– Вы представляете себе всю степень риска, Владимир Алексеевич? – Да… – промямлил я.
– А как вы собираетесь приманить Ренарда в Марьину Рощу?
– Один из людей Арцакова переоделся в одежду захваченного в бане бандита и поехал к Ренарду. Он должен представиться членом шайки – подручным, который сторожил эту самую баню. Он передаст Ренарду или Змеюке послание от Болдохи. Описать место и назначить время. В полночь.
– Ага, – кивнул Архипов, – в полночь. Как же иначе. – Если все пройдет чисто, – продолжил я, – Петр Петрович пришлет мне своего человека, предупредить. Надеюсь, что Ренард клюнет. Уж слишком крупную рыбу мы ему предлагаем.
– Куда крупнее, – задумчиво сказал Архипов, – не какую-нибудь портниху из ателье, а самого Гиляровского!
– Да, – согласился я.
Действительно, план мой состоял в том, что «бандиты» дадут знать Ренарду, будто им попался я сам. Помня, с какой ненавистью Змеюка с братом изуродовали несчастного Митю Березкина, я не сомневался: Ренард непременно воспользуется случаем, чтобы «побеседовать» со мной лично, связанным и беспомощным. Правда, во что именно может вылиться эта беседа, я предпочитал не фантазировать, благо баня на тот момент будет окружена «ангелами», которые должны ворваться по моему сигналу.
– Это неправильно, – сказал вдруг Архипов. – Гораздо проще обратиться в полицию. Тем более что дело уже идет не о госпоже Ламановой, а о вас. Если Ренарда задержат в бане при вашем допросе, ему можно будет предъявить официальное обвинение в похищении человека. К тому же вы известный человек, журналист. Ренарда точно осудят.
– Не верю я полиции.
– Позвольте! – вскипел Архипов.
– Захар Борисович! – выставил я вперед руки. – Посмотрите на себя! Ведь вас отстранили именно от этого дела! И именно из-за связи «сестер» с адъютантом великого князя. Если выяснится, что Ренард и этот самый адъютант состояли в одной шайке «сестер» – что будет? Архипов надолго задумался, помешивая ложечкой остывший чай в чашке.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Провести эту операцию силами одной только полиции мы, вероятно, не сможем. Однако там должен быть хоть один полицейский при исполнении, чтобы официально запротоколировать происшествие и арестовать Ренарда. Я, к сожалению, сейчас не при деле. Но, кажется, смогу организовать такое присутствие. Вот только, как я узнаю, удалось ли вам заставить Ренарда клюнуть на уловку?
– Подождите у меня, – предложил я. – Вы спали сегодня ночью? – Крайне мало.
– Вот вам диван. Ложитесь. Отдохните. Как только приедет гонец, я вас разбужу.
– Это не очень удобно, – с сомнением сказал Архипов.
– Наоборот, – возразил я. – Это гостевой диван. Вы не представляете, в какой компании окажетесь – на этом диване спала половина литературной и сценической Москвы! – Ну, если так…
– Вот как раз в этом углу сиживал Лев Николаевич Толстой, – сказал я, указывая на диван.
– Толстой? Граф?
– Он самый.
– Пожалуй, тогда я лягу туда головой, – сказал Архипов.
– А в другом – Антон Павлович Чехов.
Курьер от Арцакова постучался через полтора часа. Это был один из тех «ангелов», с которыми мы ночью врывались в баню в Марьиной Роще.
– Ну как, братец? – спросил я.
– Приедет.
– Хорошо. Петр Петрович мне еще что-то передавал?
– Говорит, делаем, как условились.
– Спасибо.
Это означало, что я должен был появиться в марьинорощинской бане за два часа до полуночи, чтобы успеть подготовиться.
Я вернулся в гостиную и разбудил Архипова, посапывавшего на диване.
– Что? – спросил он спросонья.
– Клюнул.
Архипов кивнул, встал и начал надевать пиджак.
– Понятно, – сказал он наконец. – Значит, договорились. Когда я приеду со своим человеком, «ангелы» должны исчезнуть. Иначе придется им объяснять свое появление в этом месте.
Я пожал плечами. Зная, как ненавидит Петр Петрович Ренарда после случая с Митей Березкиным и как хочет посчитаться, я не представлял себе, можно ли будет вытащить модельера из его рук. Впрочем, я все же надеялся уговорить Арцакова отдать негодяя в руки закона.
Иван в сумерках живо домчал меня до Шереметьевской и подкатил к условленному месту, где ждал Степаныч. Прошлой ночью в темноте я не слишком хорошо запомнил дорогу к бане и теперь пошел к ней в сопровождении бывшего филера.
Несмотря на то что оделся я тепло, все равно меня слегка потряхивало изнутри – пусть план и был обговорен тщательно, все-таки я никогда не видел плана, который исполнялся в точности. А вернее, любой тщательно составленный план был только двигателем хаоса и беспорядка. Конечно, проще всего было бы остаться в кровати и, лежа под теплым ватным одеялом, ждать, когда ситуация разрешится сама собой. Впрочем, не такой я человек, увы.
В бане все оставалось в точности, как вчера. Только Болдоха больше не был связан – он сидел на одном из табуретов и курил махорку. Арцаков сидел напротив, положив револьвер на стол – дулом к Болдохе.
– А, здоров! – встретил меня Петр Петрович, обернувшись. – Ну что, не отказался еще от своей идеи?
– Нет! – сказал я бодро. Вернее, я надеялся, что это звучало бодро.
– Ладно. Тогда давай еще раз проговорим.
