— Я слышал тебя, Арнольд, — терпеливо вздохнул он. — Я просто не понимаю… ты отправлял Конора и Полсона в поддержку лейтенанту Мэтьюсу. Они просто должны были взять Харриссона под арест. Хочешь сказать, он всех их убил?
Арнольд Дюмейн повернулся к темнокожему мужчине за столом и криво усмехнулся.
— Нет. Судя по тому, что я услышал, убийцей был не Харриссон, а Декоре.
Дрейк Талос резко выпрямился в кресле.
— Я приказал Дэвису избавиться от Декоре.
— Очевидно, что сержант с этой задачей не справился. И я предупреждал тебя об этом, Дрейк. Агента Полсона тоже предупреждал, но предупреждения мои ему мало помогли. Мне странно, что ты возложил на молодого сержанта задачу, с которой не могли справиться оперативники «Креста» на протяжении многих лет.
Талос прищурился.
— Возможно, они бы достигли успеха, если б ты не информировал Декоре о планах отряда Харриссона.
Арнольд Дюмейн небрежно качнул головой, отмахиваясь от замечания Талоса, как от назойливой мухи.
Что он мог знать о внутренних делах «Креста»? Разве мог он по-настоящему понимать, каким яростным фанатиком был Филипп Харриссон, перебивший наибольшее число вампиров и практически приведший «Крест» к его ожидаемому закрытию? Разве мог он понимать, каково это — быть благоговейно преданным кому-то? Каково слышать изо дня в день сожаления Филиппа Харриссона о том, что его сын ни в грош не ставит труды своих предков и не желает работать на благо человечества? Каково при этом чувствовать себя наилучшей заменой этому нерадивому отпрыску и не иметь никакой возможности прямо заявить об этом? Каково понимать, что дело, которому ты посвящаешь свою жизнь, должно завершиться и умереть при тебе, а ты так и не станешь в нем весомой фигурой? Каково числиться лишь на правах бюрократа и советника, когда вся твоя душа жаждет оперативной работы, но лидер не видит этого желания и не хочет позволить тебе проявить себя? Каково так страстно испытывать к кому-то сыновью любовь и одновременно незамутненную человеческую ненависть? Каково пустить этому человеку пулю в голову ради общего дела по его собственному приказу? Каково самому обустраивать дела так, чтобы лидер этот приказ отдал? И каково потом, всецело надеясь на отказ нерадивого отпрыска от поста главы «Креста», получить его согласие?
Что об этом мог знать Дрейк Талос?
Ничего.
Арнольд Дюмейн никому и никогда не рассказывал о собственном отношении к «Харриссонскому Кресту», никогда не показывал, как ненавидит позицию бюрократа и роль приближенного советника. Никогда не показывал, насколько его тяготит лишь мнимая, а не настоящая руководящая должность. Никогда не говорил, насколько важной для него была сама организация и ее общий дух, который он так жаждал сохранить. О, он ненавидел семейство Харриссонов и одновременно горячо любил. Он и сам порою не понимал, как два этих чувства уживаются в нем, не разрывая его на части. Он задавался этим вопросом каждый раз, когда отправлял Валианту Декоре записки с будущими планами «Креста» и когда видел, как эти планы рушатся умелыми стараниями загнанных зверей, в коих Харриссоны превратили вампиров.
— Речь сейчас не об этом, — небрежно сказал Дюмейн, сумев сохранить выражение лица непроницаемым и не поморщиться.
— Ты прав. Речь об общей расстановке сил. Что тебе сказали?
— Харриссон находится в больнице Сент-Френсис Хелт под охраной полицейских в тяжелом состоянии. Когда придет в себя, его планируют допросить о том, что случилось на дороге.
— А что случилось на дороге? — нетерпеливо спросил Дрейк. Он ненавидел манеру Дюмейна слишком тянуть с конкретными ответами. Нагнетание обстановки годилось для театрального представления, но никак не для ведения дел.
— Не знаю, как именно произошла стычка между сержантом Дэвисом и Декоре, но твой агент был заражен ядом вампира. Его полуразложившийся труп уже доставили в морг Сент-Френсис Хелт, и патологоанатом пребывает в легком шоке, если не сказать больше. Соответствующие процедуры еще не провели, но беглое описание отметин на трупах полицейских говорит о том, что именно Дэвис убил большинство людей, которые явились за Харриссоном. Агента Полсон застрелился из собственного пистолета. Зная его, я сильно сомневаюсь, что он бы пошел на нечто подобное — его мог заставить только Декоре, который, похоже, явился лишь под конец бойни. Надо думать, он явился за Ривер Уиллоу.
Дрейк вздрогнул.
— И она у него?
— Да, — холодно отозвался Дюмейн. — Пока что мои люди пытаются выйти на ее след. Как только найдем ее, остальная картина прояснится.
Дрейк потер вспотевшими руками лицо и поморщился.
— То есть, теперь у нас на одну головную боль больше, ведь Декоре собирался превратить девчонку в себе подобную.
Дюмейн покачал головой.
