- Они, между прочим, в роту ночевать не пришли, их с вечера уволокли, и где-то прячут.
- С утра узнай, где. Встретиться и потолковать с ними без свидетелей, пожалуй, все-таки, стоит. Я тоже надавлю, где нужно. А где пакет с «лекарством»?
- Где положено. Доставлен по адресу.
- Значит, все, как я сказал: берешь Левона и еще одного лоха, идешь туда до подъема и торжественно «находишь» посылку. Ихним кабаном я займусь сам. Ничего, на этот раз они у меня хлебнут по полной программе! Долго они еще меня помнить будут! Ладно, всё. Давай спать, завтра вставать рано.
Наступила тишина.
………………………………
Капитан Кирпичников в соседнем модуле вынул наушник из уха и отмотал запись на диктофоне назад. На этот раз аппарат был размером с папиросную коробку. Он, отмотал назад, прослушал запись, и остался доволен услышанным.
…………………………………………………………
Два бойца, зевая, зашли в комнату Никитина.
Он при них вытащил из тумбочки злосчастный пакет и положил его на тумбочку же сверху.
- Дывись, - пригласил жестом.
Сержант Величко посмотрел, понюхал:
- Ось ничего себе подарунок.
- Нравится? Тогда подпишитесь под этим, – Никитин стал читать, - «Я, командир 1-го взвода 2-ой роты, старший лейтенант Никитин Игорь Алексеевич, докладываю, что 6 июня 1988 года, в 0 часов 25 минут, разбирая свои личные вещи в присутствии сержанта Величко О.П. И сержанта Олейникова В.А., обнаружил в своей тумбочке не принадлежащий мне полиэтиленовый пакет с веществом растительного происхождения, похожим на наркотическое, типа «гашиш», в количестве около 100 граммов.»
Он положил листок на тумбочку. На него ручку.
Сержанты по очереди подписались.
- А теперь свободны. Извините, что от сна оторвал. Сами понимаете, какое это дело.
Сержанты-понятые ушли, а Никитин еще раз перечитал свою бумажку, и остался ею вполне удовлетворен. Пакет с чарсом он переложил под матрас – на тот случай, если посреди ночи кому-нибудь вздумается поискать там, куда он его подсунул. Сложив докладную вчетверо, он засунул ее в наволочку, зевну, потянулся, упал на койку и мгновенно отрубился.
***
Титры: Москва. СССР
6 Июня 1988 года
Шура, бледный и усталый, каким Никитин запомнил его накануне вечером, сидел на широком гранитном парапете смотровой площадки Воробьевых гор и тоскливо обозревал панораму Москвы, лежащую перед ним. На нем была выгоревшая «песочка», на поясе висел «Стечкин» в деревянной кобуре-прикладе.
- Зачем тебе здесь ствол, Шура? – спросил Никитин, который стоял у парапета на траве. За спиной Шуры было видно высотное здание Московского университета
- Потому что мы с тобой в раю, Ник. А в раю все ходят со стволами.
- Почему?
- Здесь так положено.
- Кем?
- Им, Самим, Ник. Чтобы мы не чувствовали себя здесь одинокими.
- А разве пистолет помогает от одиночества?
- Только он и помогает. Разве ты еще этого не понял?
- А как же он может помочь, Шура?
- Очень просто, Ник.
С этими словами он медленно вынимает из кобуры пистолет, передергивает затвор и приставляет ствол себе под подбородок.
- Нет! – кричит Никитин, – Ты не можешь умереть еще раз! Ведь ты же в раю: значит уже умер!
-
- И в рай, и в ад можно попадать много раз. У тебя еще все впереди, - и нажимает спуск. Гремит выстрел, потом почему-то еще один, и еще…
- Нееееееееет!... – орет Никитин, как сумасшедший, и немедленно просыпается от собственного крика у себя в модуле в Фарахруде.
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
6 июня 1988 года
В дверь грохочут глухие удары, которые Никитин в своем кошмарном сне принял за выстрелы. Он, не поднимаясь с койки, рявкает:
- Какого черта надо?
Одновременно бросает взгляд на часы – половина шестого. Действительно, кого и за каким чертом принесло в такую рань?
- Никитин! Открывайте! – гремит из-за двери хорошо знакомый со вчерашнего голос с начальственной интонацией, – Особый отдел!
- Так, начинается то, чего и стоило ожидать, - бормочет Никитин под нос, засовывая ноги в тапочки из шинельного сукна, вставая и топая к двери.
- Чего вам надо? – переспрашивает, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
- Откройте немедленно! – повторяет из-за двери тот же голос.
В открытую Никитиным дверь вваливается особист – старший лейтенант Угаров, а с ним – батальонный начальник продовольственного склада, прапорщик Мелконян, и какой-то незнакомый ему, зачуханный боец из ОБАТО.
«Особняк» с торжествующе-грозным видом объявляет металлическим голосом:
- Старший лейтенант Никитин! Мы вынуждены произвести досмотр ваших личных вещей!
- На каком основании? – спрашивает Никитин.
- На основании имеющейся уНАСоперативной информации и предоставленныхМНЕполномочий! – гордо сообщает Угаров.
