За последние два часа Петр не произнес ни слова. Очевидно, он очень переживал за судьбу Марты. Утешало лишь то, что мальчик не проявлял признаков страха, а значит, не чувствовал поблизости тигров.
Когда они выбрались на берег, Монк велел всем снять одежду, досуха выжать ее и разложить на солнце. Поскольку это происходило в самое теплое время дня, вещи быстро высохли. Но теперь они снова вымокнут до нитки, а поскольку солнце садилось, можно было не сомневаться: их ожидает долгая и холодная ночь.
Но Константин был прав, они должны двигаться. Оставаться здесь, на открытом пространстве, когда где-то неподалеку бродят тигры, было далеко небезопасно. Болото, по крайней мере, может стать для них хоть каким-то укрытием.
Монк первым двинулся по крутой тропинке. Он помогал спускаться Петру, а Константин держал за руку сестру. После того как они покинули солнечный склон и вступили в тенистую зону, очертания младших детей стали размытыми.
Здесь деревья – преимущественно сосны и березы – росли гуще, но, по мере того как они углублялись в лабиринт больших и малых ручьев, заливавших болотистую долину, им все чаще встречались опустившие ветви к воде плакучие ивы, похожие на скорбящих вдов, горестно склонивших головы.
Монк не без труда прокладывал себе дорогу. Подлесок представлял собой переплетение кустов можжевельника и дикой малины, однако чем более болотистой делалась почва, тем меньше их становилось. Вскоре путники уже перепрыгивали с одной поросшей мхом кочки на другую, что, впрочем, было нетрудно, учитывая то, каким густым здесь был мох. Пушистым зеленым ковром он покрывал нагромождения валунов, взбегал по белым стволам берез, словно пытаясь утащить их под землю.
Они замедляли шаг, а нередко и вовсе останавливались, когда перед ними возникала очередная яма, наполненная стоячей водой.
Пронзительный крик, раздавшийся сверху, заставил Монк посмотреть в небо. Над их головами пролетел орел. Размах его крыльев был не меньше, чем размах рук взрослого мужчины.
Воздушный хищник охотился.
Это напомнило Монку об опасности за их спиной.
Он пошел быстрее. Пока детям было проще передвигаться по этой пресеченной местности. Их легкие тела будто парили над мокрой землей, в то время как Монк должен был следить за каждым своим шагом, чтобы не оставить в грязи ботинки.
Последний час они едва плелись и прошли, как прикинул Монк, меньше мили. Несколько раз он видел, как с их пути скользили в сторону змеи, а один раз заметил на себе взгляд блестящих глаз лисицы, которая тут же пустилась в бегство, перескакивая с бугорка на бугорок, и вскоре исчезла. Монк настораживался при каждом новом звуке. Он слышал, как по болоту кто-то тяжело пробирается. На земле лежали массивные рога, сброшенные лосем.
Теперь они уже шли по колено в воде, двигаясь зигзагами от одного островка к другому. Сырой, холодный воздух пах ряской и плесенью. Солнце продолжало опускаться за горы, и вокруг становилось все темнее.
Монк едва тащился. Его догнал Константин, который по-прежнему вел, держа за руку, Киску. Девочка, казалось, спала на ходу.
Петр прижимался к бедру Монка. Когда они проходили по более глубокой воде, мальчика приходилось сажать на плечи.
Внезапно Петр судорожно вцепился в руку Монка.
Какое-то существо продиралось сквозь ветви деревьев, направляясь прямо к ним.
«О нет!»
Поняв, что это, Монк крикнул:
– Спасайся! Беги!
Он схватил мальчика и стал отрывать его от себя. Тот плакал и сопротивлялся. Константин, шлепая ногами по воде и высоко поднимая колени, бросился в сторону, таща за собой сестру. Левая нога Монка провалилась в болото. Он пытался вытащить ее, но она словно попала в цемент.
Треск ветвей раздавался все ближе.
Монк толкнул Петра вперед и повернулся, чтобы встретить опасность лицом. Он услышал, как под ногами мальчика хлюпает вода. Но, вместо того чтобы бежать прочь, парнишка кинулся обратно к нему.
– Нет, Петр! Убегай!
Мальчик пробежал мимо Монка, и тут же чья-то большая тень обрушилась из кроны дерева и шлепнулась в воду прямо рядом с ним. В следующую секунду эта тень и мальчик заключили друг друга в жаркие объятия.
Марта.
Монк пытался утихомирить гулко колотившееся сердце.
– Петр, в следующий раз ты… хотя бы предупреждай!
Очень медленно он вытащил из трясины увязшую ногу.
Шимпанзе обняла мальчика и легко подняла его из стоячей воды. Константин и Киска уже шлепали обратно. Марта опустила Петра и крепко обняла каждого из детей. Затем она подошла к Монку, подняв руки и широко разведя их в стороны. Он нагнулся и тоже принял от нее приветственное объятие. Обезьяна была горячей и ласково пыхтела ему в ухо, а Монк ощущал, как дрожит от усталости ее старое тело. Он тоже прижал Марту к себе, подумав о том, сколько трудностей ей пришлось преодолеть, чтобы воссоединиться с ними.
Выпрямившись, он задумался над тем, как Марта сумела найти их. Было понятно, что, пока они шлепали по воде, она, перепрыгивая с ветки на ветку, сокращала разделявшее их расстояние. Но каким образом она узнала, в каком направлении они движутся?
