Похоже, Женька готов был гнать на тему ещё долго, но Николай перебил:
– И к чему это всё?
– К тому, что, раз тела не нашли, Лена действительно может быть жива.
– Что ты несёшь! Почти год прошёл! – Николая затрясло. Он не хотел верить. Вернее – хотел, страстно, до глубины души, но рациональная часть сознания отказывалась признать такую возможность. – Где же она тогда? В больнице без сознания? Бродит где-то с амнезией? Чушь! Её бы давно уже нашли!
Женька переждал взрыв эмоций и спокойно ответил:
– Тебе слова «аномальная зона» что-то говорят?..
Похоже, Николай действительно съехал с катушек. Ну какой человек в здравом уме поверит рассказам о временны́х и пространственных аномалиях, о проходах в параллельные миры? Бросит успешный бизнес и спустя год отправится на север в надежде обнаружить следы пропавшей возлюбленной? Ведь их не нашли тогда профессионалы-спасатели, а сейчас всё, что было – если было! – смыли осенние дожди, смели зимние лавины, унесли в долины весенние потоки… Но он верил, что найдёт. Неизвестно как, но найдёт.
Одно время Николай увлекался Кастанедой, но никогда не воспринимал его всерьёз. Но тут он поневоле вспоминал слова о том, что достаточно изменить восприятие, чтобы изменился мир. Как только в глубине души он принял эту мысль: «Женька прав», что-то случилось. Всё вокруг стало зыбким, ненастоящим, и только где-то там, на Кольском, оставался реальный мир. Николаю надо было туда. И чем дальше, тем больше казалось, что его ведут. Нет, не следят, а именно показывают дорогу. Кто, как, зачем? Он не знал.
Вагон поезда «Москва – Мурманск» покачивался на стыках рельсов, Николай дремал на верхней полке плацкарта, и под закрытыми веками проносились невнятные картинки – какие-то пещеры в серых, покрытых мхами и лишайниками северных скалах, неясные тени, странный мужик – чёрный силуэт в длинном плаще, и только ярким пятном – Ленкин шарф у него на шее… А потом Николай словно проснулся, и в уши ударил сварливый старушечий голос с нижней полки:
– …не ходи и обормотам своим скажи! Они в пещерах прячутся, в расщелинах, в сейдах, значится. Если человек жив и не спит, они ничего сделать не могут, а вот если уснул и, чего ещё, в присмерти, али замёрз и прикорнуть решил… Вот тогда они из камней вылазят и за ним приходят. Хватают и к себе тащут. Так что вы с рыбалкой своей…
Николай глянул с полки. Совершенно реликтовая бабка, больше всего похожая на Бабу Ягу из фильмов Роу, качала узловатым пальцем перед носом сидящего напротив мальца лет четырнадцати. Малец наворачивал жареную курочку и на бабку поглядывал с демонстративной обречённостью. Похоже, подобные лекции он слышал уже не один раз.
– Мать, ты о чем сейчас? – Николай слез с полки, достал свой пакет с едой и выложил на стол. – Позволите присоединиться?
– А чего не присоединиться? Присоединяйся. Угощай и сам угощайся, – милостиво прошамкала «Баба Яга».
– Так о чем разговор-то, бабуль?
– Ты спрашиваешь, так спрашивай, что надо, – короткий колючий взгляд чуть не заставил Николая отшатнуться. И ведь где-то он такой взгляд – в точности такой же! – уже видел. Во сне? Или где-то ещё?
Пока он вспоминал, бабка снова стала обыкновенной… если её вообще можно было так назвать.
– Да ты вот сказки рассказываешь, истории внучку…
– Чтоб знал, значится, – бабка покивала. – Вы-то, молодые все, умнее умных себя думаете… А есть у нас места…
– А про это место знаешь что? – Николай достал и развернул на коленях карту с отметкой, но уже в следующую секунду засомневался: а бабка в картах-то разбирается? Может, ей лучше фото показать? Объяснить, где это? Но бабка сощурилась и завозила ногтем по карте, что-то бормоча. Ногти, кстати, у неё были чистые и аккуратные. В бормотании угадывались названия гор, ручьёв и озёр. Бабка подняла голову и посмотрела на рюкзак, лежащий на третьей полке над проходом, потом на Николая. И снова ему показалось, что он уже видел этот взгляд.
– Зачем тебе туда, милок?
– Дело у меня там.
– Начал говорить, так говори, не отмалчивайся, – старческое шамканье исчезло из речи «Бабы Яги».
– Друг у меня там пропал, найти бы.
– Друг, говоришь? Найдёшь друга, только рад ли будешь?
– Найти надо, а то не по-людски как-то.
– Может лучше и в камнях…
Почему-то от этой вроде как невпопад сказанной фразы Николая бросило в дрожь. А бабка, снова глянув на рюкзак, буркнула:
– Найдёшь ты её. Не сразу, но найдёшь. Только кровь сначала пролиться должна на камни.
– Ты… – Николай обомлел.
– Устала я. Спать буду, – бабка суетливо завозилась, устраиваясь на полке. Николай, толком не понимая, что делает, залез на своё место и уснул, мгновенно, словно его выключили. И впервые за последний год увидел Лену. Она лежала в какой-то клетке, во сне или в забытьи, подрагивая от боли: из прутьев клетки то тут, то там вырастали шипы и кололи, впивались в тело. Николай потянулся к Лене, она вскинулась, начала оглядываться – и тут его выбросило из сна.
