.
Глава 16. Момент истины
Ночь просочилась в кабинет через неплотно задёрнутые шторы и чернильным пятном расплылась по давно не циклёванному паркету. Я сидел в полутёмном кабинете за письменным столом, тупо смотрел на белеющий в сумраке телефонный аппарат, и ждал. Я ждал, а телефон упорно хранил молчание. Ровно в 22 часа я понял, что время вышло, и ответный ход за мной.
– Гварнери уже должна предупредить своего босса о нашей встрече с ней и о моём интересе к нему лично, – прикинул я. – Тем лучше! Легче объясняться.
По правилам, я должен был доложить своему непосредственному начальнику о полученной мной в отношении Таненбаума новой информации и дальше действовать по его указке. Должен, но я сознательно этого не сделал.
Я знал, что Баринов не одобрит мой план. Более того, я подозревал, что от дальнейшего ведения расследования он меня отстранит: проскрипит пару поощрительных фраз в мой адрес, и скажет, что дальнейшей работой займутся другие специалисты. Получается: мавр сделал своё дело, мавр может.… Нет! И ещё раз – нет! Я слишком долго шёл к этому финалу: меня били кастетом по голове, взрывали в метро, травили наркотиками, и после всего этого я должен послушно отойти в сторону, и наблюдать, как точку в операции «Таненбаум» ставят сотрудники, которых подключили к операции на её завершающем этапе. Не будет этого!
Три часа назад я вошёл в свой кабинет, сел за стол и написал на имя Директора ФСБ рапорт о своих дальнейших действиях. Рапорт я в секретариат не отнёс, а вместе с фотографиями запечатал в конверт.
«Вскрыть в случае моей смерти», – размашисто начертал я на лицевой части конверта и спрятал в сейф.
– Если со мной что-нибудь случится, то следователь и мои друзья-коллеги начнут проверять содержимое письменного стола, компьютера и обязательно проверят сейф, – решил я, и на нижнюю полку сейфа положил кобуру с пистолетом. О том, что на встречу я пойду без оружия и без диктофона, я решил давно. Таненбаум не настолько наивен, чтобы оставить после нашей с ним беседы какие-либо следы.
Наличие у меня пистолета предполагает вариант моего устранения прямо во время «дружеской» встречи и представление моего неостывшего трупа как вынужденное проявление самозащиты.
– Всё! – сказал я вслух. – Пора звонить! – и, вынув ключ из замочной скважины сейфа, бросил на полированную столешницу письменного стола.
Абонент ответил сразу, как будто ждал звонка.
– Надо встретиться, – лаконично заявил я.
– Вы в этом твёрдо уверены, полковник? – спросил знакомый мужской голос. – Знания умножают скорбь!
– Ничего, как-нибудь переживу.
– Ну, как хотите! Где предпочитаете провести встречу – на вашей или на моей территории?
– На нейтральной. На Новом Арбате есть маленькое кафе «Охотничье». Там тихо, уютно, и нам никто не помешает. Я заказал третий столик от входа.
– Хорошо. Я буду там через полчаса.
Несмотря на поздний час, в кафе было многолюдно.
– Москва никогда не спит, – с улыбкой заметил официант, заметив моё недоумение. – Что будете заказывать?
– Водки!
– Сколько?
– Много, а впрочем, пока откройте и принесите одну бутылку, а дальше как получится.
– Я Вас понял. Из закусок рекомендую карпаччо из…
– Не надо! Ничего заморского не надо! Принесите солёных огурцов, капусты кисленькой, если имеется.
– Квашеная, с клюквой? Имеется!
– Очень хорошо.
– Горячее заказывать будете?
– Будем! Стейк, две порции.
– Хорошо прожаренный, или с кровью?
– Или с кровью! И ещё: принесите чёрного хлеба, лучше «Бородинского», и чтоб был нарезан крупными ломтями, по-русски!
– Сделаем! – заверил официант и скрылся на закрытой от глаз посетителей территории – на кухне.
Через пять минут на столе появились открытая бутылка водки «Ни пуха, ни пера», чёрный, нарезанный крупными ломтями, хлеб, довольно объёмная стеклянная салатница с солёной капустой и нарезанными колечками огурцами.
– Горячее когда подавать? – поинтересовался бойкий официант, наливая в рюмку холодную водку. – Минут через сорок?
– Тебя, юноша, как зовут?
– Извините, я не представился. Меня зовут Андрей, на весь сегодняшний вечер я ваш официант. Кстати, мы работаем до последнего клиента, и если ваша встреча затянется, мы подождём. Так когда подавать горячее?
– Горячее? Вот что, Андрюша, ты как увидишь, что обстановка за столиком начинает накаляться, так сразу горячее и неси.
– Понимаю, а водку?