Монк окинул взглядом темное, покрытое водой пространство.
Если их сумела выследить она, то…
– Давайте двигаться! – сказал он и махнул рукой в сторону самого сердца болота.
Снова оказавшись вместе, они пошли дальше. Возвращение Марты воодушевило детей, но болото вскоре снова взяло свое: они опять стали спотыкаться. Константин с Киской ушли вперед, оторвавшись от остальных, Петр повис на Монке, а Марта предпочитала двигаться, хватаясь за ветки, перебирая руками. Пальцы ее ног задевали воду.
Солнце медленно спряталось за горами, предоставив им брести в мрачных сумерках. Монк едва различал идущего впереди Константина. Слева низко и зловеще заухала сова, и Монку показалось, что этим звуком их пытается напугать сама ночь.
Из зарослей плакучих ив послышался встревоженный голос Константина.
– Изба! – крикнул он по-русски.
Монк не понял, что означает это слово, но тон, каким оно было произнесено, ему не понравился. Он пошел туда, откуда раздался голос. Вода здесь была не такой глубокой.
Продравшись сквозь чащу ивовых ветвей, он обнаружил впереди один из тех крохотных островков, которые уже встречались им во множестве. Но в отличие от других этот не был пустым. На небольшом взгорке расположился маленький домик на коротких сваях. Он был построен из грубо оструганных бревен и увенчан крышей, поросшей мхом. В единственном окне не было света, а из трубы не шел дым. Никаких признаков жизни.
Константин ждал у берега островка, укрывшись в высоких зарослях камыша.
Монк подошел к нему.
Указав на хижину, подросток сообщил:
– Охотничья заимка. Таких избушек в этих горах полным-полно.
– Я пойду проверю, – сказал Монк, – а ты оставайся здесь.
Он взобрался на берег и обошел избушку. Она была маленькой, с трубой из дикого камня. Трава тут доходила ему до пояса. Казалось, что в избушке никто не бывал уже лет сто. Монк заметил короткие мостки, возле которых не было ни одной лодки, однако в камышах неподалеку стояла плоскодонка – по сути, плот с зауженным концом. Он наполовину зарос мхом, но еще мог держаться на воде.
Монк вернулся к фасаду избушки и подергал дверь. Она была не заперта, но доски разбухли от сырости, и ему понадобилось приложить немало усилий, чтобы распахнуть ее. Заржавевшие петли немилосердно заскрипели.
Внутри было темно и пахло плесенью, но, по крайней мере, здесь было сухо. В срубе имелась только одна комната. Большая часть пола из сосновых досок была покрыта сеном, из мебели здесь имелся лишь маленький стол с четырьмя стульями вокруг него. Вдоль одной стены стояли грубые шкафы, но кухня отсутствовала. Похоже, пищу тут готовили прямо на печи, где обнаружились металлические кастрюли и горшки. Возле печи Монк увидел охапку сухих дров.
И на том спасибо.
Монк подошел к двери и помахал рукой, зовя детей.
Ему была ненавистна сама мысль о промедлении, но все они нуждались в отдыхе. Поскольку окно было закрыто, Монк решил развести в печи огонь, чтобы просушить одежду и обувь и провести в тепле самую холодную часть ночи. А перед самым рассветом они могут отправиться дальше и, возможно, даже на плоту.
Константин помог ему растопить печь, а младшие дети тем временем сидели на полу, прислонившись к Марте. Старший мальчик нашел спички в вощеном коробке, и сухие дрова занялись сразу же, как только их лизнул первый огонек. Огонь быстро разгорелся, треща и щелкая. Дым послушно уходил в дымоход.
Монк подкинул в печку еще одно полено, а Константин обыскал шкафы. В них он нашел рыболовные снасти, ржавую лампу, в которой еще плескалось немного керосина, длинный охотничий нож и наполовину пустую коробку патронов для дробовика. Самого ружья не оказалось. Кроме того, в одном из шкафов мальчик нашел пожелтевшие журналы с фотографиями голых девиц, которые Монк немедленно конфисковал и использовал в качестве растопки. А на верхней полке обнаружились четыре аккуратно сложенных стеганых одеяла.
Передавая Монку одеяла, Константин показал в сторону его раскрытого рюкзака. Монк обернулся. Мальчик указывал на лежавший в нем дозиметрический значок. Тот уже не был белым, как раньше, а приобрел розовую окраску.
– Радиация, – пробормотал Монк.
Константин кивнул.
– Обогатительная фабрика, которая отравила озеро Карачай. – Он махнул рукой в северо-восточном направлении. – Радиоактивные отходы медленно просачиваются и в землю.
«Отравляя грунтовые воды», – подумалось Монку. А куда в конечном итоге стекает вся вода с гор? Монк посмотрел на закрытое ставнями окно, представил себе раскинувшееся за ним болото и тряхнул головой.
А он-то думал, что единственную опасность для них представляют тигры-людоеды!
19 часов 04 минуты
Петр сидел перед огнем – раздетый, завернувшись в толстое одеяло. Их ботинки сушились, выстроившись в шеренгу на печке, а одежда висела на леске, натянутой Монком. Леска была такой тонкой, что казалось, будто рубашки и штаны парят в воздухе.