- И эти «полномочия», разумеется, подтверждаются соответствующим документом, подписанным военным прокурором? – не без ехидства спросил Никитин.
- Вот мой документ! – тычет Угаров Никитину в нос своей краснокорой «ксивой», - Если вы немедленно не подчинитесь моим требованиям, мы будем вынуждены применить силу!
- Да что вы говорите? – вполне искренне изумляется Никитин, и бросил взгляд на свиту старлея.
Левончик-кормилец, у которого спецназёрам всегда можно было разжиться лишней парой-тройкой коробок горных пайков, чтобы дотянуть до получки, стыдливо отводит свои маслянистые очи.
Солдатик из ОБАТО вообще не знает, куда деваться, дрожа от страха и явно мечтая провалиться сквозь землю поглубже, лишь бы оказаться подальше отсюда.
- Ну! – рычит Угаров, выдергивая из кобуры «макаров» и наставляя его на Никитина. Этому дауну невдомек, что любой офицер СПЕЦНАза, терпеть не может когда на него наставляют ствол, а еще – когда и понукают. Поистине ангельскому терпению Никитина приходит конец.
Сначала «макаров» улетел в дальний угол.
А потом Никитин точным, расчетливым ударом правой, изо всей дури, заехал Угарову прямо в «пятак».
Улететь далеко ему стенка помешала. Треснувшись башкой, особист сполз на пол. Из расквашенного соплевыделяющего органа обильно хлынула кровянка на хэ-бэ.
Никитин стоял над ним, пыхтя, и явно сдерживал себя, чтобы не врезать тому ещё.
На шум повыскакивали из своих комнат в коридор офицеры, проживавшие в модуле. В дверном проеме сразу возникает толпа. Среди них Карась, Боцман, из-за спин выглядывает долговязый Змей, торчит рыжая макушка нашего «истинного арийца» Андрюхи Райнеке, выше всех маячит цыганистая голова Кирпича. Только Шуры почему-то среди них не видно.
- Что тут за чертовщина? – Протиснулся сквозь толпу офицеров в исподнем Змей – единственный из всех собравшихся, одетый по форме. Его, как старшего по званию, безропотно пропустили.
- Да вот, товарищ майор, - указывает Никитин рукой на все еще бесчувственное туловище верного дзержинца-ежовца, прикорнувшее у переборки, – Ворвался сюда, ко мне, ни свет, ни заря, чего-то орать начал, пистолетом махать. А потом споткнулся вдруг о порожек, упал на пол, и сопатку себе разбил. Верно, ребята? – спросил я у перепуганных «понятых».
Майор огляделся.
- А я что? – снова отводит свои бегающие глазки «застенчивый воришка» Левон-джан,- Я ничего не видел. Я сзади стоял.
Зачуханный ОБАТОшник вообще лишился дара речи и лишь с готовностью часто кивает головой. У него сейчас, видно, одна мысль: как бы живым отсюда уйти. О нравах и обычаях СПЕЦНАЗа в батальоне обслуживания ходят легенды и саги.
- Ай-яй- яй! Какая неприятность! – Змей с любопытством наблюдает за попытками слегка, но не до конца очухавшегося Угарова подняться с полу, – Что же вы так, товарищ старший лейтенант? Под ноги смотреть надо! Так недолго и шею себе свернуть.
«Сотрудник губчека», опираясь о стенку, все же умудряется принять полувертикальное положение. Вид у него самый жалкий, но он все еще пытается хорохориться. Зажимая одной рукой обильно кровоточащий чухальник, второй начинает лихородочно шарить в пустой кобуре.
- Да я… Всех вас… Сгною! … Под трибунал! … Всех до единого!… Все про вас, про всех знаем! Да мы…
- О чем это он? – спрашивает Змей у Никитина, одновременно нанося разбушевавшемуся Угарову малозаметный, но весьма чувствительный тычок двумя пальцами, указательным и средним, в правое подреберье.
Издав звук, похожий на тот, что издает кухонная раковина, всасывающая в себя остатки воды после засора, «особняк» снова сползает по стенке на пол.
- Бредит, наверное, - пожимает плечами Никитин.
- Чего стоите, хлопцы? – обращается Змей к собравшимся, – Не видите, что ли? Человеку плохо! Помочь надо.
К «больному» протискиваются сразу несколько человек.
- Погодите, зачуток, - Змей вынимает из кармана «песочки» плоскую металлическую фляжку, отвинчивает крышку и, не жалея, щедрой рукой, поливает старлея ее содержимым. Комната сразу наполняется ароматами спиртзавода.
Остаток начальник разведки вливает в судорожно хватающий воздух рот жертвы.
Угаров, закашлявшись, открывает мутные глаза, пытается что-то сказать, но уже поздно.
- А ну, ребята! Раз-два, взяли!
Четыре пары рук приподнимают особиста, как пушинку, хотя в нем, на вид, не менее 90 кг живого весу.
- Подождите! – кричит Никитин, и, выщелкивая магазин из «Макарова», запихивает его особисту за пазуху, – Теперь можно выносить!
Протащив по коридору, особиста вытаскивают на крыльцо.
И на:
- Три-четыре! – раскачав свою ношу, спецназёры разжимают руки.