Как оказалось, он проспал почти пять часов. А когда проснулся, бабки с внучком в купе уже не было. Сошли в Апатитах, сказал проводник.
Попасть на Сейдозеро оказалось непросто, и причина была не в погоде, а в ментах: из зоны – самой обычной, не аномальной – сбежали четверо зеков. Николаю даже ксива не очень-то помогла. Поначалу. Потом кто-то из ментовского начальства, похоже, что-то для себя решил, и Николая пропустили через оцепление. Только спустя пару часов он понял, что его приняли за «охотника», приехавшего, чтобы без суеты и спешки перебить беглецов. Ну да, а как ещё объяснить появление майора КГБ в отставке, которому «очень надо» на Сейду? Николай особо не переживал на эту тему: чем дальше, тем сильнее крепла в нём уверенность: назад он не вернётся. И не потому, что погибнет – это в его планы точно не входило…
На месте гибели группы у Николая случился редкий в последнее время приступ здравого смысла. Что – что? – он хотел здесь найти? Зачем он сюда пришёл? Пока он ещё хоть что-то соображает, надо разворачиваться, выходить в цивилизацию и сдаваться в Кащенко… Вот только мысль появилась – и исчезла. Потому что Николай увидел на камнях кровь. Старые, бурые следы, которых не могло быть. Их здесь вообще не могло быть: по словам местных, несколько дней подряд шли дожди, и только сегодня утром распогодилось.
Он нагнулся, положил на кровавый отпечаток руку, прикинул. Словно кто- то пытался схватиться за камень, но пальцы соскользнули. Определить, куда двигался человек, было совершенно невозможно, Николай начал оглядываться – и увидел ещё один кровавый отпечаток, еле заметный мазок. А потом – ещё один.
Николай окончательно понял, что сошёл с ума, но даже не испугался. Он словно со стороны смотрел, как идёт от одного следа к другому. Ещё один отпечаток окровавленной ладони… Но если оглянуться, это просто выход эвдиалита, «саамской крови», местного минерала характерной окраски – как сырое мясо… Лоскут ткани из Ленкиной штормовки… нет, просто пожухлый лист корявой стелющейся берёзы… Остановись. Что ты делаешь, не ходи дальше, стой! Но он уже у подножья горы, и наверху, выше по склону – он это точно знает – пещера, и там…
Какая сила заставила Николая вытащить нож из кармана рюкзака и повестить его на пояс – он не знал. Старый афганский каруд, тупой и ни на что не годный, по большому счёту. Подарок тамошнего дервиша – или просто хитрого старика, «откупившегося» от русского с автоматом. Тогда Николай не верил ни в Бога, ни в чёрта, и кинжал оставил просто на память…
– …Убьёшь?
– Зачем? Со стариками, младенцами и беременными женщинами я не воюю, – вообще-то раньше вместо «младенцев» он использовал более общее «дети», но после того, как на его глазах пацан лет десяти, может, чуть постарше, весьма профессионально срезал из «калаша» сразу пятерых бойцов, заменил «детей» на «младенцев».
– Ты воин, – неожиданно резкий, колючий взгляд из-под редких седых бровей чуть не заставил Николая отшатнуться.
– Да уж не бандит, это точно. Отец, вот тебе консервы, вода-то есть? А то к тебе нескоро придут.
– Всех убили?
– У кого оружие в руках было.
– Значит, почти всех. Вода есть… – старик прикрыл глаза, затянулся, медленно выпустил дым. Судя по запаху, в трубке был не табак. Николай уже собрался уходить, когда старик прошамкал: – Вот. Возьми. Это ключ. Настанет час, и он поможет тебе. Может, и не раз…
В пещере было четверо. Сначала они вроде даже нормально заговорили: «Добрый вечер, мужики», «И тебе не хворать»… Потом что-то случилось. Николай плохо помнил, как всё началось. Или кто-то из беглых крикнул: «Вали его, это ментяра!», или он сам увидел на шее у одного из разномастно одетых мужиков яркий красно-жёлтый шарф и потерял контроль. Они вскочили, один из зэков выхватил ПМ… Дальше было затемнение, словно в кино. Следующий кадр: последний беглый неловко отползает от Николая к дальней стене пещеры, в глазах ужас, пальцы правой руки сживают предплечье левой, и на лице кровь…
– Где?! Где взяли?! – у Николая в одной руке Ленкин штурмовой рюкзак с обрезанными лямками, в другой – тот самый афганский кинжал, не старый и тупой, а сверкающий новой, даже на вид бритвенно-острой сталью. А где «беретта»? За поясом. Хорошо, не бросил…
– У-у-у… Су-у-ука!
– Где?!
– Здесь, здесь нашли, тварь! Перевяжи, сволочь!
– Сколько вас, падаль?
– Четверо! Я не валил никого, это они, они!..
Непонятно, на что рассчитывал зэк, когда кинулся мимо Николая к лежащему на полу ПМ-у. Николай без особых усилий перехватил мужика, ударил, отбрасывая – и слишком поздно сообразил, что в руке у него кинжал. Зэк забулькал, упал, задёргался, и кровь, толчками бьющая из перерезанной артерии, попала на стену пещеры – удивительно ровную, словно отполированную…
«Память»
Короткий полёт до «Веги» прошёл в молчании. Говорить было неудобно, да и не хотелось нико