— Проблема Декоре в том, что он толком не знает, что для этого нужно делать. И никто не знает. Его отец занимался изучением этого вопроса, пытался найти указания или мифы, но из-за Гордона его убили раньше, чем он сумел завершить свои исследования. Поэтому Декоре будет беречь девчонку, как зеницу ока, и, думаю, это сыграет нам на руку.
Талос прищурился.
— Вот как?
— Я пока не стану излагать все свои догадки. Все станет яснее, как только я пообщаюсь с Джеймсом. Думаю, пора посвятить его в наши планы и заставить посодействовать.
Дрейк не был уверен в том, как стоило трактовать легкую тень улыбки, появившуюся на лице Дюмейна, однако порадовался, что этот человек считает его союзником, а не врагом.
78
Ривер старалась ехать осторожно, чтобы не потревожить раненого, лежавшего на заднем сидении полицейской машины. Валиант не проронил ни слова с момента посадки в салон. Периодически Ривер казалось, что он даже не дышал, и она чуть сбрасывала скорость, чтобы успеть убедиться в обратном. Она не знала точно, почему помогает этому существу. У нее было к нему множество вопросов, которые можно было задать, лишь когда он немного придет в себя, и именно этим она оправдывала свои действия, не желая даже думать, что за столь иррациональным решением стоит что-то еще.
— Скоро будем на месте, — тихо произнесла Ривер, успокаивая, скорее, саму себя, чем Валианта. Она была уверена, что раненый ей не ответит: слишком много сил ушло бы на лишние слова. И все же… отчего-то ей страшно хотелось, чтобы он заговорил.
Не оставляли ее и мысли о Джеймсе Харриссоне. Как он? Когда Ривер смотрела на дорогу в последний раз, стоя рядом с Валиантом в лесу, Харриссона забирали на машине скорой.
По крайней мере, ему окажут надлежащую помощь. Но… что потом? Я должна связаться с полицией, должна оправдать Джеймса, доказать, что он не убивал Криса и не похищал меня…
Она покачала головой. Крис. Мысли о его смерти до сих пор не до конца укладывались в голове. Ривер все еще не могла соотнести страшный образ «перевертыша» с приятным юношей, которого она встретила в Лоренсе всего два дня назад после долгой разлуки.
И ведь существо, яд которого превратил Криса в монстра, сейчас лежит на заднем сидении. Почему же я помогаю ему?
У нее не было ответов.
В тягостной тишине прошла еще минута. А затем после небольшой дорожной неровности с заднего сидения прозвучал едва слышный приглушенный стон, больше походивший на болезненный вздох.
— Прости. Я стараюсь, как могу, но дорога не всегда ровная. Как ты?
Молчание.
— Валиант? Ты… в сознании?
— Non. Ne le fais pas[10], — вдруг послышалось с заднего сидения. Ривер не разобрала слов, и поначалу ей показалось, что дело в слабости голоса раненого и в шуме двигателя полицейской машины, но следом ее посетила мысль, что Валиант Декоре говорил на другом языке. И, похоже, не с ней.
— Валиант? Ты меня слышишь? — обеспокоенно спросила она.
— Papa… — чуть слышно произнес раненый, дыша часто и прерывисто. — Voyage en Équateur c’est la folie…[11]
Ривер сбавила скорость. Она не понимала ни слова, однако звучание языка показалось ей знакомым.
Французский, — изумленно подумала девушка, искренне пожалев, что никогда не изучала других языков. Ей показались знакомыми лишь слова «папа» и «экватор»… или «Эквадор».
— Le climat y est trop sévère, ça va te tuera[12], — продолжал говорить Валиант. Не оставалось сомнений, что у него начался бред.
— Черт… — выдохнула Ривер, начиная медленно сбавлять ход. Она не знала, поддалась ли панике или послушалась собственной интуиции, но что-то подсказало ей, что, если сейчас оставить все, как есть, до мотеля «Белая Лилия» Валиант точно не дотянет. И операцию не переживет.
Торможение вышло резче, чем ей хотелось бы. Ривер услышала тихий стон раненого, выбежала со своего места и открыла дверь пассажирского сидения.
Глаза Валианта были закрыты, лицо покрылось испариной, а тело била мелкая дрожь.
— О, Боже, Валиант… — шепнула Ривер. — Дело плохо. Что же мне…
Ее вопрос оборвался на полуслове. Она ведь знала, что может для него сделать. Ривер содрогнулась, понимая, что испытывает почти животный ужас. Она боялась того, что может делать с людьми яд вампира. Однажды ей посчастливилось избежать этого эффекта. Будет ли судьба так благосклонна во второй раз?
— Так, ладно, — вздохнула она, оглядываясь по сторонам. Нужно было что-то предпринять. На обочине, где она остановилась, лежала пустая стеклянная бутылка от пива «Бад».
Стерильности никакой, но выбирать не приходится, — нервно подумала девушка. Она подняла бутылку и со всей силы ударила ею о дорожное полотно, оставляя у себя горлышко с острым краем. Затем снова подошла к задней пассажирской двери машины.
Глаза Валианта вдруг открылись, и Ривер тут же отвела взгляд, опасаясь попасть под гипноз вампира. Однако синего сияния не последовало.