Я слышал доносившиеся из замка дикие крики и понял, что медведи набросились на людей. Может быть, именно сейчас они пожирают этого горбуна в красном колпаке, который обучал их танцам. И теперь он пляшет в лапах медведей, сведенных с ума заветными змеиными заклятьями.
Я видел, как какой-то стражник сверзился со стены вниз головой, и понял, что по крайней мере несколько медведей выбрались наверх. Я оглядел его — всё в порядке, он сломал себе шею — и шипнул деду. Он и сам уже понял, что время пришло, и налетел огромной совой.
— Хватайся за меня, я подниму тебя! — прокричал он, я вцепился деду в бока и почувствовал, как поднимаюсь в воздух. Мгновение спустя я был уже на стене, и ко мне, разинув пасть, бросился огромный медведь.
Я торопливо шипнул ему нужное заклятье, и он развернулся в поисках другой жертвы, такой, что не знает заветных змеиных заклятий и не может командовать им. Он и обнаружил одного железного человека и набросился на него, но тот проткнул ему сердце копьем, и зверь скатился по лестнице во двор замка.
В следующий миг за ним последовал и воинственный железный человек, с теперь уже бесполезным копьем в руке, потому как дед с лету укусил его в щеку.
В сущности нам пришлось сделать не так уж много — медведи разошлись вовсю, и хотя их трупы валялись повсюду, они порешили почти всех обитателей замка. С последними расправились мы сами.
Оставалось только утихомирить медведей. Их уцелело всего двое, но они рассвирепели настолько, что готовы были вцепиться друг в друга. Одно-единственное змеиное словечко остановило их, и они в растерянности озирались по сторонам, с недоумением разглядывая свои окровавленные лапы.
— Порядок, мишки! — возвестил дед. — Дело сделано! Замок пал, все железные люди и их бабы перебиты. Можете возвращаться в лес.
Медведи тупо уставились на нас.
— Вам что — непонятно? — спросил дед. — Возвращайтесь в лес! Вы молодцы, здорово помогли нам. Убитых можете сожрать, если хотите, только головы мне оставьте. Их я вам не уступлю.
Он парил на небольшой высоте над двором замка и вытащил из горы трупов тело маленького горбуна, на голове которого болтался двурогий красный колпак. Дед стянул его с горбуна.
— Странная у него голова, — заметил он. — Бугристая, что твой еловый корень. Из этого черепа получится замечательная чаша.
— Да это же тот, что на дудочке играл! — воскликнул один из медведей. — Он учил нас плясать и угощал сахаром. Что же вы наделали?
— Мы этому человечку ни одной косточки не сломали, — сказал дед. — У него на шее следы медвежьих зубов. Уж не ты ли сам загрыз его.
Дед отрезал у горбуна голову и сунул ее в свою торбу.
— Голова мне, остальное — вам. Приятно кушать!
Медведи медленно приблизились к телу горбуна, потыкались в него мордами, один из медведей взял в зубы красный колпак с двумя золотыми бубенчиками и положил его на грудь покойного. Они лизали ему руки, они плакали.
— Пошевеливайтесь живее, болваны! — крикнул с высоты дед. — Мы этот замок сейчас подпалим! Эгей! Лемет, спускайся, я им сейчас красного петуха подпущу!
Спустя недолгое время захваченный замок заполыхал и снопы искр взлетели к луне. Я шел по освещенной заревом пожара тропе, надо мной трепыхался дед. Он говорил:
— Хорошо, что они свои укрепления на пустошах строят, нет опасности, что лес загорится.
Я же тем временем думал о том, ушли ли медведи из замка или остались облизывать своего учителя, который умел дудеть и ртом и задницей. Хотя, с другой стороны, какое мне до этого дело? Да пусть они, если хотят, сгорят и сдохнут вместе со своим горбуном, с его золотыми бубенчиками и дудочкой.
Кто может скорбеть о целом свете? Обо всем этом новом мире. Они очухаются, небось, сволочи. Но мы постараемся затруднить им это, насколько это возможно.
— Дед! Там еще один замок! — воскликнул я, указывая на видневшееся впереди укрепление. — Теперь его черед!
— Так точно! — одобрил дед. — Сейчас и нападём, пока тело еще не остыло от предыдущей схватки.
— Медведей там нет? — спросил я.
— Запаха их не чую, — сказал дед. — Но что с того, мы и сами справимся.
— Справимся! — поддержал я и почувствовал, как кровь ударила в голову. — Давай, дед! Подними меня на стену, как и в прошлый раз!
Я схватился за деда, и мы полетели. Замок, до того казавшийся в сумерках темной горой, вдруг оказался тут же. Я был уже готов броситься на копья и мечи железных людей, сражаться за свою жизнь, а если надо, то и погибнуть, мне всё это было безразлично, но разглядывая постройку сверху, вдруг понял, что это не рыцарский замок, а монастырь.
— Дед! Нам повезло! — закричал я. — Здесь нет никаких железных людей, одни монахи! Дед, да это же всё равно что по грибы пойти — только знай снимай одного за другим!
Какой-то монах во дворе уставился на меня. Он поднял руки и закричал что-то на своем непонятном языке. Зазвенели монастырские колокола. Не прошло и получаса, как они умолкли.
