Последний, кто знал змеиную молвь — страница 50 из 67

Куда же подевался дед, он ведь обещался прилететь сразу же вслед за нами? Случилось что, может, не раздобыл нужных костей?

Но я тотчас позабыл про деда на его отдаленном острове, тут, совсем рядом со мной стояла Магдалена, и если бы я поднялся, она бы тотчас увидела меня. Она немножко раздалась, но была по-прежнему хороша, и я к своему смятению почувствовал, что все еще люблю ее.

Я попытался отогнать это чувство, оно показалось мне подлым и мерзким. Ведь я пришел в лес в поисках одиночества, погоревать в тиши, сиротливо раствориться, подобно Мёме слиться с мохом, потому как что за жизнь мне без Хийе, которую я так любил, — но стоило мне лишь увидеть Магдалену, как я уже не мог отвести от нее глаз.

Все те чувства, что охватили меня возле монастыря, когда мы слушали пение монахов, это желание коснуться ее, сидеть рядышком, принюхиваться к ее запаху враз обрушились на меня, так настигает внезапный ливень. И вмиг я снова вымок.

Могло ли случиться что-нибудь более позорное? Как будто я дал тягу из постели только затем, чтобы прийти сюда на опушку леса вожделеть Магдалену.

Но — тут же ударило мне в голову — дед ведь, оставшись без ног, не пал духом, а принялся мастерить крылья. Если не удается одним манером, надо попытаться другим.

И тут же эта мысль показалась мне на редкость отвратительной. Утешало только то, что я и сам понял это.

И тем не менее я хотел Магдалену. Она нравилась мне. Я влюбился в нее.

До чего же всё это отвратительно! Насколько хорошо было метаться в горячке, без единой мысли, без единого сомнения!

И как хорошо снова видеть Магдалену!

Пока я в зарослях воевал сам с собой, девки и деревенский староста занимались овцами. Вернее, их исчезновением. Следы на траве не оставляли никаких сомнений, что овцы стали добычей волков.

— Я же обвела поясом вокруг них священный круг! — плакала одна девка. — Это же самое верное средство!

— Так и есть, — подтвердил Йоханнес. — Но оно помогает только от обычных волков, которые послушны господним заповедям. От оборотней пояс не спасает, сатана помогает оборотню перепрыгнуть его след.

— Выходит, здесь побывал волк-оборотень? — воскликнула вторая девка и завизжала со страху.

— Ничем другим исчезновения овец не объяснить, — отозвался деревенский староста. — Церковный пояс оберегает от всех диких зверей, это испокон веку знают в Германии и в святом городе Риме, выходит, здесь орудовал оборотень.

— Иисус против него ничего не может? — спросила вторая девка, всхлипывая.

— Иисус всё может, — утешил ее Йоханнес. — Только против оборотней нужны более сильные средства, чем освященный пояс. Надо будет поговорить со святыми отцами-монахами, узнать, что они присоветуют. Наверняка есть какая-нибудь молитва или реликвия против этого пособника сатаны.

— Я боюсь! — вздохнула первая девка. — Пошли домой!

— Да, пошли, — согласился Йоханнес. — Жаль овечек, больше в деревне ни одной не осталось. Но Господь не оставит нас!

Они ушли, и я высунулся из кустов, чтобы еще раз увидеть Магдалену, прежде чем она скроется из виду. Но Магдалена не пошла в деревню. Она сказала что-то отцу, свернула в сторону и пошла совсем другой дорогой. Потом замедлила шаг, оглянулась по сторонам, словно желая убедиться, что ни отец, ни подружки ее больше не видят, и бегом вернулась на опушку леса. Я подумал было, что она что-то потеряла, но к великому своему удивлению услышал, как Магдалена тихонько зовет:

— Лемет! Где ты, Лемет?

Я поднялся и вышел из кустов.

— Здравствуй, — сказал я. — Ты меня заметила?

