Ну почему «не поверю»? Вот в это я вполне готова поверить. Чтобы госпожа Эрзули со своим мужем такую встречу влюблённым не организовали? А что эти двое любят друг друга, видно за парсек. Ник вроде спокойный, но что-то такое в глубине его души ощущалось. Может быть, у него просто с эмоциями проблемы? Я слышала, что бывает такое расстройство… А Хелен к Нику как приклеилась, всё время до него старается дотронуться, и улыбается… Вот уж не думала, что она так улыбаться может! В общем, честно скажу, не понимаю я, что их сюда принесло. Я бы на их месте до дома добралась и не вылезала оттуда несколько дней. А они вместо этого примчались мне спасибо сказать! Не понимаю…
А ещё я мне очень интересно было, как Хелен здесь очутилась. С чего её вдруг на Теллур понесло? Ну, я её и спросила, но уже вечером, когда мы вчетвером на пляже сидели.
– А я про кувшин услышала. Вернее, про кабак с говорящим кувшином, – Хелен улыбнулась: мол, догадывайся сама, что дальше. Ну я всё и поняла.
– Это типа сигнал такой? Знак, который только вы поймёте? Из… вашего мира?
Брякнула и сама не поняла, что сказала. Вернее, зачем. Если я неправильно догадалась, какой дурой себя выставила? А если правильно, а они это скрывают? И если так, то совсем непонятно, за что они мне спасибо говорят, они же сами друг друга нашли…
Ник и Хелен переглянулись и вместе кивнули.
У них это так просто и обыденно получилось, а я сижу и соображаю: то есть всё – правда? Да, я про это и раньше думала, но одно дело, когда ты это всё в голове своей воображаешь, и совсем другое – когда подтверждение получаешь. И вот что интересно… Я даже на секундочку не подумала, что они врут. А с другой стороны… Даже в нашей Галактике планет сколько. И народу разного. Тот же Тим – я ведь в жизни таких людей не видела! А потом Игрок, Кай и Лота, звёздный волк из их команды… Хатоны. Вот теперь – люди из другого мира. Круто же, если подумать!
А Ник говорит:
– У нас… дома было много книжек про попаданцев. В смысле, про людей, которые попадали в своё прошлое и меняли историю. Или в будущее. Или в другие миры и там находили приключения на свою… задницу. Вот и мы так… попали. У меня, понимаешь, девушка пропала…
Павел Зотов
Онфор оказался храмом местной религии, вуду. Паша про такое даже не слыхивал и сейчас с интересом осматривался, пытаясь хоть как-то сориентироваться и понять, во что верят местные.
Выглядело это, надо сказать, эффектно. Скорее всего, в большом зале имелось какое-то централизованное освещение, но сейчас оно было выключено, и стены, кроме одной, противоположной входу, терялись в тенях. Подвижных, потому что в помещении горело множество свечей, с благовониями, судя по всему: в воздухе плавал тонкий аромат, свежий и тревожный одновременно. Нормальной в зале была только подсветка: у двух кадок с растениями и ещё чего- то у дальней стены. В одном растении Паша узнал розовый куст, второе, с крупными кожистыми листьями, было ему незнакомым. Оба растения выглядели чахлыми, хотя видно было – о них заботятся. Посреди зала, как раз между кадками, стоял расписанный цветами и змеями столб. Дальнюю стену можно было отгородить занавесями, но сейчас они были раздвинуты, открывая взгляду длинный стол и яркие, нарочито примитивные фрески на стене: всё те же разноцветные змеи, ящерицы, цветы и деревья, люди в странной одежде. Стол был уставлен свечами, тарелочками с конфетами, сигарами, ещё какой-то мелочёвкой – бусинами, цепочками, чем-то в таком духе. Жертвоприношения, наверное. И там же – вот уж неожиданность так неожиданность! – четыре портрета. Комаров, Королёв, Глушко и Браун. Причём Комарову кто-то мастерски дорисовал двоих детишек, которых тот вроде как держал на руках. Детишки были совсем мелкие, разумеется, смуглые, в кружевах, бантиках и ленточках, и вписал их мастер своего дела: если бы Паша точно не знал, что такого портрета в природе не существует, то подумал бы, что это подлинный снимок.
Паша приступил к разглядыванию ещё одного выбивающегося из общей картины предмета – стоящего посредине стола террариума с очень красивой красно-рыже-жёлтой змеёй, и чуть не подпрыгнул, услышав откуда-то сбоку вопрос:
– Чем могу помочь тебе, гость?
Пожилая седовласая чернокожая женщина в ярком платье и со множеством украшений, сухая, как марафонский бегун, сидела в кресле у торца стола и с интересом рассматривала Пашу. А он её заметил только сейчас. Только когда она с ним заговорила! Он вообще не ощущал её присутствия! Ничего себе…
– Можете, матушка, – Паша порылся в местной сети и узнал, как вроде бы положено обращаться к мамбе. В смысле, к жрице. – Можете. Я пришёл с миром, мирно и уйду, мне нужен совет и информация об одной из ваших прихожанок. – Паша поискал глазами, можно ли куда сесть, и женщина показала ему на второе креслице.
