Последний, кто знал змеиную молвь — страница 38 из 67

— Ах, дядя! — воскликнуло косматое существо с горящими глазами. — Значит, ты сын Линды!

Мою мать действительно звали Линда, что я и подтвердил. Хватка вмиг ослабла, и я почувствовал, как лицо мое погружается во что-то мохнатое и колючее, словно меня сунули головой в еловые ветки. Меня тормошили за уши и целовали в губы.

— Так я и знал, меня не обманывает! — говорил неизвестный. — Запах своей крови я завсегда чую. Как тебя звать, внучек?

— Внучек? — повторил я в смятении. — Меня зовут Лемет, выходит, ты…

— Твой дед! — возвестил косматый старик и со страшной силой обнял меня. — Твоя мать Линда и дядя Вотеле мои дети. Ах, Вотеле значит помер! Жаль! Мой сынок! Что же с ним стряслось, погиб в схватке?

Я был слишком потрясен, чтобы отвечать. Мой дед! Наверное, тот самый, про которого когда-то давно рассказывал дядя Вотеле. Этот дикарь с ядовитыми зубами, которому отрубили ноги и бросили затем в море, чтобы он там утонул. Но он не утонул, он жив. Правда, ног у него нет, и ниже колен штанины завязаны узлом, чтобы не волочились пустые по земле. Старик проследил мой взгляд и возвестил:

— Ноги мне отрубили, гады. Но ничего, я им еще перекушу за это глотки. Ты, внучек, вовремя объявился, мне как раз помощь нужна. Но это обсудим попозже. Эта девка, что там зайца запекает, она твоя? Я не стал ее кусать, решил прежде парня обезвредить, но тут вдруг учуял запах собственной крови. Что ты здесь делаешь, Лемет? В поход собрался?

Я вкратце рассказал деду всю историю. Слушал он с интересом. Лицо его все заросло космами, он был вроде куста, и из этих зарослей смотрели два большущих белёсых глаза. Они прямо-таки светились в темноте. Громадные руки деда, на которые он опирался, были ужасно костлявые и напоминали орлиные когти. Когда он вжимал их в мох, не мигая разглядывая меня, то напоминал сову. Конец моей истории ему не понравился, и он укоризненно покачал головой.

— Мужик не убегает! — сурово заметил он. — Я бы набросился на этих вонючих волков и загрыз их как последних крыс. Хийетарку я бы собственными зубами кишки выпустил, а Тамбета ухватил бы за хрен да вместе со всей кожей спустил. Открой-ка рот, внучек!

Я послушно открыл рот, дед заглянул и вздохнул разочарованно.

— Ядовитых зубов у тебя нету, — сказал он. — Жаль. Не знаю, в чем дело, почему не удалось передать их моим наследникам. Ни у сына, ни у дочки не было… Думал, хоть в третьем поколении прорежутся, да где там. В таком разе бороться с волками, конечно, труднее, но попытаться всё же стоит. Не пристало мужику убегать! Я безногий калека, но разве я из-за этого прячусь где-нибудь в норе? Нет, я всякому чужаку в ляжку вопьюсь. Это мой остров, и я защищаю его.

— Как ты вообще попал сюда? — спросил я деда. — Дядя Вотеле сказал, тебя в море сбросили.

— Тюлени вынесли, — ответил дед. — Они ведь тоже змеиную молвь понимают. Они вынесли меня сюда, и я принял этот остров в свое владение. Сюда на протяжении веков ведь всякий народ лез, лет десять назад так полный корабль рыцарей причалил, потом целая ватага монахов со своими прислужниками, у них задумка была что-то здесь построить. Я всех их укокошил. Змеей пробирался в траве и впивался ядовитыми зубами им в ноги, повалю и перережу глотку. Потом освежую и сварю, пока мясо от костей не отстанет, из черепов от нечего делать стал чаши мастерить. Вечерами же здесь никаких развлечений нет, вот и занялся.

