В пачке бумаг, которые он рвал, обнаружилась стопка «Похвальных грамот», которые он регулярно получал с 1-го по 10-й классы за участие в различных олимпиадах, конкурсах и т.п. Их Никитин разодрал в лапшу с особенным удовольствием. Последними полетели в пылесосную коробку картонки с наклеенными на них композициями из засушенных листиков и цветочков – все они были украшены снизу, в правом углу бумажкой с надписью: «Гербарий. Игорь Никитин, 4 «А» класс».
Когда все было кончено, секретер остался совершенно пуст. В нем одиноко ютился только гипсовый бюстик Пушкина, покрашенный «под бронзу», – его он тоже получил в качестве приза за победу на школьной олимпиаде по литературе.
- А вот Александра Сергеевича уважим. Оставим. Гению, даже в таком облупленном виде, не место на помойке!
Натянув спортивный костюм, он отнес коробку вниз по лестнице и вытряс ее содержимое в мусорный контейнер у подъезда.
Вернувшись, Никитин прошел к телефону в коридоре, но набранный номер молчал.
Попробовал дозвониться до боевской супружницы, там тоже никто не ответил.
- Черт с ними, со всеми, перезвоню с утра. А теперь спать, спать, спать… - еле доползя до своей кровати и даже не утруждая себя настиланием белья, он обрушился на нее, как памятник Вождю Народов после ХХ съезда КПСС. И мгновенно отключился.
***
Титры: Москва. СССР.
10 июня 1988 года
Никитин набрал номер мачехи Шуры.
- Ванда Станиславовна, здравствуйте, это я – Никитин Игорь, помните?
- Здравствуй, Игорь! – почти прокричала она в трубку, – Горе-то, горе какое! – Послышались всхлипывания.
- Ванда Станиславовна, примите мои соболезнования. Я привез личные вещи Виктора и хотел бы передать их вам. Могу я сделать это сегодня?
- Ах, да, конечно! В любое время, мы с Агнешкою дома. Тут вчера приезжал полковник… Забыла его фамилию…
- Коротченков, - подсказал Никитин.
- Вот, вот. Такой вежливый, предупредительный! Он сказал мне, что они сами сделают все-все, ты представляешь? Завтра обещал прислать за нами машину. Ты можешь заехать, когда тебе будет удобно.
- Хорошо, Ванда Станиславовна, я буду у вас в одиннадцать часов. Да… Еще тут ко мне обращался какой-то грузин, вчера в госпитале. Сказал, что он муж…
Ванда зашлась в таком визге, что я невольно отдернул ухо от трубки.
- Какой он, пся крев, муж! Он варнак, жулик и проходимец! Наплел бедной девочке, что режиссер, работает с самим Михалковым, что у него дом в Тбилиси и дача в Сухуми, что на съемки за границу скоро уезжает! И её с собой возьмет. Заморочил девочке голову! А сам – босяк и аферист! Пытался уговорить прописать его! Нет, ты только представь: про-пи-сать! А потом смылся, прихватив Агнешкины украшения, все, что было! Матка Боска, как она плакала!
Никитин приложил трубку к груди и поднял очи горе. Когда из трубки перестали доноситься неразборчивые проклятия вперемешку с всхлипами, он снова приложил трубку к уху и совершенно серьезно сказал:
- Напишите заявление в милицию.
- Уже написали, - было слышно, как Ванда высмаркивается. – Мерзавца ищут и, надеюсь, обязательно найдут. Он должен получить по заслугам! Так что, Игорь, если этот негодяй появится еще раз, сразу звони ноль-два!
Никитин скорчил самому себе рожу в зеркало, но вслух сказал:
- Конечно, Ванда Станиславовна. Но лучше будет, если я сам его скручу и доставлю в отделение.
Она не уловила иронии в его голосе.
- О! Это было бы просто замечательно! И ничего ему не отдавай! Мы тебя ждем, - раздались короткие гудки.
Никитин прошел в кухню и снова наполнил чайную кружку кислятиной розлива Московского межреспубликанского винзавода.
- Да, Шура, как не хочется ехать к этим твоим, так называемым, родственникам, но придется.
Никитин глотнул из кружки, и, поморщившись, выплеснул содержимое в раковину.
И поставил на плиту чайник.
Он уже закипал, когда послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Никитин привстал.
Дверь открылась, и наступила пауза.
Потом он услышал голос своей матери:
- Кто здесь? – снова пауза.
– Игорь! Это ты?
- А кому тут еще быть, - сказал он, выходя в коридор.
Объятия, слезы, снова объятия, и снова слезы. Ему было страшно неловко принимать на себя весь этот водопад бурных эмоций, и он постарался поскорее его закончить.
- Прости, Ма, но у меня еще есть пара срочных дел в Москве, и мне сейчас некогда. Это недолго. Я вернусь, и мы обо всем поговорим. Обязательно дождись меня, хорошо?
- Погоди, только скажи: ты… насовсем? Или в отпуск?
- Увы, ма! Я всего лишь в служебной командировке. На неделю. Завтра… Завтра у меня еще одно важное дело, а потом я совершенно свободен.
Мать заволновалась.
- Ведь тебе и поесть-то тут было нечего! Холодильник совсем пустой!
