– Смотрите! Если обманули, девчонка умрет!
В бараке распахнулась дверь, и на крыльцо выскочила полная женщина в телогрейке, накинутой прямо на ночную сорочку. Она вглядывалась в темноту и двумя руками неловко держала простой плотницкий топор.
– Анька! Анька! – заголосила она.
Девочка дернулась – и тут мать увидела дочку в руках какого-то человека. Она рванулась к нему, занося топор. Ренард, вероятно, не решив, что делать – резать девочку или уворачиваться от ее матери, сделал какой-то прыжок в сторону, прикрываясь телом девочки уже от топора.
В этот момент слева от меня сверкнула вспышка и грохнул выстрел. Ренард покачнулся, девочка вывернулась из его ослабевшей руки и бросилась к матери.
– А ну! Зарублюуууу! – завыла та.
Однако модельер не обращал больше на нее никакого внимания. Он беззвучно завалился на бок, несколько раз дернул ногами и затих.
Быстрым шагом я подошел к нему и склонился над телом.
– Ну как? – услышал я голос следователя Василия.
– Прямо в висок. Отличный выстрел.
– Да уж, Захар бьет без промаху, – с гордостью сказал Василий.
Архипов подошел, засовывая револьвер в карман.
– Мертв?
– Да.
– Ну, что же, Вася, составишь протокол?
– Конечно.
– Убит при попытке зарезать ребенка. При свидетелях. – Точно.
– Стрелял ты, Василий, не правда ли? – повернулся Захаров к своему товарищу.
– Много чести! – ответил тот. – Разве я так стреляю? Я бы промазал. Мне еще, небось, и премию выпишут. – И хорошо, – кивнул Архипов.
– Так что мы с тобой в расчете, Захар? – спросил Василий.
– В полном и окончательном, – ответил Архипов. – Поедемте, Владимир Алексеевич. Раз уж вы так привыкли угощать меня завтраками, то я этим воспользуюсь. Заодно и подремлю у вас, если вы не возражаете. Давеча спал головой к Толстому, а теперь надо и Чехова уважить. Я еще раз взглянул на труп Ренарда.
– Поехали, Захар Борисович. Есть что обсудить.
24Три сестры
Я открыл дверь своим ключом – Маша еще спала. Вот и хорошо. Мы тихонько прошли в гостиную и сели на уже привычные места.
– Ну что, Захар Борисович, рассказать вам, в чем признался Ренард?
– Я слышал.
– Как так? – спросил я оторопев.
– Мы с Василием все время стояли за дверью и подслушивали. Вы очень правильно поступили, что разговорили его. Признание, сделанное в присутствии… будем считать это присутствием полицейского чина… даже двух, хоть я и не на службе сейчас… В общем – этого было достаточно, чтобы упечь Ренарда за решетку очень и очень надолго. И если бы он не сбежал… А нету у вас кофе? Я в изумлении смотрел на Архипова.
– Погодите с кофе, Захар Борисович, давайте сперва проясним один вопрос. Значит, вы все это время стояли за дверью?
– Да, – кивнул сыщик. – Я запретил вашим дружкам врываться без моего знака. – Но ведь Ренард мог меня убить! Покалечить! Архипов вздохнул:
– Но мы же были рядом. Думаю, вам ничего не угрожало.
– Ничего не угрожало! – воскликнул я во весь голос, нимало не заботясь, что Маша меня услышит. – Ничего не угрожало! Откуда вы знаете? Да он мне приставил шило к глазу! Вот к этому! Одно движение, и я был бы как адмирал Нельсон!
– Но ведь этого не произошло, – хладнокровно ответил сыщик. – Полноте, Владимир Алексеевич, вы преувеличиваете!
В дверь гостиной заглянула заспанная Маша, кутающаяся в пуховый платок.
– Что случилось, Гиляй? Что ты кричишь?
– Ничего, Машенька, иди спи, прости, что мы тебя разбудили. – Я поставлю чайник.
– Хорошо. И свари нам с Захаром Борисовичем кофе, пожалуйста.
– Точно ничего не произошло? – подозрительно спросила Маша.
– Ничего-ничего. Просто спорим по одному вопросу.
Маша ушла.
– Простите, – сказал Архипов. – Разбудили вашу супругу.
– Ничего, – ответил я. – Это я сам виноват. Лучше скажите, как вам удалось привлечь к делу этого самого Василия? В прошлый раз мне показалось, что он не из самых ревностных служак. Архипов улыбнулся и покачал головой:
– С вашего разрешения, я оставлю это своей тайной. Когда-то я ему сильно помог. Теперь он помог мне. Вот и все. Кстати, Владимир Алексеевич, по поводу рассказа Ренарда…
– Что? – раздраженно спросил я.
Меня все еще не оставляла злость на Архипова, который рисковал моим здоровьем ради удовольствия прослушать всю повесть модельера от пролога до эпилога.
– Вы ему поверили?
– А почему я должен был ему не верить? Ренард полагал, что убьет меня. Зачем ему врать?
– Не знаю, не знаю… – сказал Архипов. – Но есть детали, которые меня смущают. Например – если Юрий Фигуркин был любовником барона Краузе, то почему вечером перед убийством он рассказал своей сестре всю эту историю с якобы попыткой изнасилования? Почему не скрыл, как раньше?
– Наверное… – начал я и тут же осекся. – Не знаю. Голова не работает что-то. Это от пережитого. Мне надо сначала собраться с мыслями, позавтракать, умыться.