— Нет, но я знала, что ты где-то здесь, — ответила Магдалена, подошла ко мне и положила руки мне на плечи. Она посмотрела мне прямо в глаза и лукаво улыбнулась. Я почувствовал ее запах, и у меня подкосились ноги. Я притянул Магдалену к себе и поцеловал.

Магдалена не сопротивлялась, я почувствовал, как она облизывает мне губы.

— Это ты овец перерезал! — шепнула она.

Я в растерянности оттолкнул ее.

— Что ты мелешь?

— Вкуса крови на твоих губах нет, но я знаю, что это ты, — хихикнула Магдалена, словно радуясь чему-то. — Ты же умеешь оборачиваться волком. Кто ж еще?

— Я уже говорил тебе, что человек не может обернуться волком, это глупости, — сказал я. — Это самые обычные волки овец сожрали. Я сам видел.

Было ясно, что Магдалена мне не верит.

— Понимаю, ты не хочешь открыть мне свои тайны. В церкви тоже полно непонятного, ведь монахи говорят на латыни. Колдовские премудрости и надо держать в секрете. Я и не хочу больше, чтобы ты научил меня оборачиваться волком, мне не до этого. Но я хочу, чтобы ты научил этому моего ребенка.

— Твоего ребенка? — опешил я. — У тебя есть ребенок, Магдалена?

— Еще нет, но скоро будет! Послушай, я тебе все расскажу! Я не собираюсь скрытничать, и к тому же это не то, что надо скрывать. Да это и не скрыть, скоро всем будет видно, как со мной обстоят дела. Я так счастлива! Знаешь, это случилось в тот самый вечер, когда мы с тобой в последний раз виделись. Ты ушел в лес, а я пошла обратно в деревню. Помнишь, мы как раз до этого видели одного рыцаря, он еще так важно гарцевал на своем коне? Вообрази только, когда я возвращалась в деревню, я его опять встретила! На этот раз он подъехал ко мне совсем близко, я поклонилась ему и поздоровалась по-немецки. Я по-немецки совсем мало знаю, но сколько-то знаю. Рыцарь остановил коня, посмотрел на меня и спросил, как меня звать. От волнения я едва сумела ответить, я же никогда прежде ни с одним рыцарем не разговаривала. Я назвала свое имя, и тогда рыцарь взял меня за подбородок и стал меня разглядывать. Он потрепал меня по голове, потискал груди и затем — ты не поверишь — он втащил меня на коня и отвез прямиком в замок. Там такая красота! Кубки из чистого серебра, постель устлана драгоценными коврами… Он переспал со мной! Лемет, представляешь, иноземный рыцарь переспал со мной! Он сделал мне ребенка!

Я смотрел на раскрасневшуюся от счастья Магдалену как на слабоумную, но должен признаться, ее рассказ взволновал меня, и я с удовольствием последовал бы примеру рыцаря. В каком-то смысле Магдалена стала куда более земной — если чужеземный рыцарь мог позволить себе трогать ее волосы и щупать ее груди, то почему этого не могу и я? Единственное, что несколько смущало меня, так это знание того, что она носит в себе ребенка; как будто кто-то третий незримо присутствует здесь и внимательно наблюдает за Магдаленой.

— Так ты теперь в замке живешь? — спросил я. — Стала любовницей этого рыцаря?

— Да нет, ты что! — фыркнула Магдалена. — Он, понятное дело, на другое утро отправил меня домой. С какой стати ему было оставлять меня в замке? Ведь он может осчастливить еще столько деревенских девушек. Хотя я надеюсь, он не станет этого делать. Пока что не слышно, чтобы кто-нибудь из наших побывал в замке. Я единственная, кого он выбрал, я единственная, кому он подарил ребенка! Понимаешь, Лемет, я рожу Иисусика!

— Ничего не понимаю, — признался я. — Разве этот ваш Иисус не что-то вроде духа-хранителя? Бог или как вы его там у себя в деревне называете?