– Спасибо, – Паша сел, и, вопреки опасениям, хлипкое на вид кресло лишь слегка скрипнуло под ним. Теперь Паша смог разглядеть, что перед женщиной на столе лежали какие-то странные штуковины: веточки, камешки, обрывки ленточек и цветных шнуров, чуть ли не мелкие косточки – птичьи или крысиные, что-то в таком духе. Почему-то выглядело это пугающе. Даже жутко.
– А о ком ты хочешь узнать?
– Палома Сонел.
Что-то в лице собеседницы дрогнуло, и Паша не столько понял, сколько почувствовал: мамба не просто знала девушку, она любила её.
– Матушка…
– Бонита.
– Матушка Бонита, я знаю, что она улетела. Она… Мы ищем её, потому что она наша родственница. Не наша конкретно, одного из наших друзей. Но мы, как и вы, живём одной общиной, и считаем всех своих – роднёй. Вы мудрая женщина, верховная жрица, вы можете понять, говорю я правду или нет. У нас нет намерений причинить ей вред.
Женщина задумалась, и Паша ощутил, как тело начали покалывать лёгкие иголочки. Она пси? Ожидаемо. Вообще на пси-сканирование без разрешения Чёрный обычно отвечал кулаком, но не сейчас же! Тем более что прикосновение было слабеньким, аккуратным, деликатным даже.
– Вижу, – кивнула матушка Бонита. Она помолчала и заговорила, медленно и устало. – Палома была не просто прихожанкой. Она была моей оунси. Ученицей. Должна была занять моё место, когда я умру. Но я всегда знала, что… Палома избранная. Её бездетная мать родила её от лоа. Девочка была их даром. И испытанием. Её отец… человеческий отец, не справился с ним. У Паломы была сложная судьба, очень сложная. Я забрала её к себе, не в силах смотреть, как Мигель издевается над ребёнком. Ты сказал, вы родня… Это странно, но ты говоришь правду. Я не понимаю, как такое возможно, – Бонита вздохнула.
– В базе данных написано, что её возраст не соответствует вашим записям.
– Да. Ей больше на два года, – женщина погрустнела. – Надо было скрыть от общины, что она избранная…
Паша не совсем понял, что имеет в виду жрица, но уловил грусть в её голосе.
– Вы скучаете по ней?
– Да. Она уходила в спешке, за ней шли бандиты Гримо. Мы толком не попрощались, и я не успела отдать ей амулет лоа, с которым она появилась на свет. Я знаю, она не вернётся больше… Скажи, пришелец, ты передашь ей его?
– Передам, – Паша очень надеялся, что в лице ничего не дрогнуло, а голос звучит ровно. Это было бы очень не вовремя. Видно же: реши эта тётка, что Паше на самом деле нужен только «амулет», и мало ему не покажется. Нет, вряд ли она сможет всерьёз навредить Дракону, но конфликтовать с этой женщиной не хотелось. К тому же, если Палома – действительно дочь Марка, то они просто обязаны её найти.
– Поклянись. Поклянись – и я отдам его тебе с чистой совестью. Лоа должны быть с ней в большом мире. Без их поддержки ей будет плохо.
– Я не могу дать такую клятву, матушка, – Павел развёл руками, и жрица нахмурилась, – Но я клянусь, что сделаю всё, чтобы отдать Паломе амулет лоа.
Бонита помолчала и наконец-то улыбнулась:
– Хорошо.
Она встала и исчезла где-то в полумраке за портьерами. Вернулась быстро, неся в руках шкатулку. Открыла её и протянула Павлу.
Круглая пластина размером с ладонь – как раз под выемку в крышке люльки, насколько мог судить Паша – была идеально гладкой, и в пламени свечей по её поверхности играли золотые и красные блики. Цвета гипнотизировали, перетекали один в другой, временами казалось, что в глубине непонятного материала танцуют искры, словно плата светится изнутри. Это было завораживающе красиво. Паша медленно протянул руку. С ним происходило что- то странное: воздух в храме был чистым, наполненный благовониями, а не наркотиком, во всякую мистику Паша не верил, но восприятие словно куда-то сместилось. Как со стороны он смотрел, как его пальцы подцепляют диск, осторожно вынимают его из шкатулки, гладят приятно прохладную поверхность, натыкаются на что-то…
Наваждение пропало. Паша перевернул плату и не сдержал улыбки. С другой стороны диск был не такой гладкий, там имелись выступы, ямки, какие-то отверстия… А ещё кто-то налепил на диск комок универсального клея-смолы, из которого торчали петли проводов и инфокабелей, и, самое главное, стандартный комм-разъём. Адлер оказался прав.
Усталые карие глаза внимательно следили за Пашей.
– Вы знаете, что там записано, матушка?
– Нет, – жрица покачала головой. – Это не для меня и не для тебя. Это для Паломы. Я не знаю, что там, и что случится, когда она узнает.
Паша кивнул, внезапно сообразив, почему мамба долго не отдавала плату дочери Гомаро. Она, конечно, называла эту штуку «амулет лоа», и в этом не было ничего удивительного, выглядел диск загадочно, таинственно и вообще волшебно… Но Бонита явно не была дурой и давно поняла, что это – носитель какой-то информации. И старая жрица скорее всего просто боялась, что Палома узнает, что там записано, и… уйдёт? Изменится? В любом случае, Бонита потеряет её. А мамба, похоже, любила девочку, как родную дочь.
Паша бережно убрал диск в карман.
– Что я могу сделать для вас, матушка Бонита?
– Выполни то, что обещал.