— Никакие это не псы священной рощи, мразь! Это твои собственные лапы, которыми ты угробил двух невинных людей! Тварь этакая, тварь!
— Я хотел убить тебя, — прохрипел Юльгас, прижимая к животу кровоточащие культи. — Я караулил тебя в засаде, но в ту ночь, когда я со своими верными псами пришел по твою душу, тебя не оказалось дома. А псы голодные, духи-хранители обещали напоить их кровью, вот они и утолили жажду. Никому не дано противостоять духам-хранителям, они всех сильнее!
Это звучало настолько чудовищно, что я рывком поднял Юльгаса на ноги и одним движением вспорол ему живот. Юльгас взвыл и грохнулся наземь.
— Ублюдок! — задыхался я. — Пойми наконец, нет никаких духов-хранителей, нет никаких священных псов. Есть только твоя дурная башка, что измышляет всё новые преступления. И почему только я не убил тебя в тот раз? Это я во всём виноват!
Я сунул руку в рану Юльгаса и вытащил кишки. Хийетарк орал и выл. Я привязал кишки к старой липе и двинул ногой в рожу старику.
— Ползи теперь вокруг своей священной липы, негодяй! — кричал я. — Ползи, пока все твои кишки не намотаются на твое священное дерево! Ползи, гад, ползи!
И он пополз! Кровавый отвратительный след потянулся за ним, длинные склизкие кишки вывалились из него и потянулись. Заячья капуста под деревом стала бурой от крови Юльгаса. Вывалив изо рта посиневший язык, он медленно полз, хрипя, выпучив единственный безжизненный глаз. Он смог проползти вокруг липы два раза пока не истек кровью.
— Какая гадость, — сказала Инц, с отвращением отворачиваясь.
— Подходите же, почтенные духи-хранители и священные псы, наваливайтесь на угощение! — орал я что есть мочи. — Стол накрыт! Подходите, смакуйте, это блюдо придется вам по вкусу! Сегодня вас кормят в последний раз! Завтра никто и не вспомнит про вас, с завтрашнего дня вы обречены на забвение и голодную смерть! Пользуйтесь случаем, духи-хранители! Священные псы, где вы, ау! Подходите давайте, жрите!
Одни лишь мухи слетелись на мои призывы, целая туча мух, и вскоре труп Юльгаса покрылся черным жужжащим покровом.
— Давай уйдем отсюда, — попросила Инц. — Это невыносимо.
Я сплюнул на мух и на останки хийетарка, резко развернулся и ушел.
— Ты куда? — спросила Инц, ползя рядом со мной.
— Не знаю.
— В деревню пойдешь?
— Нет.
— К нам?
— Я не знаю. Не знаю.
Мне хотелось просто идти и идти вперед и в конце пути упасть в пропасть, как в тот день, когда волк убил Хийе. Опять всё кончилось, опять всё было позади, опять всё пропало.
— Ты лучше сперва к нам зайди, — посоветовала Инц. — Тебе отдохнуть надо. Полижешь белый камень, отоспишься.
— А потом?
— Что потом?
— Когда я проснусь?
— Не знаю, Лемет. Потом подумаем. Пошли со мной.
Я не стал спорить с Инц. Так и быть, пойду к змеям. В сущности, ведь разницы никакой, куда идти и что делать.
Мы свернули на тропку, ведущую к змеиному логову, и какое-то время двигались молча. Внезапно Инц зашипела встревоженно:
— Дымом пахнет! Скорее! Что-то там неладно!
Я тоже уловил запах гари, бросился бегом и почувствовал себя чуть лучше. Мне требовалась деятельность. Мне хотелось, чтобы юльгасов было много, целая стая, и я мог всех их истязать и убивать. Дым и мелькавшее за деревьями пламя костра могли означать, что мне вновь представится возможность сразиться с кем-то, выплеснуть свое отчаяние в дурную ярость мести. Кто мог развести там огонь? Какие-то железные люди или монахи? Я достал нож и хищно вцепился в его рукоятку.
— Это из нашего логова дым идет! — испуганно прошипела рядом со мной Инц. — Что бы это могло значить?
Мы поспешили и спустя миг были на месте. И что же мы увидели! Это были никакие не железные люди и не монахи. Это были деревенские во главе со старостой Йоханнесом, там были Пяртель и толстяк Нигуль, и Якоп, и другие мужики. Они стояли кружком вокруг огромного костра, устроенного прямо перед лазом в змеиную пещеру. В свете огня видны были несколько обуглившихся гадюк. Спасаясь от проникающего в пещеру дыма, они, как видно, попытались выбраться на свежий воздух. Единственное, чего они добились, они не задохнулись, а зажарились заживо.
В пещере находилась ведь и моя мама! И отец Инц, змеиный король! И ее дети, у которых короны только-только начали отрастать! Они все были там и не могли выбраться.
Инц издала дикий шип и набросилась на деревенских. Какой-то паренек вскрикнул и упал, ужаленный Инц, затем вскрикнул один старик, закрыл лицо руками и свалился. Инц жалила направо и налево, среди деревенских возникла сумятица, людей обуял страх.
Послышались крики: «Помогите! Помогите! Тут одна гадина уцелела!»
Я не собирался оставлять Инц одну. Заорал изо всех сил и бросился ей на помощь. Первый удар пришелся по шее тучному Нигулю, и толстяк кулём осел на землю. Я орудовал ножом не глядя, и порой приходилось зажмуриваться, поскольку кровь брызгала мне в лицо и глаза щипало. Людей было слишком много, и когда я врезался в их скопище, со спины я не мог защититься. Кто-то угодил мне камнем в затылок, череп хрустнул, и я упал на колени, отплевываясь от неведомо откуда взявшейся во рту крови. Всё вокруг завертелось перед глазами, и не успел я собраться с силами, как меня связали. Рядом со мной лежала Инц. Хребет ей переломали, но она еще была жива, шевелилась еле-еле.
