Тамбет с Малл возились возле своей хижины, и я уже издалека кричу: помогите, помогите, Юльгас умом тронулся, хочет вашу дочку сжечь! И вы только представьте, Тамбет говорит, что знает. Сам с лица серый как зола и сгорбился совсем. И Малл такая же, на ней прямо лица нет, но всего страшнее были глаза обоих — они словно не видят ничегошеньки, просто как снулые рыбы. Я закричала, мол, помилуйте, если вы уже знаете, то почему не предпримете ничего, пойдите прибейте этого сумасшедшего Юльгаса или хотя бы свяжите его, но Тамбет поднял руку и сказал, что так надо. Что они готовы на любые жертвы, лишь бы спасти уходящий древний мир и вернуть в лес жизнь. Говорю вам, это был не голос человека, казалось, покойник говорит, это было невозможно слушать. Не знаю, что сотворил с ним Юльгас. Я закричала: это же твое кровное дитя, неужто ты и впрямь дашь перерезать ей горло, словно какому-то зайцу? На это Малл закусила губу, чтобы не расплакаться, однако не сказала ничего, и Тамбет тоже промолчал, только уставился куда-то вдаль.
Тогда я завопила, мол, Хийе невеста моего сына, и Тамбет рассвирепел, подошел к изгороди, заорал, что для Хийе куда лучше быть принесенной в жертву духам-покровителям и тем самым спасти стародавний образ жизни, чем сойтись с родившимся в деревне предателем. «Какая жизнь ждет ее здесь? — кричал он мне в лицо. — Да я лучше ее собственными руками убью, чем отдам твоему сыну! Пусть уж лучше умрет достойно, во имя светлого будущего нашего народа, чем станет женой твоего сына и вместе с этим обормотом переберется в деревню, наплевав на кости наших предков!» Я поняла, что говорить с ним не о чем, ведь он совсем спятил. Заплакала и пошла домой. Стали тебя искать, но ты как в воду канул, а теперь уже вечер, и у нас совсем нет времени. Они же убьют Хийе! Убьют твою невесту, Лемет! Что делать, скажи!
Я и вправду не знал, что делать. Единственное — надо постараться спасти Хийе. Конечно, никакая она мне не невеста, но все-таки милая и славная девушка и не заслуживает такого ужасного конца. Двое безумных стариков задумали принести ее в жертву своим бредовым фантазиям — этого нельзя допустить! Былые времена никому не вернуть в лес, тем более выдуманным духам-хранителям. Даже если бы эти духи-хранители существовали, то смерть безвинной девушки — слишком дорогая плата за какое бы то ни было чудо.
Хийе была мне другом, мы играли вместе, выросли вместе. Я всегда сочувствовал ей, потому как нет для ребенка большей беды, чем иметь родителей, которые не любят тебя. Они вечно придирались к ней, и всё равно я бы ни в жизнь не поверил, что кончится тем, что они вздумают убить ее. Тамбет и Юльгас были мне настолько отвратительны, что внезапно меня охватил приступ ярости — в ту минуту я готов был выцарапать им сердце из груди, расшибить им головы о дерево, разорвать их на части. Этот дикий приступ ярости даже напугал меня, ведь в общем-то я был парень тихий и застенчивый, который при виде врага скорее уйдет в кусты, чем решит померяться с ним силами. Но сейчас я жаждал схватки. Мне вспомнилось, как дядя Вотеле в тот раз там, на озере, набросился на Юльгаса, прямо как взбешенная гадюка. Мне так не хватало сейчас дедовых ядовитых зубов, так хотелось впиться ими в глотку Юльгасу и Тамбету, мне захотелось убить их… Похоже, окружающие заметили, что со мной творится что-то неладное, потому что когда косолапый взглянул на меня, шерсть на его загривке стала дыбом, а мама и Сальме вскрикнули.
— Что с тобой? Тебе нехорошо? — забеспокоилась мама. — Ты с лица такой… странный!
— Все в порядке, — ответил я и глубоко вдохнул. — Пойду к Тамбету и приведу Хийе.
Мама и Сальме крикнули мне что-то, очевидно, призывая меня к осторожности, но я не слышал их. Странная ярость все еще кипела во мне, она словно рвалась откуда-то из глубин тела, и мне казалось, будто я открыл в себе какую-то таинственную нору, о существовании которой прежде и понятия не имел. Сухой мох внезапно вспыхнул от удара молнии и загорелся с треском. Глядя в темнеющее вечернее небо, я издал долгий шип, какой гадюки пускают, прежде чем молнией впиться в тело жертвы. И затем понесся к хижине Тамбета.
Там было темно и тихо. Я постоял, прислушиваясь, за дверью и ворвался внутрь. В хижине было пусто — ни Тамбета, ни Малл, ни Хийе. Выходит, они уже ушли. Если я хочу спасти девушку, надо дико поспешить.
Я бросился в волчарню Тамбета. Волки лежали бок о бок, но при виде меня вскочили и принялись выть. Я шипнул нужные змеиные заклятья, волки умолкли, покорно склонили головы, я вскочил на одного из них, и мы сломя голову помчались в сторону священной рощи.
Да, они уже были там. Полыхали костры, в свете пламени, воздев к небу руки, стоял Юльгас. Там же, сжавшись в комок, сидела Хийе, чуть в стороне — Тамбет и Малл — как два каменных изваяния.
Я несся верхом на волке напрямик через священную рощу, что в сущности было чудовищное святотатство, потому как зверью быть в священной роще заказано. Прежде чем они поняли, в чем дело, я подхватил Хийе и прошипел новые змеиные заклятья, означающие «Беги что есть мочи!».