- Там была целая курица. Я ее сварил и съел. Извини.
- Это ты меня прости, что укатила на дачу и ничего съестного в доме не оставила!
- Откуда же ты могла знать, что я прилечу? Я сам об этом всего два дня назад узнал. А позвонить оттуда никак нельзя.
- Все равно! Теперь, если я соберусь уезжать куда-нибудь, хоть на день, буду оставлять полный холодильник еды. Ты голодный, наверное, сынок? Я могу быстро приготовить тебе омлет. Там, - она кивнула в сторону прислоненной к стене у двери объемистой тряпичной сумки, - у меня яйца, молоко, хлеба батон. Еще колбаски взяла, «Любительской», по два двадцать. Такая очередища была! Но я отстояла, у нас в станционном магазине вообще ничего, кроме морской капусты, не бывает. Представляешь, хлеб завозят один раз в неделю, так его местные весь разбирают, по двадцать буханок, чтобы поросят кормить! Нет, ты только представь! Все члены нашего садово-огородного товарищества написали об этом безобразии в поселковый совет, а потом и в районный. Так они нам даже не ответили!
- Спасибо, Ма, но я ничего не хочу. И мне пора бежать.
- Когда ты вернешься?
- Точно не знаю, но думаю, часа через два – два с половиной.
Никитин уже собрался идти одеваться, когда Ма заметила под кухонным столом пустую стеклотару, от «Русской» и «Рислинга».
- Боже мой, Игорь! – возвысила она голос. – Неужели ты все это ВЫПИЛ?
- Да, Ма, – подтвердил он.
- Ты станешь в своей армии хроническим алкоголиком, - грустно констатировала она.
- Не волнуйся, Ма, до «хроники» мне еще далеко.
- Ты так и остался мальчишкой. Говорила я тебе: поступай в Иняз. Был бы сейчас переводчиком.Интересная работа.Посмотрел бы мир.
- Это вряд ли. Другие страны смотрят переводчики с хорошей коммунистической родословной. А я был бы как ты, Ма – учителем английского в школе. А вдалбливать до пенсии PresentContiniousTense в тупые отроческие головы, как-то не по мне.А мир, Ма, я и так посмотрел уже.Прости, Ма, но мне, действительно некогда.
Подхватив коробку с магнитофоном и набросив на плечо ремень сумки, Никитин выскочил за дверь.
Автобуса 119-го маршрута, как всегда, долго не было. Искурив две сигареты, он глянул на часы и понял, что может запросто опоздать на встречу.
На его взмах рукой мгновенно скрипнул тормозами обшарпанный «Москвич».
- Куда? – приоткрыл дверцу «бомбила» кавказской наружности.
- Метро «Университет».
- Чырык!
- Однако… Черт с ним, поехали, – залез Никитин на заднее сидение.
Едва отъехав, сын гор кивнул на стоящую рядом с ним коробку с магнитофоном.
- Прадаешь?
- Нет, - коротко ответил Никитин.
- Э-э-э! Паслюшай! Прадай, да?
- Сказано тебе: нет!
- Пачэму, дарагой? Я харощий дэнгы дам!
- Останови! – машина подъезжала к станции метро «Профсоюзная». Тут можно было пересесть на троллейбус.
- Зачэм, дарагой? Давай, адын мэсто едэм, пасыдым, пагаварым, то-се. Шашлык кушаем. Сто грамм выпьем, а? Нащот твой вещь дагаварымся! Давай, да?
Никитин опустил правую руку на его плечо возле смуглой шеи и не очень сильно надавил, куда нужно, большим пальцем.
Джигит дернулся и вскрикнул от боли:
- Эй, ты щьто? – Машина резко вильнула, приткнувшись к тротуару у магазина «Обои».
Ни слова не говоря, Никитин взял коробку и открыл дверцу.
- Э-э-э, дарагой! – заблажил было «шеф», – А кто дэнгы платыт будэт?
- С царицы Тамары получишь, стафиллокок гоноррейный! – небрежно бросил Никитин через плечо и поспешил к выруливывающему на остановку троллейбусу, не обращая внимания на несущиеся мне вслед проклятия. Жаль, нет времени, чтобы поучить эту сволочь изящной словесности. И без того его минорное настроение было изгажено окончательно.
………………………………………………………………
Жена майора Боева, симпатичная брюнетка небольшого роста, уже ждала Никитина возле входа в метро «Университет».
Никитин глянул на часы: было тридцать две минуты одиннадцатого. Непорядок!
- Здравствуйте, - приветствовал ее Никитин, - вы жена майора Боева?
Брюнетка кивнула головой и пошутила:
- Если он только не сменил фамилию. А так выходила замуж еще за курсанта Боева.
- Прошу извинить за опоздание. Это я звонил вам. Евгений просил передать вам пятьсот чеков с оказией, - Никитин вынул конверт и протянул ей, - Пересчитайте, пожалуйста, и я побежал.
- Погодите, - удержала она его за локоть, - только скажите мне правду: он там сильно погуливает?
- Мадам, я вас умоляю, - поднял очи горе Никитин, - где там гулять в горах? В мусульманской стране?
- Вы его еще увидите?
- Наверное.