Я видел, как над нами склонился давнишний мой приятель Пяртель со здоровенной дубиной.
— Вообще-то эти гадюки совсем не такие опасные, — услышал я его слова. — Просто надо хряснуть им по спине, в два счета окочурятся. Они же не толще ветки, разок хряснешь, вот хребет и перешибешь.
— Пяртель, разве ты не помнишь — это же Инц! Вы когда-то дружили! — бормотал я, сплевывая кровь.
— Змея не может быть другом христианина, — отозвался Пяртель. — Не мели глупости! Это ты со змеями водишься, потому как ты язычник. За это тебя сожгут на костре.
— Ну и скотина же ты, — сказал я тихо. Слова Пяртеля меня не испугали — пусть жгут, если хотят, мне всё равно. Всё равно. Всё пропало, давно уже пропало, а теперь так они еще убили мою мать и все семейство Инц и вообще всех моих друзей-гадюк. Никого не осталось, одна только Инц с перебитым хребтом рядом, наверняка ее сейчас прикончат. Вот и ладно, пусть кончают, мне было просто больно смотреть, как Инц беспомощно шевелится в пыли подобно какому-то дождевому червяку, а не как королева змей.
— Держись, дружище! — шипнул я ей. Инц взглянула на меня, она поняла, что я сказал, но ответить уже не смогла. Судороги пробежали по ее тощему, но упругому телу. Было видно, что ей очень больно.
— Сунем змеюку в костер? — спросил Якоп, подойдя поближе и пнув ногой Инц.
— Да нет, давай лучше отнесем ее в муравейник, — сказал Пяртель. — Вот будет потеха, когда муравьи начисто обглодают ей позвоночник, словно змеюку в котле сварили.
— Скотина, тварь, мразь! — хрипел я, лежа на земле, тогда как Пяртель под смех деревенских поднял извивающуюся Инц рогатиной и понес ее куда-то. Мне вспомнилось, с каким презрением относилась когда-то Инц к муравьям, а теперь она станет жертвой этих самых букашек. Эти самые противные глупые букашки сожрут ее плоть, разнесут ее тело по крохам в свои ходы, оставив один лишь белый хребет. Крохотные убогие существа, не разумеющие заветных змеиных заклятий — точно такие же, как эти деревенские, благодаря которым им достанется такое угощение. Ведь Инц презирала и деревенских — а теперь эти люди заживо зажарили всех ее сородичей, а саму ее бросили на съедение муравьям. Они стали сильными, придумали, как убивать змей, и теперь уже ничто не остановит наступление нового мира. От заветных змеиных заклятий этим глухим ушам нет никакого толку — они не могут защитить от тяжелой дубинки, которой так легко перебить хребет нежной змее.
Пяртель сказал, что меня сожгут, и я ждал, когда же меня бросят в костер. Но, похоже, у деревенских были другие планы. Ко мне подошел Йоханнес, долго внимательно разглядывал меня, потом наклонился и сказал:
— Видишь теперь, Лемет, что с тобой случилось, а всё оттого, что ты отверг святой крест. Дал бы святым отцам окрестить себя, не заполучил бы тебя Сатана. Нет, тогда бы ты смог противостоять ему. Не стал бы служить окаянному.
— Никому я не служу, — пробормотал я.
— А с чего же ты набросился на нас? — спросил Йоханнес. — Почему убил столько честных христиан?
— Потому что эти христиане поубивали моих друзей. Знаешь ли ты, старый пень, что сегодня вы убили мою мать.
— Твою мать? — удивился Йоханнес. — Мы изничтожили змеиное гнездо, верных сатанинских прислужников. Вчера вечером эти мерзкие твари убили двоих наших — юного Андреаса и милую Катарину. Разве можно оставить безнаказанным такое преступление, вот мы и удушили все это сатанинское племя в их собственной пещере.
— Моя мать тоже была в этой пещере, — сказал я.
— В змеином логове? — воскликнул Йоханнес, осеняя себя крестным знамением. — Так она и сама была змея, или того хуже — ведьма! В таком случае она получила по заслугам!
— Старик, — сказал я. — Нынче я выпустил кишки одному ублюдку вроде тебя, он поклонялся духам-хранителям. Мне страшно хочется всадить нож и в тебя, извлечь печень и размазать ее по твоей роже.
— Ты говоришь как дикарь, — презрительно бросил Йоханнес. — Да ты и есть дикарь. Твоя душа настолько во власти Сатаны, что нет у тебя никакой надежды удостоиться Божьей милости. Ты напал на нас вместе со своим дружком, змеей подколодной, однако Бог защитил нас и направил руку славного малого Якопа, который жахнул тебя камнем. Твой господин силен, но против Бога он слабак. Как только рассветет, сожжем тебя на качельной горке. И не надейся, на этот раз я не уступлю Магдалене. Пусть сколько угодно просит за тебя, но я велю тебя уничтожить. Слишком долго терпел я в своем доме приспешника Сатаны, слаб и грешен был.
Я дико расхохотался, хотя впору было плакать, но слезы мои иссякли.
— Нет, старик, — крикнул я в лицо Йоханнесу. — Не бойся, Магдалена за меня просить не станет. Об этом можешь не беспокоиться! Так вот почему тебя не было дома, когда смерть приходила в ваш дом! Ты в лесу чинил расправу над змеями! Твой Бог и впрямь оберегал тебя и спас от большой беды. Ликуй, старик, благодари своего всемилостивого Бога, который так любит и бережет тебя!