Теперь мне удалось оглядеться. Мы были на берегу моря — примерно в том месте, откуда началось когда-то наше с Хийе морское путешествие, которое привело нас на дедов остров. Тогда берег кишел злобными волками, а где-то среди волн стоял взбешенный Тамбет и осыпал нас проклятиями. Теперь вместо них были железные люди. Их было много, и все смотрели на меня, переговаривались между собой и, казалось, ждали чего-то.
— Как дела, Лемет? — прохрипел кто-то.
Я повернул голову, насколько позволяли путы, и увидел деда. Он тоже был привязан к дереву, так что впервые после потери ног он стоял стоймя. Его одежда тоже была вся в крови, сломанная стрела по-прежнему торчала из плеча, один глаз вытек.
— Теперь они нас прикончат, — сказал дед. — Говнюки эдакие! Я при падении сильно ушибся, а когда пришел в себя, эти барсуки уже связали меня. Кое-кого мне удалось-таки покусать, и они тут же окочурились. Тогда они выкололи мне глаз и врезали дубинкой по зубам, так что ядовитые клыки мне выбили, да только корни у них крепкие. В конце концов они позвали какого-то толстяка с большими щипцами вырвать мне зубы, но я цапнул его за руку, и больше они ко мне не приближались. Так что я приму смерть при своих клыках, как и прожил с ними всю жизнь. Здорово мы с тобой потешились! Порубали этих скунсов. Жаль, меня так по-дурацки ранило этой стрелой, не то бы мы им еще показали.
— Ничего, дед. Когда-то это должно было кончиться.
— Так я твою сестру и не повидал. Жаль. Нас ведь совсем мало осталось, да и те немногие, что есть, всё никак не встретятся.
Он умолк и, уставясь на железных людей, издал громкий шип. В сторонке, пытаясь высвободиться, заржали привязанные к деревьям кони.
— И от заветных заклятий проку никакого, — сказал дед. — Коней-то можно взбаламутить, да только эти говнюки не в седле сидят. А на них самих никакие заклятья не действуют, они ж ничего в них не смыслят.
Загремели барабаны. Двое приблизились к нам. Кожаным поясом они перетянули деду рот, наверное, чтобы он не смог воспользоваться своими ядовитыми клыками. Его отвязали от дерева, и безногий дед рухнул наземь. Железные люди удовлетворенно загоготали.
— Держись дед! Знаешь, я очень горжусь тобой. Будь побольше таких, как ты, Лягва Полярная до сих пор летала бы над нами, пожирая этих злобных недоумков, как ласточки — комаров.
Дед взглянул на меня и подмигнул единственным глазом. Затем его уволокли.
На небольшом взгорке было устроено нечто вроде деревянного помоста, на который деда и втащили. С него содрали одежду и бросили его ничком.
Затем его руки прибили к полу, и один мужик уселся ему на обрубки ног, чтобы он не мог пошевелиться.
Тогда другой взял большой нож и вспорол деду спину — от затылка по самые ягодицы.
Дед захрипел от боли, задергался.
Мужик с ножом сунул руки в рану и стал в ней шарить. Глаз деда закатился, но сознания он не потерял. Кровь лилась по деревянному помосту и капала на песок.
Тип на спине деда нашарил ребра, взял небольшой топорик и стал рубить их.
Затем схватился за них и стал выворачивать наружу, так что ребра торчали из спины деда подобно крыльям.
Железные люди на берегу одобрительно заржали и закричали что-то, размахивая руками, словно пытаясь взлететь.
Дед все еще был жив, он колотился головой о помост. Вдруг ремень лопнул, дед издал вопль и впился зубами в ногу своего мучителя, которая нечаянно оказалась перед ним.
Мужик вскрикнул удивительно тонким голосом и рухнул рядом с дедом. Остальные бросились к нему на помощь, но после нескольких судорожных движений тот затих. Он умер.
Дед тем временем шипел как сумасшедший, клацал зубами и харкал черной кровью.
Один из железных подскочил к нему, схватил меч и отрубил деду голову. Она скатилась под помост, и поскольку была вся в крови, то на нее сразу же налип песок, так что ее вполне можно было принять просто за большой камень в песке.
Чудовищно обезображенное туловище деда, лишенное ног, осталось лежать в кровавой луже, из располосованной спины торчали костистые крылья. Это были человечьи кости, вполне пригодные для полета, была бы только связка ветров.
Да где ее взять.
Затем настал мой черед. Меня отвязали от дерева. Я всё еще был очень слаб и покачнулся, но мне не дали упасть, а, подхватив с двух сторон, быстренько затащили на деревянный помост. Один из железных поскользнулся в липкой кровавой луже, и моя раненая голова ударилась о его плечо. Я невольно вскрикнул.
Железные засмеялись и залопотали что-то по-своему, непонятно для меня, думаю, сказали что-нибудь вроде: «Это еще ничего, это только начало, всё еще впереди!»
Я и не сомневался, что не слишком приятно, когда тебе располосуют спину и вывернут ребра наизнанку. Что делать, заветные змеиные заклятья тут не помогут.
Они связали меня точно так же, как и деда, и один схватил нож. Я зажмурился и закусил губу в ожидании первого всплеска боли и всего, что за этим последует.
Но удара не последовало. Никто не коснулся меня, и странные голоса, доносившиеся до меня, заставили меня вновь открыть глаза.