– Сколько уже можно? – с досадой спросил я. – Вчера все утро проговаривали.
– Ничего, – осадил меня Арцаков. – Не помешает. Повторенье – мать ученья. Он повернулся к Болдохе.
– Значит, так. Гиляя я связываю. Сажаю в угол. А ты встречаешь Ренарда. Так? Болдоха кивнул и сплюнул на пол.
– Ренард со Змеюкой заходят. А что делаешь ты?
– Ну, говорю – так и так, пойду на шухере постою, – ответил лениво громила.
– А чего на шухере? – спросил строго Арцаков. – Разве место не проверенное? Лучше скажи, что пойдешь отольешь. Мол, засиделся тут сторожить. Невмочь тебе. Понял? Болдоха опять кивнул.
– Дальше. Ты просто выходишь, и все. И мотай на все четыре стороны.
– Ага, – возразил Болдоха вяло. – Тут твои меня снова и повяжут. Петр Петрович ударил по столу кулаком.
– Я тебе, идиоту, уже обещал – никто тебя вязать не будет. У нас уговор – помнишь? Ты нам сдаешь Ренарда, а мы к тебе больше претензий не имеем. Вали куда хочешь – никто тебя не тронет. Усек? – Усек. Арцаков повернулся ко мне.
– Теперь еще раз с тобой, Владимир Алексеевич. Руки и ноги я тебе свяжу. Но так, что освободиться ты сможешь без проблем – я тебе покажу как. Узелок хитрый – с виду крепко связано, а на самом деле – ерунда. Понял?
Теперь кивнул и я.
– Твое дело, – продолжил старший «ангел», – дождаться, когда Болдоха выйдет. Как только он выйдет, тут и мы влетаем.
– А если он не выйдет? Если продаст? – спросил я. Арцаков пожал плечами.
– Что же с того! Дверь мы обратно прибили к косяку, но держится она хлипко. Десять минут подождем и все равно ворвемся. Только… – он, недобро прищурившись повернулся к Болдохе, – тогда уже не серчай, дядя. В неразберихе и пристрелить можем.
Громила дернул щекой и затянулся своей «козьей ножкой».
– Хорошо, – согласился я. – Предположим, что все так и будет. А дальше?
– А дальше я с Ренардом в чулане немного потолкую. Без свидетелей, – спокойно ответил Арцаков. – Думаю, у него вся охота пакостничать после этого пройдет. – Нет, – сказал я, – дальше будет не так. Арцаков молча посмотрел на меня.
– Дальше, – продолжил я, – с вами пойдут два полицейских, оформят поимку Ренарда с поличным и увезут с собой. А вы, как только они начнут оформлять протокол, исчезнете, чтобы не подставляться.
– Мы так не договаривались, – сказал Арцаков, – мне Ренард самому нужен – расквитаться за Митю Березкина.
– Вряд ли сам Ренард твоего Митю уродовал, – ответил я на это. – Возьми себе Змеюку. С него и весь спрос, как я понимаю. Но Ренард пойдет под суд за мое похищение. Так будет надежнее. Он, конечно, будет все отрицать, но его же возьмут с поличным – так что…
– Не нравится мне это, – мотнул головой Арцаков. – Зря ты, Алексеич полицию позвал.
– Так надо, Петр Петрович, – ответил я. – Чувства твои мне понятны, однако это я рискую шкурой, так что я и буду правила устанавливать. Согласен?
– Полиция? – спросил Болдоха. – Тогда я точно смотаюсь.
– Ладно, – тяжело согласился Арцаков, – только уж тогда я Змеюку точно с собой забираю.
– Забирай!
– Кто хоть из легавых приедет? – спросил Арцаков. – Знакомые твои?
– Архипов Захар Борисович. Из Сыскного. И с ним еще кто-то.
– Архипов? – переспросил Петр Петрович. – Такой, с усиками?
– Он.
– Знаю. Ну что, посидим еще немного, и я пойду в засаду садиться.
Арцаков вынул из кармана свою сигарку, потом посмотрел на нее и сунул обратно.
– Учуют запах. Ни к чему это.
Минут через десять Арцаков поднялся, вынул из кармана два куска веревки и, усадив меня в угол, где прошлой ночью сидел Болдоха, связал мне руки и ноги, показав, как можно одним движением освободиться от пут. Потом, повернувшись к Болдохе, он погрозил ему пальцем и вышел.
Мы остались вдвоем с громилой. Тот сидел, облокотясь на стол и свесив свою кудлатую голову.
– Ну, Ляксеич, снова мы с тобой вдвоем остались, – сказал он наконец. – Не страшно?
Я поерзал на полу, устраиваясь поудобнее.
– Нет, – ответил я. – Чего бояться? Вокруг наши.
– Так-то так, – ответил громила. – А что, если я тебя прирежу и спокойно уйду? Меня же выпустят – сам слышал. Вот дождусь, как Ренард приедет, чик тебя по горлу и – на все четыре? «Ага, – подумал я, – этот вариант мы как-то не продумали…»
– Арцаков тебя все равно найдет. Из-под земли достанет.
– Может, достанет, – согласился Болдоха, – а может, и нет. Уеду в Рязань или на Урал подамся. Кто меня там разыщет? А? – А ты попробуй, – предложил я спокойно. – Одно дело было там, под землей, – никто и не знал, что мы с тобой там встретимся. Ну, пошел человек под Хитровку и пропал там – дело обычное. Другое дело сейчас – когда все знают, что ты тут, со мной. Тебя не только Арцаков искать будет, но и вся полиция. И на Урале, и в Рязани, и в царстве Польском.