— Зачем ты варил их? — спросил я не без отвращения. — Уж не ешь ли ты человечину?

— Не ем, — сказал дед. — У меня здесь зайцев да косуль полно. Но мне кости требовались. Понимаешь, я из них крылья себе лажу. Человечьи кости на это как нельзя лучше годятся. Просверлишь дырочку, выпустишь мозг, чтоб кость полегче была, а потом приладишь куда следует. Только многовато этих косточек надо — по меньшей мере человек сто надо зарубить, чтобы смастерить приличные крылья, которые выдержат человека. Я же не собираюсь помереть на этом острове! Задумал я дать железным людям настоящий бой. Молнией спущусь на них с неба и разнесу им черепа. Они, видишь ли, ноги мне отрубили да в море сбросили! Пусть катятся в задницу, такими детскими приёмчиками от меня не избавишься. Я не сдаюсь!

Дед захрипел, разинул рот, и стали видны два почерневших, но все еще острых ядовитых клыка. Я с восторгом смотрел на него. Передо мной сидел настоящий первобытный человек — дикий, исполненный сил, своего рода маленькая Лягва Полярная, его неимоверная жизненная сила сыпала искрами и испепеляла врагов. Ему отрубают ноги, а он мастерит себе крылья и нападает с воздуха! Когда же он пропал? За много лет до моего рождения, и все это время он таился здесь на острове, вынашивая планы мести, не утрачивая надежды, всегда воинственный и пружинистый, как ивовый прут, сколько его ни сгибай, он тотчас распрямится и огреет тебя.

Я представил, какую сумятицу и смерть посеял бы дед в лесу. Наверняка он не стал бы сидеть, как косолапый или я, в зарослях, не стал бы подглядывать за деревенскими девками, однако он не стал бы и торчать вместе с Юльгасом и Тамбетом в священной роще, прислушиваясь к голосам воображаемых духов-хранителей. Нет, он бы прополз в траве прямиком к большой дороге, загрыз бы проезжих рыцарей, пооткусывал монахам носы, впился бы в деревенского старосту Йоханнеса и всех других друзей и приспешников рыцарей. Наверняка в конце концов его бы прикончили, но прежде этот дикий безумный старик изничтожил бы не одну деревню. Он был опасен, он был исполнен первобытной силы, и в его присутствии я почувствовал, как во мне вновь медленно поднимает голову то самое яростное бешенство, что охватило меня в ту ночь, когда я спас Хийе, — желание сразиться и убить. Дед был преисполнен этого безумства, и как нагретый камень, прижатый к телу, излучает тепло, так и он распространял на меня свой жар.

— Хочешь посмотреть на мои чаши из черепов? — спросил дед.

В эту минуту меня окликнула Хийе. Заяц испекся, и она позвала меня есть.

— Твоя тебя зовет! — деловито заметил дед. — Пошли, навернем сперва этого зайца, а чаши подождут. Никуда они не убегут.

Он засмеялся, вновь обнажив ядовитые клыки.

Солнце уже село, когда мы приблизились к костру, — я обычным шагом, а дед с пугающей скоростью извиваясь по земле, словно какая-то громадная мохнатая змея. День и впрямь выдался удивительный — сперва я нашел себе жену, а теперь еще и деда.

22

При виде ползущего в траве косматого старикана Хийе, понятное дело, испугалась, но я торопливо объяснил ей, в чем дело. Дед подполз к костру, схватил обжигающего зайца и разодрал его пополам.

— Объедение да и только! — похвалил он, обгладывая свою долю и выплевывая косточки. — По крайней мере, зайца готовить у вас еще не разучились, хотя с остальным как есть так и есть.

Ползайца с удивительной скоростью исчезли в старике. Он облизал пальцы и с удивлением уставился на нас.

— Что, вы еще даже не начинали? Чего ждете? Заяц всего вкуснее с пылу с жару, остывший он клевером отдает.

