Я сел. Не то чтобы я испугался охранника Ренарда, но если довести дело до драки, то решению вопроса это совершенно не помогло бы.
– Плевать мне на вашего человека, – сказал я с презрением. – И на угрозы ваши плевать. Если вы не хотите денег, то зачем тогда шантажируете Ламанову?
Ренард стал совершенно серьезен.
– Мне нужна она сама.
– Как это? – удивился я. – Она же замужем!
Ренард рассмеялся – тихо, почти беззвучно.
– Нет! – сказал он наконец. – Я вовсе не собираюсь на ней жениться! Вот еще! Фу! Ну что вы… Если Надежда Петровна не может выплатить по своему собственноручно написанному письму все деньги, то я готов начать с ней переговоры о сотрудничестве.
– О чем? – спросил я, пораженный.
– О сотрудничестве.
– И в чем же должно выражаться это самое сотрудничество?
– В том, – ответил Ренард, нехорошо прищурившись, – что она продает мне свою марку. – Как это? Какую марку?
– Ну, не почтовую же! Ее имя как марку! Ее подпись, которую она вышивает на каждом платье! Мало того, я понимаю, что двадцать тысяч – вовсе не те деньги, за которые продают такие марки, как Ламанова. Речь идет только о согласии. Мало того – я сам готов уплатить ей миллион. Миллион!
Я, кажется, перестал уже понимать ход его мыслей. Так кто же кому должен платить? Ренард внимательно наблюдал за мной, видя мое замешательство, с досадой сказал:
– Бог ты мой! Почему Ламанова прислала именно вас? Вы же совсем не в состоянии понять, о чем идет речь, не спа? – А вы объясните.
– Хорошо, – с ужимкой недовольства сказал Ренард, – я попробую вам объяснить, как ученику начальных классов гимназии. А вы передайте Ламановой мои требования. Требования – не просьбу. Итак. Я расширяю производство. Мне тесно в прежних рамках. Я хочу выйти на рынок высокой моды. Однако марка Ренард, к сожалению, у публики ассоциируется пока с… – он вдруг замялся, – с не самой богатой публикой, скажем так. Увы, мир моды жесток и все места в нем заняты. Всюду интриги и нежелание пододвинуться. Даже такие талантливые люди, как я, не могут иногда пробиться наверх. Поэтому я решил взломать эту стену самым простым способом. Я желаю купить марку госпожи Ламановой. Передайте ей, что она останется руководить своим ателье. И даже проценты, которые я буду получать с ее доходов, не будут особо обременительными. Но я получу право ставить ее подпись и на изделия своего модного дома. А она, в свою очередь, не будет оспаривать этого права – именно потому, что переуступит мне это право. Причем можете ей даже сказать, что такое положение дел будет недолгим. Как только я закреплюсь на Кузнецком Мосту, я откажусь от использования марки Надежды Петровны и снова начну продавать свои платья под маркой «Поль Ренард», но только уже на другом уровне. Вам понятно?
Я кивнул.
– Да, мне понятно. Но мне непонятно, согласится ли на это Надежда Петровна. Больше того, я уверен в том, что она не согласится. Ренард взвился.
– А вы убедите ее! – во весь голос вскрикнул модельер, так, что сидевшие в зале люди вздрогнули и уставились на нас. – Какого черта вы сюда пришли? Потом он осел на стуле, взял себя в руки и придвинулся всем корпусом ко мне так близко, что я почувствовал рыбный запах из его рта.
– Вам даю день. Иначе пусть госпожа Ламанова пеняет сама на себя. Она не чувствует, насколько я серьезен в своих намерениях? Но вам я скажу кое-что, господин Гиляровский. Да-да, я запомнил. Я хорошо запомнил! Ги-ля-ров-ский. Если сегодня вечером она не пришлет мне своего согласия, то не пройдет и двух дней, как ее ателье сгорит. Пф-ф-ф! Как свечка. Вам понятно?
Я выдержал взгляд его водянистых глаз и встал.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – бросил я Ренарду.
В ответ он только указал пальцем на своего змееголового охранника в углу и склонил набок голову.
Я пожал плечами, бросил на стол полтинник и ушел.
15Реальность угрозы
Выйдя на улицу, я отыскал взглядом своего Ваньку и залез в пролетку, приказав ехать на Большую Ордынку. Вынув из кармана табакерку, стукнул пальцем по крышке, открыл ее и заправил в нос щепотку табаку, чтобы прояснить мозги.
– Будьте здоровы! – не оборачиваясь, крикнул мне Водовоз. – Что за табачок у вас?
– Знатный, – ответил я, утирая нос платком.
– Фабричный?
– Нет. Мне отставной пономарь у Страстного перетирает. Лучший в Москве табачок.
– Так чем он лучший-то?
– А ты сам попробуй.
– Нееее, – отозвался Иван, – я лучше махорки покурю или папироску. Мой батька из раскольников был – так он меня со двора гонял. Я в кустах тайком «козью ножку» сворачиваю, только закурю – как он тут же учует и дрыном меня по хребтине. Не отучил! Я как из деревни на заработки подался, только меня и видели. – А откуда ты? – поинтересовался я.
– С-под Малоярославца. Село Барятино. Там у князей Голицыных усадьба. Бывали? – Нет. Ванька вздохнул.
– Эх, хорошо там, не то что в Москве, – сказал он. – Пруды, парк большой в горку идет. А в нем – на горке – усадьба.
– Далеко до твоего села?
– Далековато. Отсюда до Серпухова, там до Тарусы, а от Тарусы уже и к нам.
