Помимо Грея на заднем сиденье расположились Элизабет и Ковальски. Великан сидел с обнаженным торсом, а Элизабет обрабатывала рану на его плече.
– Прекрати ерзать.
– Больно же!
– Это всего лишь йод.
– Уй, черт! Все равно щиплет, как хрен знает…
Сердитый взгляд женщины положил конец дальнейшим стенаниям.
Грей должен был отдать должное своему напарнику. Ковальски спас ему жизнь в ангаре, сбросив с потолка крюк весом в полтонны. Пусть на кнопку нажал палец Елены, именно острые глаза Ковальски заметили опасность и спасли его.
И все же они еще не отвели от себя угрозу.
Грей обернулся и посмотрел на убегающие назад холмистые поля с белеющими там и сям стволами берез. Его сердце не могло успокоиться, а мозг анализировал десятки возможных сценариев. Автомобиль удалялся от Чернобыля, но Грей понимал: куда-то же они должны направляться!
Ему не давали покоя последние слова Николая: «Ты еще не победил… Миллионам все равно суждено умереть».
Что он имел в виду? Грей знал: это не пустая угроза. Эти люди запланировали что-то еще, и оно должно было случиться. Даже название плана Николая – операция «Уран» – поначалу не давало Грею покоя. Оно было позаимствовано из истории Второй мировой, когда Советский Союз победил немцев под Сталинградом. Но победа была достигнута не за счет одной только этой операции. Это был результат блестяще осуществленного тактического плана, включавшего в себя две операции: за «Ураном» последовал «Сатурн».
Видимо, именно на это намекнул Николай, когда Грей выбирался из ангара. Значит, запланирована еще одна операция. Но где она будет проводиться и в чем состоит ее суть?
Наконец телефон зазвонил. Грей открыл его и приложил к уху.
– Директор Кроу?
– Как вы там? – спросил Пейнтер.
– Пока живы.
– Я организовал для вас транспорт. В нескольких милях от Зоны отчуждения есть частная взлетно-посадочная полоса. Ее использовали для приема бортов с VIP-гостями, прибывающими для участия в церемонии. Британская разведка любезно предложила использовать один из их реактивных самолетов. Они, видимо, пытаются спасти свою репутацию после того, как не прислушались к профессору Мастерсону, одному из своих бывших агентов. Кстати, я пошел напролом и объявил тревогу. Известие о неудавшемся теракте в Чернобыле распространяется среди разведывательных служб со скоростью лесного пожара. С целью обеспечения безопасности – так, на всякий случай, – уже начата эвакуация прибывших на церемонию, но вы пока опережаете этот хаос.
– Очень хорошо.
Грей не мог отрицать того, что твердый голос директора помог и ему обрести большую уверенность. Он был не одинок во всем этом.
– Сегодня тебе хватило хлопот, не так ли, коммандер?
– Как и у вас… Но мне кажется, что это еще не конец.
– Что вы имеете в виду?
Грей рассказал о последних словах русского сенатора и о собственных подозрениях.
– Подождите, – проговорил Пейнтер. – У меня тут Кэт Брайент и Малкольм Дженнингс. Сейчас я переключусь на громкую связь.
Грей продолжал говорить, объясняя свои опасения относительно второй операции, жертвами которой предположительно должно стать еще большее количество людей.
Ковальски, которому Элизабет перевязывала рану, также слушал рассказ Грея.
– Расскажите им про желейные бобы, – подал он голос.
Перед тем как уйти в ангар к Николаю, Елена пыталась предупредить Ковальски о чем-то, но мужчина явно не понял ее, потеряв что-то важное в переводе.
– Вы знаете, о чем я, – не отступал Ковальски. – Восемьдесят восьмые желейные бобы[13].
В телефонной трубке прозвучал шепот Кэт:
– Что он сказал?
– Желейные бобы!
Ковальски удовлетворенно кивнул. Грей покачал головой. Ему казалось, что он участвует в какой-то комедии.
На том конце линии слышались озабоченные голоса. Пейнтер, Кэт и Малкольм что-то обсуждали. Грей перестал что-либо понимать. Он слышал, как Кэт сказала что-то про число 88, нарисованное кровью.
Зазвучал голос Малкольма – более громкий и возбужденный. Его слова были адресованы одновременно Кэт и Грею.
– Может ли то, что вы оба слышали, быть словом «Челябинск»?
– Челябинск? – переспросил Грей.
Ковальски вскинул голову.
Грей закатил глаза.
– Да, такое возможно.
Кэт тоже согласилась.
Малкольм заговорил очень спокойным тоном – верный признак того, что патологоанатом возбужден до крайней степени.
– Мне встречалось это название. Просто из-за бардака, который здесь творился на протяжении последних часов, не было возможности сосредоточиться и задуматься о его значении.
– Переходи к делу! – наседал Пейнтер.
– Тело доктора Полка. Радиационный рисунок в тканях его легких содержал вполне определенные изотопы, характерные для урана и плутония, которые использовались в Чернобыле. Но как вам известно, в результате проведения дополнительных исследований возникли новые вопросы. Все не так просто, как мне показалось вначале. Было похоже на то, что доктор Полк подвергся облучению из двух разных источников, хотя самым сильным, несомненно, был чернобыльский.
– И что это нам дает? – поинтересовалась Кэт.
– Я основывал свои выводы на базе данных по «горячим» зонам Международного агентства по атомной энергии. Однако есть один район, который заражен радиациеи до такой степени, что ему невозможно присвоить какой-то один рисунок. Это расположенный в Центральной России Челябинск и его окрестности. Там, спрятанный в Уральских горах, при Советском Союзе находился центр добычи урана и производства плутония. На протяжении пятидесяти лет этот район был закрыт для всех, и только пару лет назад запреты сняли. – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Именно в Челябинске добывалось и производилось топливо для Чернобыльской АЭС.
Грей выпрямился.
– То есть вы думаете, что доктор Полк получил дозу облучения именно там. Не возле реактора, а в том месте, где для него производилось топливо. В Челябинске.
– Думаю, да. Взять хотя бы число «восемьдесят восемь». Советы строили в Уральских горах подземные города и называли их в соответствии с местными почтовыми индексами: Челябинск сорок, Челябинск семьдесят пять.
И Челябинск-88.
Сердце Грея вновь забилось в ускоренном темпе. Теперь он знал, куда они направляются. Был известен даже почтовый индекс.
Пейнтер тоже понял это.
– Я предупрежу британскую разведку. Сообщу им, что вы сделаете небольшой крюк. Они смогут доставить вас в Уральские горы за час с небольшим.
Грей думал об одном: только бы успеть!
«Миллионам суждено умереть…»
Лимузин приблизился к второму КПП, и скучающий охранник жестом разрешил им проехать, а Пейнтер тем временем продолжал:
– Но, коммандер, за столь короткий срок я не сумею обеспечить вам наземную поддержку в том районе.
Лимузин выехал из зоны отчуждения и мчался по открытой местности.
– Я думаю, мы справимся.
По обе стороны дороги выстроились потрепанные грузовики различных моделей. Их было не меньше дюжины. В открытых кузовах и кабинах сидели мужчины.
Лука наклонился к Розауро и что-то быстро зашептал ей. Лимузин сбавил скорость. Лука выпрямился и, высунув руку из окна, помахал ею.
Этот сигнал было бы трудно не понять.
«Езжайте за нами».
Грузовики зарычали моторами, стали отъезжать от обочины и вскоре выстроились вереницей за лимузином. Как и директор Кроу, Лука объявил собственную тревогу, использовав телефоны в отеле после того, как им не удалось связаться со штаб-квартирой «Сигмы».
Грей вспомнил слова, сказанные Лукой про свой народ: «Мы – повсюду». Он оказался прав, и его боевой клич был услышан.
Позади лимузина собиралась цыганская армия.
11 часов 38 минут
Южноуральские горы
Чем глубже в рудник спускался Монк, тем яснее ему становилось, что поблизости никого нет. Он не слышал эха голосов, звуков работающей техники. И хотя, с одной стороны, он испытывал облегчение от сознания, что их не обнаружат, в этой тишине было что-то пугающее. Казалось, рудник затаил дыхание…
Они спускались по тоннелю, довольно круто уходившему вниз. Раненая нога Монка горела от боли. Не имея карты, он был вынужден идти, ориентируясь на следы тех, кто оставил окурки и пустые бутылки у входа. Это было несложно. На песчаном полу тоннеля отчетливо различались следы ботинок.
И хотя сейчас в шахте не было ни души, Монк обнаружил много примет того, что еще недавно здесь кипела работа: вагонетки с пустой породой, новенькие блестящие инструменты, закрепленные по стенам, и даже забытую кем-то сумку-холодильник, наполовину наполненную водой, в которой плавали несколько банок с пивом.
Константин шел сзади, рядом с сестрой, а Петр жался к Монку, округлившимися от страха глазами глядя в темные проходы. Монк ощущал его страх и понимал, что мальчика пугают не узкие тоннели, а темнота. Монк несколько раз выключал фонарик, пытаясь определить, не сочится ли откуда-нибудь свет. В эти моменты Петр испуганно прижимался к нему всем телом.
Марта ковыляла рядом с мальчиком, готовая защитить его от любой опасности, но и она, словно разделяя страх Петра, начинала дрожать, когда вокруг них на несколько секунд смыкалась непроглядная тьма.
Монк достиг конца тоннеля. От него отходил другой, с рельсами для вагонеток и неподвижной сейчас конвейерной лентой. Монк заметил, что в дальнем конце тоннеля тьма не такая густая, как везде. Он нагнулся, прижал к себе Петра своей культей и выключил фонарик. Темнота окутала их плотным покрывалом, но в конце тоннеля стало отчетливо видно слабое свечение.
К нему приблизился Константин.
– Больше никакого света, – прошептал Монк и отдал мальчику выключенный фонарик.
Если он ошибся и это место не так уж безлюдно, ни к чему оповещать о своем появлении лучом яркого света.
Монк приготовил винтовку, которую забрал у мертвого русского снайпера.