Не обращала внимания на то, что ее толкают и что в ботинки насыпался снег.
Джентльмен предложил ей завтра утром встретиться в том же самом кафе и позавтракать. А еще раньше сказал, что ему надо бежать, что он опаздывает — что делать, он всюду опаздывает, но на этот раз сильнее, чем обычно, и что ему очень хочется еще поговорить с ней, но пора бежать и не могли бы они встретиться здесь же завтра, в восемь тридцать?
Самое подходящее время, добавил он, убегая, для встреч с незнакомцами, правда? Его глаза-светофоры сигналили: да, скажи «да», и она кивнула, покраснев до ушей.
Она не успела спросить его, как он здесь оказался, потому что когда она в последний раз его видела, он сидел в автобусе и дремал. Они даже не успели толком познакомиться — не узнали, как кого зовут.
И теперь придется ждать до завтра, до половины девятого, а до тех пор она будет мысленно называть его Джентльменом. Хотя любое имя сгодится. Кроме Пирса.
Все это было как сон, так неожиданно и невероятно, что, когда он вышел, она спросила у официантки:
— Так вы его знаете?
— Да, заходит по утрам, — ответила та. — Приличный человек. Всегда дает хорошие чаевые. С таким не стыдно и под ручку пройтись. Я бы лично не переживала, если бы он меня вздумал закадрить.
Сэди переживала вовсе не из-за того, что незнакомец пытался ее «закадрить». А из-за того, что она его придумала. Вообще-то люди не выхватывают мобильники у грубиянов, по крайней мере те люди, которых она знала. Им не аплодирует весь автобус. У них нет таких зеленых глаз, как у него, и они не говорят, что любовь разит наповал, и у них нет южного акцента. А если бы такие люди и существовали, вряд ли они бы пригласили ее позавтракать. Следовательно, она его придумала. Но официантка-то не придуманная, а она как раз и подтвердила факт его существования.
Сразу возвращаться в гостиницу не хотелось, и Сэди решила прогуляться. Перешла на другую сторону Пятой авеню и пошла пешком: мимо отеля «Плаза», мимо собора Святого Патрика, мимо Рокфеллеровского центра — пока не добралась до того места, где сейчас стояла: до островерхого небоскреба. Наверх подниматься смысла не было — что там увидишь в такую погоду? — и она развернулась и пошла обратно тем же маршрутом. На витрины почему-то смотреть не хотелось, а занималась она тем, что всю дорогу вспоминала встречу с Джентльменом: с того момента, как впервые увидела его в автобусе, до последней минуты, когда он выскакивал в распахнутую дверь кафе. Каждый раз, прокрутив ленту воспоминаний до конца, она мысленно прокручивала ее назад и нажимала кнопку повтора, и время, проведенное за этим занятием, не казалось ей потраченным впустую.
«Имею же я право помечтать! — решила она. — Даже если завтра все будет не так, если он не придет или окажется, что у него жена и четверо детей, у меня по крайней мере останется это утро, когда все еще было зыбко и неопределенно и я была счастлива. Имею право. Это не то что с Пирсом — тогда я месяцами сидела и ждала его звонка, думая, что должна же быть какая-то уважительная причина, по которой он так резко вычеркнул меня из своей жизни, но это был самообман. А теперь — чистая фантазия. В этом вся разница».
Дойдя до 79-й улицы, она свернула в сторону Мэдисон-авеню. Пока вдали не показалась гостиница, она не могла думать ни о чем, кроме Джентльмена, но, подходя к отелю, вдруг задумалась. А вдруг Джорджи и Джессика захотят ее видеть завтра ровно в восемь тридцать утра? Вероятнее всего, они в это время будут еще отсыпаться, но, как показывает опыт, в этом путешествии ничего нельзя знать заранее. Осмелится ли она сказать им правду? Поймут ли они ее, при том что у них один Морган Блейн на уме? Или Джорджи, узнав, что Джессика ее опередила, соберет вещички и вместе с Сэди умчится домой? В таком случае она не сможет предупредить Джентльмена. А если сказать Джорджи «нет»? Но они оплатили ее поездку, она работает на них. Разве может она взбрыкнуть и остаться в Нью-Йорке — без работы, без денег?
— Эй, милая, очнитесь!
Перед ней стояла хорошо одетая пожилая дама и буравила ее взглядом.
Сэди силилась улыбнуться и вдруг почувствовала сильную боль в левом виске — и не могла вымолвить ни слова.
— Вы не заблудились?
— Нет, — прошептала Сэди. — Спасибо.
Поднявшись на лифте в свой номер, она первым делом скинула ботинки и рухнула на постель. Полежав минут десять, перекатилась на бок, с закрытыми глазами нашарила сумку и стала искать сильнодействующий нурофен. По стеночке дошла до ванной и не разжевывая проглотила сразу две таблетки — точь-в-точь гуляка после попойки. В таких случаях хорошо бы полежать в теплой ванне…
Так она и сделала, но почему-то пульсирующая боль не унималась, в виске все сильнее и сильнее стучало, она подумала, что еще немного, и голова лопнет.
— Сэди! Сэди? Ты где?
Черт, ругнулась Сэди, вылезая из ванны и хватая полотенце. Мало того что в висках стучит, так теперь еще и Джессика в дверь молотит!