– Да как бутылка опустеет, так сразу и неси следующую! – раздался знакомый голос за моей спиной. – У нас с коллегой сегодня не простой разговор, так что трезвость нам обоим сегодня противопоказана.
– Здравствуйте, полковник!
– И Вам не хворать Нестор Петрович. И как это я Вас просмотрел?
– Опыт, мой юный друг! Его не пропьёшь! Вы ведь ждали меня со стороны входной двери, поэтому и сели к входу лицом. Я же зашёл через чёрный ход, поэтому незаметно оказался у Вас за спиной.
– Это не столько Ваш опыт, сколько моя ошибка.
– Одно другого не исключает. Полковник, пока мы не приступили к главной теме нашего вечернего рандеву, предлагаю выпить по маленькой.
– Принимается, только не обессудьте: чокаться с Вами я не буду.
– Это как-то не по-русски: не чокаясь, пьют только на поминках. Мы что, сегодня кого-то похоронили?
– Таненбаума! Знакомое имя?
– Знакомое, – вздохнул Нестор Петрович и опрокинул в себя рюмку ледяной водки. Его примеру последовал и я. Рождественский закусил квашеной капустой, прихватив её щепотью прямо из салатницы. – Огурцы зря порезали, – заметил он, аппетитно хрустя капустой. – Самый смак, когда огурчик целый! Я не спросил: а за чей счёт сегодняшний банкет?
– А вот кто в живых после ужина останется, тот за всё и заплатит! – предложил я.
– Значит, счёт пополам, – заключил Рождественский, и налил водки мне и себе. – Чокаться Вы со мной не хотите – ваше дело, но правила приличия соблюсти надо: не будем же мы каждый себе водку наливать, это как-то по-жлобски! Выпьем!
– Выпьем! – и я опрокинул в себя вторую рюмку водки.
– Значит, говорите, что Таненбаум мёртв? – переспросил отставной разведчик, занюхивая водку кусочком «Бородинского».
– Дайте угадаю! Сейчас Вы в ответ процитируете Марка Твена, дескать, слухи о его смерти сильно преувеличены. Так?
– Это штамп, полковник, а я, как Вы успели заметить, по трафарету не работаю. Могу процитировать фразу из фильма «Город мастеров». Помните, там герцогу докладывают, что его злейший враг, Метельщик, убит, и по всему городу разносится гнусавый крик: «Умер проклятый Метельщик! Умер»!
– А он, значит, оказывается живым?
– Судя по вашему вопросу, Вы этот фильм не смотрели. Метельщик оказался жив, так же, как и упомянутый Вами Таненбаум.
– Естественно, Вы же пока не умерли!
– Горячее можно нести? – раздался вдруг голос официанта.
– Немного позже, молодой человек, но раз Вы подошли, принесите нам нарезку из копчёного сала.
– К сожалению, копчёного сала у нас нет, могу предложить нарезку из копчёной грудинки.
– Пусть будет грудинка. Несите!
– Неужели Вы, полковник, до сих пор не поняли, что Таненбаум не может умереть, – назидательным тоном произнёс мой собутыльник, после того как официант отошёл от столика. – Вы напрасно считаете, что я и Таненбаум – один человек.
– А разве нет?
– Таненбаум – не человек, это созданная мной система законспирированных высококлассных исполнителей. Не торопитесь с выводами! – поднял руку Рождественский. – Исполнители – не то, о чём Вы подумали! Хотя, не скрою, среди исполнителей есть и профессиональные ликвидаторы.
– Вы хотели сказать, наёмные убийцы.
– Называйте, как хотите! Сути дела это не меняет. Так вот, исполнителем может быть человек любой профессии: экономист, врач, программист, полицейский, туроператор, начальник железнодорожной станции, водитель такси, официант… Условие одно: исполнитель должен быть в своей профессии лучшим! Если программист, он должен уметь составлять не только программы, но и вскрывать чужие коды, а если потребуется, то и запустить «вирус». Если полицейский, то должен быть опером, как говорится от бога, и если мне потребуется, этот опер должен отыскать хоть чёрта в пекле. Ну и так далее. Исполнители разбросаны по регионам и друг с другом не знакомы. Со всеми заключён бессрочный договор на оказание специфических услуг от имени некой фирмы…
– Дайте угадаю. От имени фирмы «Таненбаум»?
– Вот именно. Все эти люди у меня на окладе, и если потребуется, я за короткий срок могу мобилизовать их всех, и они выполнят любую поставленную задачу. Я не преувеличиваю: любую, начиная от ликвидации неуловимого маньяка, и заканчивая…
– Государственным переворотом! – перебил я его.
– …и заканчивая государственным переворотом, – спокойно повторил Рождественский. – Причём не только в своей стране.
– Например, в Германии. Я угадал?
– Если Вы имеете в виду покушение на канцлера ФРГ, то государственный переворот я не планировал.
– Зачем же тогда Вам была нужна её смерть?