Мы разделили оставшуюся половину зайца пополам и впились в мясо. Дед горящими глазами следил за нами.

— Приятно снова видеть живых людей, — одобрительно заметил он. — Обычно мне их разглядывать некогда, едва замечу движение, тотчас набрасываюсь и вонзаюсь зубами. Только потом, когда уже приходит время сварить покойника, удосуживаюсь глянуть на него. Ну, тогда уже поздновато, мясо начинает от костей отходить, одна каша получается.

Хийе поморщилась, и мне показалось, что зайчатина больше не лезет ей в глотку. Дед заметил это и пригрозил пальцем.

— Нечего кривиться, детка! — сказал он. — Запас костей требует пополнения и вообще — благодаря мне этот остров еще свободен. Ни один железный человек не укрепился здесь. Послушайте, расскажите-ка мне о лесных новостях! Как моя дочка поживает? Есть ли у тебя братья-сестры?

Рассказал деду, что с мамой все в порядке, что у меня есть сестра Сальме, которая живет с медведем.

— С чего это она с медведем живет? — рассердился дед. Что ли мужиков в лесу больше нет?

— Нету, — подтвердил я. — Все в деревню перебрались.

— Ну что ж, ничего не поделаешь, лучше уж с медведем жить, чем с каким-нибудь деревенским придурком, — заявил дед. — Медведь как-никак свой, хоть и глуповат. У меня в свое время много приятелей среди медведей было, одно удовольствие дурачить их. Они же верят всему, что ты им наплетешь. Бывало, заячьим дерьмом их потчевал, говорю: это большие коричневые земляники, ешь! Всегда ели, иной раз полную корзинку навернут, да еще нахваливают. Смех да и только! Наверное, у твоей сестрицы жизнь развеселая! Готовить еду не надо, хватай зайца, сажай на гнездо, словно птицу, потом угощай медведя катышками, мол, это заячьи яйца, только что снес, наслаждайся!

Незатейливая эта шутка привела деда в восторг, и он долго давился смехом.

— Какая жалость, что я тут на острове торчу, очень хотелось бы поглядеть на супружника твоей сестрицы! Уж я бы над ним вволю потешился! Но ничего, вот крылья смастерю, прилечу обратно к вам, устроим косолапому представление с зайцем.

— Когда ты с крыльями управишься? — спросил я. — Сколько тебе этих костей еще надо?

— Да немного осталось, — сказал дед. — Человека три-четыре понадобится. За месяц-другой наберу. Только мне не хватает кое-чего поважнее. Ведь крылья сами по себе в воздух не поднимутся, для этого ветер нужен.

— Ветер? — переспросил я. — Да он все время дует.

— Дуть-то дует, только этого мало, — стал объяснять дед. — Он в правильную сторону должен дуть и тогда, когда мне надо. Мне нужна торба ветров, и ты мне ее достанешь.

— Где достану? — спросил я.

— На острове Сааремаа. Там живет мой старинный приятель, повелитель ветров Мёйгас. Он тебе торбу ветров даст, если скажешь, что это я тебя прислал.

— А ты уверен, что этот повелитель ветров еще жив? Ты когда его в последний раз видал? — осторожно осведомился я.

— Давно это было, но островитяне народ живучий, особенно повелители ветров, — сказал дед. — Они лет по двести живут, потому как время от времени продувают себя ветрами. Прижмут ко рту ветряные мехи, и ветер продувает их насквозь, все хвори и недуги выдувает и вырывается из задницы с таким громом, что высокие мачтовые сосны сгибаются до земли и с треском ломаются пополам. После такого проветривания все нутро у тебя прочищено, и ты снова здоров, можешь хоть полвека еще прожить, если тебе кто топор в спину не всадит. Нет, на этот счет можешь не сомневаться, старина Мёйгас еще всех нас переживет и будет управлять ветрами.