Элайза приготовила салат из макарон с тунцом, крохотными помидорчиками и мелкими кукурузными початками, — и эта жуткая смесь, как отметила Джорджи, оказалась на удивление вкусной. Джорджи была голодна как волк и спокойно могла бы одна умять целую миску, но не стала этого делать. Не хватало еще, чтобы Блейн узнал о ее слабостях или подумал, что она не умеет вести себя за столом. Она боялась, что он начнет опять над ней подтрунивать. Похоже, именно в этом он видел свое жизненное предназначение: в том, чтобы ее высмеивать. Он получает от этого удовольствие, подумала она. Ну забрела к нему очередная поклонница — что тут такого смешного, на самом-то деле?
— Знаешь, Морган, ты пишешь про сельву так, словно ты там родился. Но я знаю, что это не так. Как тебе это удается — что это, игра воображения?
Джорджи с затаенной грустью смотрела, как Элайза, задавшая этот вопрос, подбирает из миски остатки салата и перекладывает себе на тарелку.
Морган пожал плечами:
— Талант, что я могу сказать. Умение подбирать слова.
— Угу. — Элайза кивнула. — А в любовных сценах тоже? Я хочу сказать, они связаны с реальной жизнью или с умением подбирать слова?
Элайза бросалась фразами, как лихой хоккеист — шайбой. Но последний вопрос почему-то задала низким, воркующим голосом — хоть сейчас иди и прокручивай в службе «секс по телефону».
— «Вуду-девы» — не про любовь. «Вуду-девы» — про жизнь, Элайза. Про то, как мы живем, как умираем, как боремся с одолевающими нас страстями, как живем под звездами, стерегущими наши души. — С этими ловами Морган воздел руки, словно позировал для монумента «Человек, который хочет обнять весь мир».
— Надо же. — Откинувшись на стуле, Элайза прижала руки к груди и вздохнула. — Надо же, Морган. Какой ты умный!
— Простите? — не вытерпела Джорджи. Она в жизни не слышала подобной чепухи. — Вы ведь нарочно, да? — И воззрилась на Моргана.
— Почему нарочно? — Морган поддел помидорчик и сказал, прожевывая: — Вы говорите, вам нравится эта книга. Значит, читая ее, вы смогли оценить по достоинству писательский талант и глубину авторской мысли.
— Да, мне нравится роман «Вуду-девы». Но это все же не «Война и мир»!
— Она не поняла, — сказал Морган Элайзе.
— Да, не поняла, — ответила Элайза.
— Она англичанка, — печально заметил Морган.
— Англичанка, — повторила за ним Элайза.
— Как и Шекспир, между прочим, — парировала Джорджи.
— Правда? — Морган вскинул голову. — Правда?
— Все. — Джорджи встала. Она дрожала от негодования. — Хватит, сыта по горло. Я хочу уехать.
— Да Манхэттена путь неблизкий, — улыбнувшись, предупредила Элайза.
— Все равно. Мне все равно.
— О, сядьте, пожалуйста, сядьте, — забеспокоился Морган. — Можем не говорить о великой литературе, раз это вас так возбуждает.
Джорджи села. Конечно, до шоссе и то сколько идти, а до города и вовсе неизвестно когда доберешься. В такой снегопад.
Некоторое время все молчали, потом Элайза воскликнула:
— Эй, а давайте кататься на санках!
— Отличная мысль, Элайза! На санках. Пошли. — Морган поднялся и радостно хлопнул в ладоши. — Санки у крыльца. Айда кататься, ребята! — И выбежал из кухни.
— Хотите покататься, Джорджина?
— Нет, спасибо, Элайза.
Буду сидеть здесь и думать о том, какие они оба сволочи, подумала она. И эта хохотушка, и ее братец, возомнивший себя гением.
— Послушайте, простите, что мы вас подразнили немного. Мы с Морганом привыкли подшучивать друг над другом. Это у нас с детства. Мы так к этому привыкли, что нам непонятно, как можно на это обижаться. Мы же не из вредности, правда.
Должно быть, хулиганы были первостатейные. Да и теперь не лучше — горбатого могила исправит, подумала Джорджи.
— Конечно. Понимаю. Но лучше я останусь здесь. Правда.
— Послушайте, Джорджина! — Элайза помолчала, потом тряхнула белокурыми прядками. — Нет, ничего. Все путем. В шкафу есть банка растворимого кофе, чайник на полке. Остальное знаете.
— Благодарю вас. — Со стороны ей показалось, что это говорит Джессика. Да, произношение, свойственное людям из высших слоев британского общества, наглядно показывает, какая огромная культурная пропасть отделяет ее от этих американских болванов. По опыту общения с Джессикой она знала, что чрезмерная вежливость лишь подчеркивает чувство глубокого презрения к объекту. — Как вы полагаете, когда прекратится снегопад?
— Вероятно, не раньше завтрашнего утра. Тогда и снегоуборочные машины выйдут. После этого можете смело вызывать такси.
— Хорошо. Благодарю вас.
Черт, сказала она про себя, глядя, как Элайза идет искать Моргана. Черт, черт, черт… Выходит, мне тут всю ночь торчать? С этими придурками. Всю жизнь мечтала. Поскорее бы уехать из этой страны. Расскажу Джессике, что за тип этот Морган — пусть радуется, что не видела величайшего придурка в мире, — и завтра же вечером летим домой. Надо бы позвонить Джессике, а то она страдает. Я попрошу прощения и скажу, что уже достаточно наказана за свою опрометчивость.