Мы шли с Магдаленой, и я метался между желанием прикоснуться к ней и боязнью смутить ее, но Магдалена думала совсем о другом. Вдруг она остановилась, затянула меня за дерево и взволнованно зашептала:
— Ты не соврал отцу, что не оборачиваешься волком? Но ты же знаешь, как это делается? Верно?
— Не знаю, — сказал я. — Вообще-то это невозможно. Не может одно существо превратиться в другое. Гадюки, правда, сбрасывают кожу, но это еще не делает из них ужей или медянок. Человек никогда не превращался в волка. Верить в такое полная чушь.
— А я верю! — сказала Магдалена, и мне страшно неловко стало, что брякнул не подумав. — Монахи тоже так говорят. Лемет, я понимаю, ты не хочешь рассказывать мне об этом. Отец же сказал, мол, это страшный грех, а теперь ты считаешь, будто и я так думаю. А я не думаю, мне кажется, это так интересно. Знаешь, мне хочется научиться оборачиваться волком!
Я не придумал ничего лучше, как только пожать плечами.
— Скажи, как это делается? — не отставала Магдалена.
— Честно, не знаю! — Я был бы рад помочь Магдалене, она же такая красивая, ради нее я на всё готов, но помочь ей обернуться волком я не мог, ведь это невозможно. Но тут мне прыгала в голову отличная мысль.
— Знаешь, я лучше обучу тебя змеиным заклятьям! — предложил я.
— С их помощью можно обернуться волком? — не унималась Магдалена.
— Нет. Но с их помощью можно разговаривать со всем зверьем. Я имею в виду тех, которые умеют разговаривать. Многие не умеют. Но змеиные заклятья они понимают и слушаются. Ты можешь без особого труда обеспечивать себя пропитанием, просто подзываешь к себе лося и убиваешь его. Хочешь научу! Это проще простого!
— Ну и как это? — спросила Магдалена. Она, похоже, совсем не была в восторге, змеиные заклятья не шли ни в какое сравнение с возможностью обернуться волком.
Я шипнул ей один из самых простых шипов, Магдалена попыталась повторить, но получилось какое-то непонятное шипение, совсем не похожее на змеиные заклятья.
— Ничего страшного, — сказал я. — Поначалу, конечно, трудно. У меня тоже сперва язык болел. Попробуй еще раз. Слушай внимательно и постарайся повторить.
Я вновь пустил шип, медленно и тщательно, чтобы Магдалене было легче уловить нюансы. Она очень старалась, даже покраснела, и слюна брызгала. Но это не были змеиные заклятья.
— Нет, это не то, — вздохнул я.
— Я всё сделала, как ты, — возразила Магдалена.
— Вообще-то нет, — сказал я, стараясь по возможности не обидеть ее. Мне так хотелось, чтобы Магдалена стала моей ученицей. Мы стали бы заниматься в лесу, в самых красивых местах, какие только мне удалось бы найти, сидели бы вместе под деревом и шипели бы кто во что горазд. И, возможно, там под деревом случилось бы еще кое-что. Мне ни за что не хотелось отказываться от такого дивного будущего, так что я приступил к другому шипу и предложил Магдалене повторить его.
— Это то же самое, что уже было, — сказала Магдалена.
— Как так? — удивился я. — Разве ты не слышишь разницы? Это же совсем разные заклятья. Послушай еще раз!
Я прошипел ей первое заклятье, затем второе.
— По мне, так всё одно и то же, — заметила Магдалена, теперь уже с легким вызовом. — И я сделала так же. — Она опять зашипела, но этот шипение не означало ровным счетом ничего. Услышь его какая-нибудь гадюка, она бы заметила, что прежде чем собираешься сказать что-то, проглоти дохлую крысу, что у тебя во рту.
Понятно, я не сказал такого, да и глотать Магдалене было нечего. Дело было в ее языке. Поразительно, насколько неповоротлив был ее милый розовый язычок, который она высунула по моей просьбе, чтобы я мог понять, отчего он не работает. Язык Магдалены был неповоротлив, он годился только на то, чтобы жевать хлеб да глотать кашу. Мне вспомнилось, как печально смотрели Пирре и Ряэк на мой зад, когда мне случалось купаться при них, — там же не было и намека на хвост. Он исчез так же, как в языке Магдалены исчезли мышцы, без которых не произнести заветные заклятья. Язык сидел так глубоко, он врос и был слаб. Люди деградировали на наших глазах — у меня не было больше ядовитых зубов, как у моих прадедов. А у Магдалены так даже языка настоящего не было. И к тому же она и вправду не отличала один шип от другого, для нее все змеиные заклятья сливались в одно бесконечное лишенное смысла шипенье, подобное шороху морских волн.
Мне пришлось сдаться. Магдалену невозможно обучить змеиной молви, она навсегда обречена жить в деревне, в окружении грабель и веретён. Правда, жить именно так ей и хотелось. Она утратила бесценный дар, но ей было начхать на это.
— Мне не обучить тебя змеиным заклятьям, — сказал я растерянно. — Тебе их никогда не произнести как следует. У тебя неповоротливый язык.
Магдалена, похоже, не особенно расстроилась.
— Ну ничего, — сказала она. — Я и не собираюсь разговаривать со змеями, я их боюсь. Послушай, ты мне лучше вот что скажи — ты духов-покровителей видал?
— Каких еще духов-покровителей? — насторожился я, поскольку мне тотчас вспомнился хийетарк.