Волк понесся со всех ног, слышно было только, как Тамбет проклинает меня, а Юльгас истошно вопит что-то душераздирающим голосом. Немного погодя крики смолкли. Мы во весь опор неслись лесными тропами. Пошел дождь. И вскоре мы вымокли насквозь. Хийе, потерявшая сознание, бессильно висела поперек волка, норовя соскользнуть наземь. Я шипнул, чтобы волк сбавил темп. Вообще-то он так и сделал: двое седоков для него чересчур тяжелая ноша. И тут мы услышали за спиной вой остальных волков.
Это были волки Тамбета, и сам он сидел верхом на первом из них. Следом скакал Юльгас, казалось, они вот-вот нагонят нас, ведь мой волк устал, он вез двоих, тогда как стая, преследующая нас, бежала налегке. Было ясно, что сию минуту они нагонят нас, и я обернулся и прошипел сквозь зачастивший дождь усыпительный шип.
Но волки не уснули, их вой становился всё ближе, и я слышал, как Юльгас насмешничал:
— Шипи, шипи, гадёныш! Эти волки тебя не слышат! Их уши залиты воском, ты над ними не властен!
Заливать зверям уши воском — дело мерзкое и к тому же опасное, ведь воск этот потом не выковырять, так что управлять волками с помощью змеиных заклятий потом нет никакой возможности. Они стали теперь сами по себе и творили, что им вздумается. Но в своей слепой ненависти ко мне и в неодолимой потребности перерезать Хийе горло Юльгас был готов пойти и на это. Мой волк уже начал спотыкаться, и я понял, что конец близок.
В этот миг из чащи выскочил еще один волк, помчался рядом с моим, и я увидел, что верхом на нем сидит Малл, мать Хийе.
— Забирай влево, — сказала она, не глядя на меня, видя только потерявшую сознание Хийе у меня на руках. — Там море. На берегу полно валунов, за самым большим припрятана лодка. Берите ее и плывите, тогда спасетесь.
В следующий миг она направила своего волка обратно в заросли и исчезла. Некогда было поблагодарить ее за добрый совет, но в конце концов Малл выполнила свой материнский долг. Она никогда особо не баловала Хийе, однако принести дочку в жертву и ей показалось чересчур. Хотя открыто она не решилась выступить против безумной навязчивой идеи мужа, она теперь все же вмешалась, чтобы с моей помощью спасти дочь, оставаясь при этом в тени.
Я направил своего волка влево, и мы вмиг оказались на берегу моря.
Место было мне знакомо, именно тут много лет назад сожгли старого Манивальда — стража побережья. Я видел большие валуны и слышал за спиной дыхание волков и нетерпеливые взвизги Юльгаса. Если Малл ошиблась и лодки нет, нас схватят. Собравшись с силами, волк понесся по песку к валунам.
Вот и лодка. Я бросил в нее Хийе и попытался столкнуть лодку с места. Но она глубоко застряла в песке, и ее было не сдвинуть. Я заорал от бессилия, закусил губу, напрягся из последних сил — и спихнул ее. В следующее мгновенье мы были уже на воде, на дне лодки я нашел весла, и когда волчья стая вместе с Тамбетом и Юльгасом выскочила на берег, мы уже покачивались в спасительном отдалении.
Волки, естественно, могли броситься в воду и доплыть до нас, но уши их были залиты воском, приказать им было невозможно, а по своей воле мокнуть им не хотелось. Юльгас и Тамбет все же устремились за нами, хотя дряхлый хийетарк почти сразу же поскользнулся на подводном камне и плюхнулся в воду.
Тамбет продолжал шлепать, пока вода не дошла ему до подбородка, тогда он поплыл, плыл яростно и долго, но без толку. Лодка оказалась куда скорее старика, его голова становилась все меньше, пока не слилась с темнотой. Однако голос Тамбета мы слышали еще долго.
— Я вас достану! — кричал он. — Я разыщу вас, куда б вы ни скрылись! Вы у меня вернетесь! Я найду вас!
21
Хийе спала на дне лодки, свернувшись змейкой. Между делом я стал уже беспокоиться за нее, боялся, не случилось ли чего с ней во время бегства, но когда я пригляделся, то заметил на ее губах легкую улыбку и услышал, как она глубоко и спокойно дышит. С ней всё было в порядке.
Мы медленно скользили по гладкому, без единой волны морю. Дождь давно прекратился. Поначалу я греб, но потом перестал, ведь я все равно не знал, куда плыть. Я ждал восхода солнца, чтобы определиться, где же мы находимся.
Странная дикая ярость и доселе неизведанная жестокость, обуявшие меня минувшей ночью, давно испарились. Я снова стал обыкновенным, предусмотрительным и робким Леметом. И мне было довольно жутко думать о пережитом. Неужели действительно я шипел в ночное небо змеиные заклятья, словно отправляющийся на бой ратник? Откуда взялась во мне эта нежданная сила и ярость? Теперь они куда-то исчезли, и я обескураженно думал, что мама наверняка уже беспокоится, ждет меня, и сожалел, что угодил в такую передрягу.
Наконец рассвело. Первые лучи солнца растеклись по морю, словно кто-то накапал на зеркало вод жидкого воска, и в это время Хийе проснулась. Она открыла глаза, посмотрела на меня, посмотрела на окружающее нас море, и во взгляде ее не было и следа удивления или страха. Хотя и была без сознания с тех пор, как я, спасая Хийе от ножа Юльгаса, втащил ее на спину волка. Последнее, что она могла помнить, это ночная роща и издающий странные звуки хийетарк с воздетыми к небу руками. Теперь она неожиданно оказалась в лодке вместе со мной. Похоже, Хийе не видела в этом ничего странного. Она улыбнулась мне, села и потянулась.