— Да, он бог, а рыцари ведь ученики и друзья бога, — сказала Магдалена. — Для меня они все равно что сам Иисус. Бог научил их всяким премудростям и сделал сильными и красивыми. Он и нас может такими сделать, если будем во всем слушаться его, но на это потребуется время. Ребенок, которого я ношу в себе, уже при рождении будет похож на них, потому как его отец один из иисусов! В моем ребенке течет его кровь! Кровь Иисуса! Какая это для меня удача, какая честь! Он станет рыцарем, и я думаю, он с детства заговорит по-немецки, как и его отец. К счастью, он обязательно выучится и эстонскому, ведь иначе я — его мать — не смогу со своим ребенком разговаривать. Это же невыносимо!

Магдалена покачала головой и продолжила:

— Мой отец тоже страшно счастлив. Для него ужасно важно, чтобы наш род пробился как можно выше. Сам он родился еще в лесу, я — уже в деревне, а перед моим сыном открыт весь мир, и он станет знаменитым. Может, он даже в святой город Рим отправится и станет жить там. Отчего бы и нет? Он ведь будет уже не землепашец, он будет Иисус, а Иисусы нынче правят миром.

— Ну, с чем вас и поздравляю, — пробормотал я. Мне показалось, что переспать с Магдаленой мне все же не удастся. На что ей дикарь вроде меня, если в ней уже живет настоящий Иисус, будущий правитель мира? Ясно, что нынче в духе времени зачать ребенка от рыцаря, а не от какого-то замшелого знатока заветных змеиных заклятий. Я снова почувствовал, как все во мне отдает тленом; этот запах был настолько силен, что совершенно непонятно, почему Магдалена не чувствует его.

— Спасибо, Лемет, — сказала Магдалена. — Но я хочу попросить тебя кое о чем. Стань моим мужем.

Это было настолько неожиданно, что я просто-напросто уставился на Магдалену.

— Почему я? — выдавил я наконец.

Магдалена обняла меня за шею и крепко прижалась ко мне. Это было приятно, однако меня не оставляла мысль, что где-то тут же прижимается к моему животу маленький Иисусик, и от этого я ощущал какую-то неловкость. Но тут рука Магдалены скользнула мне под зипун, я ответил тем же и забыл обо всех Иисусах на земле. По мне, так их может быть столько же, сколько мошкары, — покуда я мог гладить голую спину Магдалены, мне до них не было никакого дела.

— Я знаю, что Господь всемогущ, — шепнула мне на ухо Магдалена. — Но я знаю также, что иногда Сатана одолевает его. Нередко случается, что святые изображения и кресты не могут его остановить, вот и сегодня не было проку от освященного пояса — он тебя не остановил, ты овец все равно зарезал.

У меня сил не было спорить, мне было почти все равно, что говорит Магдалена, главное, я мог ласкать ее жаркое нагое тело.

— В деревне такое часто случается, — продолжала Магдалена. — Отец умнейший человек, в дальних странах он выучился многим полезным уловкам, но все они основаны на божьей силе. Сатану он забыл, сатану не знают ни монахи, ни чужеземцы. Они только боятся его, знают: против него и бог не всегда помогает. А ты Сатану не боишься, ты его знаешь, ты умеешь разговаривать с ним. Ты видел духов-хранителей и знаешь змеиную молвь, а змея ведь почти то же самое, что сатана. Мой сын — Иисус, и перед ним открыт весь подвластный богу мир, а я хочу, чтобы ты открыл ему и мир сатаны. Хочу, чтобы ты учил его как родной отец, чтобы обучил его заветным змеиным заклятьям и искусству оборачиваться волком — всему тому, что сам знаешь и умеешь. Лемет, ты исполнишь мою просьбу? Если тебе не хочется покидать лес, ты не обязан жить у нас, просто будешь каждый день приходить в деревню, чтобы мой сын стал человеком, который знает как язык бога, так и язык сатаны. Если в лесу тебе станет холодно, в моей постели для тебя всегда найдется место.