— В лесу ведь живут духи-покровители! — прошептала Магдалена. — Отец тоже верит в них, а он очень умный, он побывал в чужих краях и перевидал все чудеса на свете. Он даже знает язык иноземцев и разговаривал с ними, они тоже говорят, что в лесу полно всяких духов, хранителей, леших и гномов, которые живут под землей. Все они служат сатане, оттого и опасно людям ходить в лес. Уж никак не в чащу, не то духи, хранители и лешие заплутают и залучат в свои хоромы. Ты же наверняка их встречал!
Ну не ужасно ли! Эти люди отрицают змеиные заклятья; всё ценное, чего полно в лесу, им неизвестно и чуждо, а духи-хранители, эти сказочные выдумки хийетарка Юльгаса, добрались и до деревни и вполне в ней прижились! Я растерялся. Что сказать? Утверждать, что никаких духов-хранителей нет, — Магдалена все равно не поверит, решит, что я скрываю от нее правду, так же как и способ обернуться волком. Но мне было противно нести околесицу, какую несли в лесу Юльгас и Тамбет. Я неопределенно пожал плечами.
— Я нечасто встречал их.
— Но встречал же? Какие они?
— Уф… Магдалена, мы же собирались слушать какое-то пение…
— Ты не хочешь рассказать мне о них! — зашептала Магдалена. — Понимаю! Тебе нельзя! Духи-хранители запретили тебе раскрыть их тайну. Но теперь я хотя бы знаю, что ты их видал. И можно рассказать подружкам, что знакома с парнем из лесу, который встречался с лешими и духами-хранителями! Вот они удивятся!
Она схватила меня за руку и увлекла за собой. Я ощущал ее теплую ладошку и больше всего боялся, что вдруг руки у меня от волнения взмокнут. Мы прошли мимо нескольких домов и наконец вышли туда, где много лет назад Инц убила монаха. Там неподалеку и находился монастырь. Магдалена подвела меня к стене и жестом велела сесть.
— Мы что — заходить не будем? — спросил я.
— Конечно, нет! Это мужской монастырь, туда женщинам нельзя. Да и тебе тоже, ты ведь не рыцарь и не монах, а обыкновенный мужик. Иноземцы мужиков в свои замки не пускают.
— Но твой-то отец бывал там. Я имею в виду, у папы и…
— Отец исключение. Потому все его и уважают, он у нас в деревне самый уважаемый человек. Он умеет разговаривать с иноземцами на их языке, он и меня научил. Знаешь, чего мне больше всего хочется? Чтобы какой-нибудь рыцарь пригласил меня к себе в замок! Так хочется увидеть, как они живут. Они же такие красивые, важные, все из себя! Какие у них доспехи! А шлемы с перьями! Знаешь, я верю, что когда-нибудь моя мечта исполнится. Иногда они зовут деревенских девушек к себе в замок, иногда, и далеко не всех. Надеюсь, мне повезет. Должно повезти! Я не переживу, если мне не повезет!
Из-за стен монастыря донеслось протяжное пение. Магдалена прильнула к стене и зажмурилась.
— Божественно, не правда ли? — прошептала она. — Как они поют! Обожаю эту музыку!
Что сказать про то пение? Звучало так, словно кто-то мается животом, стонет и подвывает, к тому же вскоре я почувствовал, что пение монахов усыпляет меня. Я расслабился, пение вилось вокруг моих ушей и словно мхом обволакивало голову. Рядом со мной благоухала Магдалена, я бы с удовольствием положил голову ей на плечо и заснул счастливым сном. Естественно, я не решался на это и изо всех сил таращил глаза. Песня тянулась и гудела, как будто кто-то стонет глубоко в подземелье, я зевнул, и мне в рот залетела муха. Выплюнул ее, и это немножко отогнало сон. Я глянул на Магдалену.
Обернув длинную юбку вокруг ног и опустив голову на колени, она подпевала монахам, и была такая славная и красивая, что пение монахов отступило для меня куда-то на задний план, я сосредоточился на Магдалене и стал потихоньку придвигаться к ней. Шее стало жарко, сердце билось от волнения, но в конце концов я достиг цели и оказался совсем рядом с Магдаленой. Я протянул руку к ее босой ноге и легонько коснулся лодыжки. При этом кровь с такой силой ударила мне в голову, что всё поплыло перед глазами. Я еще раз погладил ногу Магдалены. Но тут послышались голоса, и из-за угла монастыря показались деревенские ребята. Среди них и мой давнишний приятель Пяртель, которого я не видал уже годы.
19
Ребят было трое, кроме Пяртеля еще двое коротышек, на голову ниже него (да и меня), с широченными плечами, так что казались едва ли не квадратными. Потом я узнал, что такие мощные плечи — результат того, что человек тупо, изо дня в день пашет, тащится за быком, склонившись над сохой. А маленький рост — следствие плохого питания, понятно, что на хлебе да каше особо не вытянешься. К тому же рост для деревенских вообще помеха: чтобы жать серпом злаки, приходится сгибаться в три погибели, а если хребет чересчур длинный, спина начинает ныть. Коренастым недомеркам жить куда проще. Так и появляются пригодные для деревенской жизни уроды.
Пяртель башней возвышался над этими грибовидными существами, причем в плечах он ничуть им не уступал. Он стал настоящий богатырь, в нем мало что осталось от паренька, которого я знавал когда-то, вместе с которым ходил подглядывать за бабами, которые парились в лунном свете, и который был моим лучшим другом. Тем не менее я тотчас узнал его. А он — меня. Разглядывая меня, он сказал: