- Ну, что я тебе говорил? – Шура отставил недопитую чашку с кофе и поднялся. – Сиди здесь и никуда не высовывайся, если только, конечно, не позовут. Я думаю, это ненадолго.
Он одернул «песочку» и вышел.
Никитин остался пить приятно пахнущий чай и размышлять.
……………………………………..
Кирпичников выслушал рапорт Васи Белкина и повернулся лицом к строю.
- Здравствуйте, товарищи!
Строй ответствовал как-то вяло и недружно. И немудрено: все пребывали в состоянии пришибленности после истории с ночным купанием и вполне обоснованно ожидали вероятных разбирательств и репрессий. Больше всех приуныли дембеля, им очень хотелось улететь домой своевременно, но теперь, после всего случившегося, этот вылет мог очень даже запросто подзадержаться.
- Не слышу! – гаркнул Кирпичников. – А ну, еще раз! Здравствуйте, товарищи!
На этот раз «товарищи» ответили дружнее.
- Вольно! – скомандовал Кирпичников, – Сейчас мы дружненько, под руководством командиров взводов, выволакиваем на свет Божий все, повторяю, ВСЕ барахло из каптерки и снова строимся здесь! Даю на все пять минут. Время пошло! Первый взвод! Напра-а-а-во! Вперед, бегом марш!
Бойцы побежали в казарму и тут же из неё выскакивать нагруженные.
- А ну, шустрее, воины! Чего вы ползаете, как гребаные мухи?! Второй взвод, пошел!
Бойцы первого взвода, вышедшие со своими манатками из модуля, сбившись в кучку, о чем-то тихо переговаривались.
Это возмутило командира роты.
- Товарищ Белкин! Что там у вас за сходка анархистов? Живо всех в строй!
- Становись! – скомандовал Белкин
Личный состав счел за лучшее не гневить ротного и шустро построился.
- Равняйсь! Смирно! – рявкнул несостоявшийся жрец Мельпомены Василий отнюдь не сценическим голосом.
- Вольно! Раскрыть все чемоданы и развязать вещмешки! Приготовить вещи к осмотру! Командир взводов, приступайте.
Подтянулся второй взвод, и его командир Андрей Райнеке, предки которого за двести лет жизни в России утратили родной язык, но сохранили и передали ему по наследству любовь к «Ordnung und Disziplin», не дожидаясь команды, занял свое место в строю.
- Третий взвод!
Те рванули к двери.
Когда вся рота, в полном составе, выворотила, наконец, свое имущество, Кирпичников глянул на часы и укоризненно сказал:
- Почти минута лишняя. Плохо! Уедет комиссия – будем тренироваться. А пока давайте, глянем, что тут у вас… лишнего.
………………………………………………….
- Ты что, совсем нюх порастерял? – «приветствовал» Шуру командир батальона, – Ты зачем этого… Угарова, - Петрович сдержался от характеристики последнего, висящей у него на кончике языка, - послал по матушке?
- Ни по какой не по «матушке». Просто вежливо попросил не лезть не в свое дело и не мешать готовиться к предстоящей проверке.
- Не звезди! Знаю я твою «вежливость»! Он примчался сюда, как будто ему в жопу перо вставили и подпалили. Нагородил, невесть чего, за телефон хватался - своим названивать. Я его еле выпер отсюда.
- Зачем? – пожал плечами Шура, – Нехай клевещет.
- Тебе что, мало разборок с Касымычем? – повысил голос комбат, – Еще захотел? Ты имей в виду, у него на тебя с твоим Никитиным агромадный зуб имеется. Причем зуб ядовитый, как у королевской кобры! Слыхал про такую? Раз куснет, и звездец! А тут ты еще масла в огонь подливаешь. Чего этому чекисту от тебя надо было?
- Да, так. Понты резал. Явился во время осмотра личных вещей и стал уму-разуму учить. При бойцах. Насчет того, что, мол, из-за ротозейства командиров бойцы волокут в Союз антисоветчину и порнографию. И еще с таким подленьким намеком, что у меня все это точно есть, и ему об этом доподлинно известно.
- А что, и взаправду есть? – вскинул голову Петрович.
- Никак нет, товарищ майор, - не сморгнув под тяжелым взглядом комбата, солгал Шура.
- Ну, так за каким же ты его послал? Пускай видит, что нам скрывать нечего.
Помолчав, Шура спросил:
- Честно, товарищ майор?
- Конечно, честно. Иначе на фиг я тут с тобой разговариваю?
- Противно.
Комбат повертел в руках не нужный ему карандаш.
- Балаганов, Балаганов, - сказал он совсем другим, укоризненным тоном, - Ты что, думаешь, меня эти доберман-пинчеры не достали? Да они у меня вот где, - он постучал себя ладонью по шее, – сидят!
- Значит, вы должны меня понять, - не сдавался Шура.
- У вас там, в Москве, все такие упрямые? А ты знаешь, что у Касымыча на меня зуб поболее, чем на вас, раз в десять! Не дразни гусей, Балаганов, будь похитрее.
- Так что мне, прогибаться перед ними?
- Зачем прогибаться? Прикинься ты чайником, обхитри их! Послушай старшего не только по званию, но и по возрасту. А то ведь в один прекрасный день надоест мне вас, дураков, без конца отмазывать.
- Зачем нас отмазывать? – удивился Шура, – Мы, вроде бы, Родине не изменяли.
- Не придуривайся! – посуровел комбат, – Ты, небось, в свою Москву замениться мечтаешь? Хотя бы, в округ Московский?
- Даже об Арбатском округе не мечтаю, пусть только в покое оставят! – терпение у Шуры начало иссякать, о чем свидетельствовали выступившие на его лице красные пятна.
- А хоть бы и так, Касымыч найдет способ испортить тебе жизнь и карьеру. Это я тут с вами трюкаюсь, словно с детьми малыми, и в бригаде ко мне еще пока прислушиваются больше, чем к этому бабаю. А потом? Подумай хорошенько. Я не приказываю, я прошу! Есть вопросы?
- Есть, товарищ майор. Вы не помнитеТОЧНОЕвремя, когда этот Угаров прилетел в батальон?
- А зачем тебе это? – насторожился Петрович.
- Да так, есть кое-какие соображения, я все объясню. Вы только вспомните, пожалуйста, во сколько вы доложили оперативному дежурному о Чэ-Пэ в батальоне, и во сколько прилетел Угаров.
Комбат задумался.
- Так, так, так… Этот придурок Каримов, увидев, что его дружка унесло, перепугался до усеру, прокрался в казарму и затих там под одеялом, ничего никому не сказав. Хватились Шакирова только на утреннем построении, в восемь тридцать. Облазили все, что можно – нету нигде! Только тут Белкин обратил внимание на странное поведение Каримова. Тряханул его, как следует, и он раскололся. И только тогда доложили Мертвищеву, а он – мне. Я сразу позвонил оперативному. Это было… в девять-сорок. А Угаров… прилетел через десять минут, в девять-пятьдесят. Я хорошо запомнил, потому что у меня в кабинете «Маяк» по радио как раз новости в конце часа начал передавать.
- Так. А сколько лету от бригады до нас?
- Верных сорок минут. Да еще добавь на сборы, согласования. Я тоже заметил, что уж очень быстро отреагировали, когда он меня и с порога уже спрашивает: «Ну, что тут у вас стряслось?». Я его в лоб: «Откуда знаешь?», а он: «Мне, едва из вертушки вылез, доложили».
- Врет! – убежденно и взволнованно заявил Шура, – Я узнавал, он из вертушки выскочил, и сразу в штаб, даже не стал дожидаться, пока за ним машину пришлют. У меня с десяток свидетелей, которые видели, что по пути он ни разу не останавливался, никуда не заходил и ни с кем не разговаривал, - заключил Шура, наслаждаясь произведенным эффектом.
Петрович пару минут молчал, продолжая вертеть пальцами карандаш. Информация была слишком «убойной», чтобы ее проигнорировать.
- Это означает, что он знал о Чэ-Пэ у нас задолго до того, как я доложил в штаб бригады.
- Точно!
- Позвонить в бригаду можно только от меня или от дежурного. Дежурный исключается, у меня дверь была постоянно открыта, и я бы обязательно услышал, если кто-то соберется оттуда звонить без моего разрешения.
Шуре было хорошо известно, что Петрович строго следит за тем, чтобы офицеры и прапорщики не названивали по личным делам своим приятелям в бригаде и других батальонах.
- Есть еще телефонистка, - напомнил Шура.
- Чхеидзе! – крикнул комбат, приоткрыв дверь в коридор.
- Я, товарищ майор! – тут же отозвался «вечный дежурный» капитан Чхеидзе.
- Возьми у телефонистов журнал и зайди ко мне. Быстро!
Менее, чем через минуту на пороге появился Костик с журналом учета сдачи и приема дежурных смен на телефонном узле.
- Спасибо. Идите! – отправил комбат дежурного, и, дождавшись, когда за Чхеидзе закроется дверь, продолжил:
– Так, смотрим… Позавчера в восемь утра Герасименко сдала смену Михайловской. Герасименко ничего знать про Чэ-Пэ не могла, значит, теоретически это может быть только Михайловская. Хотя верится в это с трудом. Слишком глупа. Даже такой болван, как наш Касымыч, не стал бы вербовать такую дуру. У нее даже в жопе вода не держится, она тут же «по секрету» раззвонила бы о своем «тайном задании» всем бабам в батальоне.
- Тогда выходит, что особист знал о происшествии у нас еще до того, как влез в вертушку.
Последовала новая пауза.
Хрустнул карандаш у Петровича в пальцах.
- Ты это… Вот, что. О том, о чем мы с тобой тут разговаривали, и о своих соображениях на этот счет никому ни слова! Даже корешу своему, Никитину, понятно? И давай, завязывай со своей шерлок-холмсовщиной. Я все понял, будем думать сами. Готовься к проверке и постарайся поменьше попадаться на глаза особистам. Еще вопросы есть?
- Никак нет!
- Тогда ступай к себе и заглохни там. Все, свободен!
На пороге Шура неожиданно обернулся и озвучил внезапно посетившую его мысль:
- Товарищ майор, а что, если этот Угаров знал о нашем Чэ-Пэ еще ДО ТОГО, как оно случилось?
……………………………………………….
Лирические размышления Кирпичникова нарушил Вася Белкин, появившийся в дверях с пластиковым пакетом в руке.