36
Мы разделись и принялись в свете костра сушить одежду: в одежде, насквозь промокшей от крови, ночью похолодало. Дед занялся черепами, закончив с одним, швырял его в сторону и принимался за следующий. Чаши из черепов шишками рассыпались под деревьями.
Вскоре я уснул, а когда с первыми лучами солнца проснулся, дед по-прежнему возился с черепами.
— Дед, ты же совсем не спал, — сказал я спросонок и сел, зевая.
— Недосуг мне спать, — отозвался дед. — Слишком долго проторчал я на острове, если теперь еще отсыпаться, я же ничего не успею. Давай поешь и одевайся, а я тем временем окончу последнюю чашу, и двинемся дальше и врежем железным по первое число.
— Да, дед, двинемся дальше.
Однако случилось так, что, продвигаясь вперед, мы в то же время возвращались назад, ведь тропки в лесу извилистые, а мы и не старались держаться строго какого-то направления, шли куда глаза глядят в надежде встретить железных людей или монахов. И вот однажды вечером мне показалось, что местность какая-то знакомая, а пройдя еще немножко, я узнал место, где волки загрызли деревенских овец, где я встретился с Магдаленой и мы впервые миловались.
— Дед, мы снова в родном лесу, — сообщил я. — Тут недалеко наша старая хижина.
— Хочешь заглянуть? — спросил дед.
Я не захотел.
Какой смысл? Мамы ведь там больше нет. Тут мне вспомнилось, что Сальме-то наверняка в своей пещере, вместе с Мымми. Сестру я давным-давно не видал. Когда мы с дедом в последний раз покидали эти места, у меня не было ни времени, ни желания попрощаться с ней. По правде говоря, я даже не вспоминал про нее, в том кошмарном обвале, что за одну ночь погреб под собой всех дорогих мне, я совсем позабыл, что Сальме ведь жива. В тот миг казалось, что всё пропало, есть только дед и отчаянная, безоглядная война против всех. Впоследствии время от времени Сальме вспоминалась мне, но тогда я был уже далеко от дома и даже при всем желании не имел возможности проведать ее. Теперь это возможно, теперь мы снова были дома.
— Дед, не проведать ли нам мою сестру? — предложил я. — Со своей внучкой познакомишься.
— С той, что за медведем? — спросил дед. — Давай, с родней отношения надо поддерживать. Как-никак своя кровь и плоть.
Мы свернули в лес. Деду лететь там было несподручно, широкие крылья застревали в ветвях. Поэтому он поднялся повыше и парил над вершинами подобно орлу.
— Крикни, когда мы доберемся до места, я тогда спущусь, — прокричал он мне сверху.
— Договорились, дед! Нам немного осталось, конечно, если Сальме всё еще в своей старой пещере живет. Авось она на прежнем месте.
Дед не ответил, он кружил над лесом, то опускаясь, то вновь, мощными взмахами крыльев поднимаясь ввысь.
— Лемет! — вдруг крикнул дед. — Железные люди в лесу! Я вижу их! Как думаешь, не задать ли им малость жару? Несколько симпатичных черепушек в гостинчик поднести твоей сестре, а ее медведю — окорок-другой.
— Отчего же нет! — откликнулся я. — Где они?
— Там! — крикнул дед и в следующий миг заорал диким голосом: «оттуда» прилетела выпущенная из лука стрела и пронзила ему плечо. Дед взвыл, вцепился зубами в стрелу, пытаясь вытащить ее, но только раскусил ее и, кружась, упал с неба на землю, обломав о ветки крылья, и остался лежать посреди нагромождения костей.
С криком: «Дед, ты жив?» я бросился к нему, и тут из-за деревьев выскочили всадники, и по пятам за ними — лучники. Они охотились в лесу, и охота оказалась удачной, хотя они и не подстрелили ни одного лося, ни одной косули, но они попали в моего деда. Это и впрямь был меткий выстрел, и мне пришлось признать, что оружие железных людей способно кое на что. В тот момент мне, понятно, было не до того, чтобы дивиться на их луки, мне надо было защитить беспомощно лежащего на земле деда и самого себя, потому что железные люди приготовились к нападению. Я шипнул, кони, как водится, понесли, рыцари повыпадали из седел. Я бросился на них, и в два счета мой нож обагрился кровью. Но их было слишком много, и дед не мог мне помочь. По крайней мере половину из них я убил, но они со всех сторон окружали меня, и тут я почувствовал, как что-то невероятно тяжелое и острое падает мне на голову, мой череп треснул, и прежде чем потерять сознание я успел подумать: из этого черепа хорошей чаши не получится, наверняка его продырявили. По всей вероятности мне со спины ударили мечом по голове, я упал наземь, больше я ничего не помню.
Голова раскалывалась от боли. Это единственное, что я ощущал, и был бы рад снова потерять сознание, лишь бы избавиться от этой муки, но мне не дали этого. Кто-то плеснул мне в лицо холодной воды. Я с трудом открыл глаза и увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию железного человека. Он со смехом говорил что-то.
Заметив, что я пришел в себя, он вместе с другим рыцарем схватил меня за шиворот и поставил на ноги. Я увидел, что одежда моя вся залита кровью. Я был очень слаб, не мог даже сам стоять, но в том не было необходимости. Железные люди привязали меня к дереву, и веревки не давали мне упасть.