– Да-да, конечно, – рассеянно сказал Архипов. – Надо полагать, что Краузе не просто так пользовался благосклонностью Юрия. Ренард сказал, что барон расточителен. Он ведь должен был делать какие-то подарки своему любовнику? Но, как вы заметили, Анна и Юрий Фигуркины жили в бедности. И еще. Судя по всему, Ренард был психически ненормальным. И время от времени впадал в ярость. Смертельную ярость. Но как это сочетается с теми хитроумными планами, которые он составлял? Я не специалист в психиатрии, поэтому спрашиваю у вас.
– Ну, это как раз можно объяснить, – ответил я. – Наверное. Стоит только спросить у знающего врача.
– Да. Вопросов стало меньше, но вот мелочи… Они меня смущают.
– Только кто же вам теперь даст ответ на все вопросы? – спросил я. – Ренард мертв.
– Мертв, – подтвердил Архипов. – Но есть еще один человек, который мог бы помочь. К сожалению, он ни для меня, ни для вас совершенно недоступен.
– Кто это?
– Сам барон Алексей Краузе.
– Ну, Захар Борисович! Боюсь, даже если я и подберусь к этому барону, он мне не согласится ответить ни на один из ваших вопросов.
Однако я оказался не прав. 31 января 1901 года Алексей Рудольфович Краузе сам вызвал меня на разговор.
Именно в тот зимний морозный вечер состоялась премьера «Трех сестер» в МХТ. Подъезд театра на Каретном ряду сиял фонарями, сани и экипажи двигались медленно, хотя старались высадить своих седоков у подъезда театра как можно скорее. Я пришел пешком – благо от Столешникова было рукой подать. Публика шла самая разнообразная – от фраков до студенческих мундиров. Не успел я сдать в гардероб свое теплое пальто на ватине, как кто-то ухватил меня за рукав.
– Владимир Алексеевич! Вы один? Без жены?
Я оглянулся: это была Ламанова – в изумительно изящном платье темно-зеленого цвета, идеально сидящем на ее щедрой фигуре. После истории с сумасшедшим модельером Ренардом мы виделись всего несколько раз. Она так бурно меня благодарила, что мне стало ужасно неудобно – чем дальше оставалась в прошлом эта история, тем менее значительной казалась моя роль в ней. В конце концов я не так уж и много сделал для раскрытия этой цепочки преступлений – я больше ошибался, чем угадывал. Так что изъявления благодарности казались мне излишними. Кончилось тем, что мы получили от Ламановой обещанное платье для Маши (платье действительно великолепное!), и с тех пор я обходил ателье на Большой Дмитровке стороной.
– Я думала, что ваша супруга придет сегодня в моем платье, Владимир Алексеевич! – Увы, она заболела.
– Что с ней? – встревожилась Надежда Петровна.
– Подхватила простуду на Крещенье. Сидит дома и постоянно сморкается. Каждый день покупаем по две дюжины носовых платков.
– Бедная! – всплеснула руками Ламанова. – У вас есть хороший врач?
Я заверил, что наш врач настолько хорош, что, живи сейчас фараон Хеопс, в его пирамиде просто отпала бы надобность.
– Ну а вы, Надежда Петровна? – спросил я. – Как ваша работа для этой премьеры? Все удалось?
– Обижаете, Владимир Алексеевич! Конечно, все!
– Посмотрим-посмотрим! – улыбнулся я. – Буду наблюдать из партера.
– Не хотите ко мне в ложу? – спросила Ламанова. – Я вас познакомлю с мужем. Он очень хочет вас поблагодарить.
– Может быть, после второго акта.
– Обещайте! – потребовала Надежда Петровна.
Я вздохнул и пообещал.
Сквозь толпу ко мне протиснулся Леня Андреев. Он тоже, как и я, был во фраке.
– Пришли посмотреть или написать? – спросил он меня. – А вы?
– Я – написать, – ответил Андреев. – Надо же иногда разбавлять все эти очерки из судебного зала чем-то высоким. Иначе, глядишь, сделаешься настоящей судебной крысой – в мантии и буклях.
– Ну, – рассмеялся я, доставая из кармана табакерку. – Это крысы британского суда. Наши – совсем другие. Пьяные и строгие!
– Вас Архипов искал, – озабоченно сказал Андреев. – Из Сыскного. Не случилось ли чего?
– Архипов? – переспросил я. – Захар Борисович? Он здесь?
– Здесь. Только что его видел.
– Где?
– Возле буфета.
– Пойду посмотрю. – Я пожал руку собрату по перу и пошел в указанном направлении.
Архипова я нашел довольно быстро – он стоял с бутербродом в руке и медленно его жевал, рыская глазами среди зрителей.
– Захар Борисович! Сколько лет! Пришли посмотреть премьеру?
Архипов пожал мою протянутую руку и смахнул крошки с усов.
– Да. Из-за названия в первую очередь.
– А! Как у вас со службой?
– Вернули из отпуска и тут же нагрузили. Ренард мертв. Причем прошел по совсем другой истории, так что… – А как же ваши оставшиеся вопросы? Детали? Сыщик пожал плечами.
– Знаете, Владимир Алексеевич, такие вопросы есть почти в каждом деле. В целом Трепов доволен тем, что случилось. Васю наградили премией за отличную стрельбу при задержании преступника. Хотя какое задержание? Мертвого тела? Впрочем… – Он махнул рукой. – Кстати, хотите интересную подробность про Ренарда?