Они все стояли там же, где и прежде, — на пустынной полоске берега, откуда было лучше всего наблюдать за кровавым действом на помосте. Они не смеялись больше и не тянули шеи в сторону помоста. Головы их были повернуты в сторону моря, и создавалось впечатление, будто они стали слишком тяжелы для этих шей. Во всяком случае, что-то неустойчивое было в их повороте, казалось, головы вот-вот покатятся с плеч, и чтобы не допустить этого и сохранить равновесие, им надо было ступить шаг в сторону моря. И затем еще один. Но это не помогало, шея всё равно не выпрямлялась, голова по-прежнему тянула к морю, и хотя железные люди тщились буквально руками установить голову ровно, это не удавалось, и им пришлось идти в направлении, выбранном головой.
Я обернулся назад — даже те, кто собирался запытать меня до смерти, не могли справиться со своими головами. Они не стояли больше на помосте, а, как и остальные железные люди, потянулись к морю, куда тянули их расшалившиеся головы. На их лицах отражались недоумение и страх, они не понимали, что случилось с их доселе послушными головами, куда они их тянут. Они кричали, хватаясь руками за горло, пытаясь повернуть голову в другую сторону, но неведомая сила, что в этот миг владела их головами, была сильнее.
Я по-прежнему был связан и никак не мог распутать себе руки и ноги, хотя и пытался изо всех сил. Прекрасная возможность сбежать — железным людям было сейчас не до меня — им никак было не справиться с собственными самовольными головами. Я предположить не мог, сколько это продлится, и дергался изо всех сил. Но веревки были прочные, и мне не оставалось ничего иного, как лежать и надеяться, что это странное явление, в последний миг прервавшее мою казнь, уведет железных людей как можно дальше от меня.
И правда, им так и не удалось выпрямить свои шеи. Головы вели их все ближе к морю, и вот уже первые железные зашли в воду и ступали все дальше. Теперь они голосили уже в страхе смерти. Все дальше в море увлекали их головы, и они следовали за ними, как бараны на привязи. Они упирались, но все равно продолжали идти, потому что не имели сил сопротивляться желанию голов. Один железный коротышка зашел в море настолько далеко, что вода стала ему по горло: он вопил как сумасшедший, но остановиться не мог, в следующий миг он захлебнулся и исчез в волнах.
Теперь все железные люди поняли, что за конец ждет их. Они рыдали и стенали, а один достал из-за пояса нож и перерезал себе горло, чтобы избавиться от предательской головы, которая безжалостно увлекала его в мокрую могилу. Тем самым он избежал судьбы утопленника, но не смерти, его тело, обагрив воду, погрузилось в море.
Остальные железные люди такой решительностью не отличались. Они голосили и нюнили, воздевая руки к небу, и молили своего бога о помощи, видимо, воображали, что он возлежит на облаках и наблюдает за этой странной картиной. Ничто не помогало, один за другим они исчезали в море, и когда волны сомкнулись над головой последнего железного человека, на берегу стало неожиданно тихо.
Я с облегчением выдохнул всей грудью: я жив, я спасся, хотя и не понял, каким образом. Что за сила погнала всех их в воду, утонуть по собственной воле, что случилось с их головами, что они вдруг отказались служить своим хозяевам и бросились в море? Этого я не знал, да в тот момент это и не слишком меня заботило. Надо было освободиться от пут, подняться из этой лужи крови, в которую бросили меня железные люди. Я ужом извивался, но веревки не ослабевали.
— Погоди, мы сейчас поможем тебе! — послышался чей-то голос. Я повернул голову и увидел две белоснежные фигуры, с трудом бредущие в мою сторону. Пирре и Ряэк! В первое мгновение их было даже трудно узнать, так они постарели. Длинная седая шерсть развевалась на морском ветру, и зверолюди походили на покрытых пухом больших птенцов. Они ступали с трудом, шатаясь и спотыкаясь, но в конце концов добрались до меня и распутали узлы своими длиннющими желтыми ногтями.
Я сел и охнул, раненая голова болела нещадно, и развязанные руки-ноги гудели. Но это были пустяки по сравнению со счастьем, что спина моя цела и ребра остались внутри. Я кинулся обнимать зверолюдей:
— Спасибо вам. И как вы догадались прийти сюда да так вовремя?
— С нашего дерева всё видно, — сказал Пирре. — Только мы давно уже не ходили по земле, вот долго и добирались. Будь мы чуть порасторопнее, можно было бы и деда твоего спасти.
— Да, он по нашей вине погиб, — добавила Ряэк. — Такие мы вот старые копуши стали.
— Что это с железными случилось? — спросил я. — Что погнало их топиться в море?
— Вши, — гордо заявили зверолюди. — Милые наши вши, которых мы всю жизнь изучали и обучали. Мы заслали их в волосы железных людей и велели двигаться в сторону моря. Вот вши и двинулись и железных людей за собой повели. Разве устоишь на месте, когда тысяча вшей в твоей шевелюре хотят пойти куда-то, и если им придают силу заветные змеиные заклятья, которых вы — люди — больше не помните, даже ты, дорогой. Особые заклятья древних зверолюдей, которые действуют и на насекомых. Это они спасли тебя и увлекли железных людей в море, увы, вместе с бедными вошками, которые принесли себя в жертву тебе, Лемет.