– Понятно…
Надежду Петровну я увидел уже в гостиной – она сидела с дамой, расстелив на коленях несколько кусков ткани. Улыбнувшись мне, Ламанова попросила подождать ее в кабинете.
Разговор ее затянулся, а потому я, сидя один на стуле, достал блокнот и попытался записать несколько последних фактов, чтобы привести в порядок ход мыслей. Дело в том, что события развивались в последние дни так стремительно, что я просто принимал их такими, какими они были, не пытаясь даже понять всю эту чехарду с шантажом и убийствами. На самом же деле, пройдясь еще раз по известным фактам, я почувствовал, что начинаю путаться. Вот, скажем, убийство Юры Фигуркина – зачем Аркадий Бром лишил его жизни и потом инсценировал самоубийство? Я знал, что задолжавший азиатам Бром отчаянно нуждался в деньгах, но ведь у Юры денег не было. Навредить Брому он не мог – слишком мелкой пташкой он был. Да и вряд ли стал бы рассказывать о происшествии с «масками» – поскольку и так стыдился намеков из-за своей внешности. Может быть, конечно, Бром убил его защищаясь – если Юра вдруг напал на своего гостя. Но удар-то был нанесен сзади! Расчетливо. Не похоже это на самооборону. Никак не похоже! Скорее, на хладнокровное убийство.
Потом – Ковалевский, убитый на Петровке. Один из «сестер». Я никак не мог вспомнить – говорил ли что-нибудь сыщик Архипов, расследовавший это дело, про ограбление. Судя по всему, Аркадий Бром не смог найти суммы для выплаты долга, а значит, и денег у Ковалевского он не взял, зато обрядил его в платье от Ламановой. Вместо того чтобы шарить по ящикам, он натягивал это платье… Странно…
Можно было бы предположить, что братьев Бром убили азиаты – в уплату долга. Но, судя по моему разговору с Абубакаром, они этого не делали. Так кто же убил братьев?
Тут я вспомнил змееголового охранника месье Ренарда. По всему выходило, что без этого модельера не обошлось. Это было единственное логичное объяснение – как иначе письмо Ламановой могло попасть к Ренарду? Был ли Аркадий Бром знаком с ним? Я не знал. Но младший – точно был знаком. И вот после того, как Ренард забирает его из «Треисподней», Леонида находят в Москве-реке с перерезанным горлом. Точно как у его брата, которого нашли возле Пятницкой. Но зачем Ренарду убивать братьев Бром? Ведь он, выкупив Леонида у азиатов, мог просто забрать и фотографии, и письмо Надежды Петровны в уплату за эти деньги.
Я почувствовал, что ничего не понимаю. Чем дольше я думал об этой цепочке смертей, тем меньше понимал, зачем вообще кто-то кого-то убивал. Вся эта кровавая вакханалия была вообще не нужна никому.
Засунув блокнот в карман, я решил больше не мучиться этими вопросами, а просто продолжать делать то, что делаю. В конце концов, я не сыщик, а журналист. И цель моя – не расследовать убийства, а защитить Надежду Петровну от того скандала и бедствий, в которые ее втягивали. Если когда-нибудь все выяснится – хорошо. А если не выяснится – так тому и быть!
В этот момент вошла Ламанова с извинениями, что так долго отсутствовала. Я подробно пересказал ей все, о чем говорил с Ренардом. И передал ей предложение о продаже марки.
– Миллион? – переспросила Ламанова. – Откуда у него миллион? И вообще, что за чушь! Продать ему мое имя? Кем он себя возомнил, выскочка! На чужом горбу хочет в рай въехать? Вот уж! Она вскочила и начала сердито ходить по кабинету, постукивая кулачком по ладони.
– Чушь! Чушь! Как он посмел мне это предлагать! Это совершенно невозможно! Даже за миллион! Да и нет у него никакого миллиона, обманул он вас!
Я в какой-то момент даже перестал понимать, что ее беспокоит больше – мерзкое предложение Ренарда о продаже имени или то, что у него нет миллиона, чтобы это имя купить.
– Как я понимаю, ваш ответ…
– Нет! Конечно, нет! Я кивнул.
– Надо ли нам написать Ренарду, что вы отказываетесь?
Ламанова нервно засмеялась.
– К чему? Я не буду больше ничего писать! Вот еще! Писать этому прощелыге? Нет. Я не хочу иметь с ним никаких дел. – А его угрозы?
– Не думаю, что он приведет их в исполнение. Он мошенник, лицемер. Он способен только пугать. Но чтобы действительно напакостить мне? Руки коротки!
Она вытянула свои пухлые ручки и потрясла пальцами.
– Коротки! Я встал.
– Ну, хорошо. Как вы считаете нужным. Однако люди, которые передавали вам письмо от Ренарда, не такие уж паиньки. И руки у них совсем не коротки.
Надежда Петровна резко остановилась.
– Зачем вы меня пугаете?
– Вовсе и не пугаю, – ответил я. – Я знаю их.
Они действительно могут быть опасны. Ламанова задумалась.
– Все равно, – сказала она наконец. – Мы с вами в центре города, здесь полно домов, здесь полиция, городовые. Кто тут будет поджигать мое ателье? Мы тут на виду – никто не сунется.
– Так-то так, – согласился я. – Фасадом-то ваше ателье выходит на оживленную улицу. Но, Надежда Петровна, сзади оно упирается в дворы. А дворы тут – как лабиринт. И если действовать оттуда – никто ничего и не заметит.