Но ты услышь, Господь, — пролей им сладости!
Властно бросил Ты на колени их, —
Исцели же их: исцелением радости.
В обрывистом, холодном серебре…
В обрывистом, холодном серебре
Мерцает ночь, как призрак дымный.
Когда же День? Когда же гимны
Заре?
И грусть уводит — к радости былой!
Себя нельзя переупрямить:
Звенит, трепещет, тронутый иглой,
Диск — наша Память.
Но слушаешь, — и странен ураган
Разбуженных напрасно звуков.
Так зажигавший деда хор цыган —
Что он для внуков?
И даже нам, плененным стариной:
Сквозь дым кровавый всесожженья,
Сквозит лучистый блеск — иной…
Изгнание — преображенье!
О, Солнце новых, жадных к солнцу, дней!
Дай гнева и надежд Отчизне!
Дай — вихрей нетерпенья ей,
Для жизни…
Легкой жизни я просил у Бога…
Легкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: подожди немного,
Ты меня попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить…
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить.
ПРИЛОЖЕНИЕ IIIИзбранные стихотворные переводы
Омар ХАЙЯМИзбранные четверостишия{35}
Ты опьянел — и радуйся, Хайям.
Ты полюбил — и радуйся, Хайям.
Придет Ничто, прикончит эти бредни.
Еще ты жив — и радуйся, Хайям.
Мяч брошенный не скажет «нет» и «да»:
Игрок метнул, — стремглав лети туда!
И нас не спросят: в мир возьмут и бросят…
Решает Небо, каждого куда.
Мир — я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? мы с тобой.
Подвигали, притиснут — и побили;
И в темный ящик сунут, на покой.
Ты обойден удачей? — позабудь!
Дни вереницей мчатся; позабудь!
Небрежен ветер: в вечной книге Жизни
Мог и не той страницей шевельнуть.
От веры к бунту — легкий миг один.
От правды к Тайне — легкий миг один.
Испей полнее молодость и радость!
Дыханье жизни — легкий миг один.
«Не станет нас!» А Миру хоть бы что.
«Исчезнет след!» А Миру хоть бы что.
Нас не было, а он сиял; и будет!
Исчезнем — мы. А Миру хоть бы что!
Один припев у Мудрости моей:
«Жизнь коротка; так дай же волю ей!»
Умно бывает подстригать деревья;
Но обкарнать себя? — брось, пожалей.
Дар, своевольно отнятый, — к чему?
Мелькнувший призрак радости — к чему?
Потухший блеск, и самый пышный кубок
Расколотый и брошенный, — к чему?
Подвижники изнемогли от дум.
А тайны те же! душат мудрый ум.
Нам, неучам, сок винограда свежий;
А им, великим, высохший изюм.
Живи, безумец! трать, пока богат.
Ведь ты же сам — не драгоценный клад?
И не мечтай: не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад!
Сулят блаженства райские — потом!
Прошу сейчас, наличными, вином!
— «А слава?» — Полно! что такое слава?
Под самым ухом барабанный гром!
Вина! другого я и не прошу.
Любви! другого я и не прошу.
«А небеса дадут тебе прощенье?»
Не предлагают, я и не прошу.
«Вино пить грех». — Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.
В словах Корана многое умно;
Но учит той же мудрости вино.
На каждом кубке жизненная пропись:
Прильни устами, и увидишь дно.
В учености ни смысла, ни границ.
Откроет больше — тайный взмах ресниц.
Пей! книга жизни кончится печально.
Укрась вином мелькание страниц.
Прах мудрецов уныл, мой юный друг!
Развеяна их жизнь, мой юный друг!
«Но нам звучат их гордые уроки…»
А это — ветер слов, мой юный друг!
Развеселись! В плен не поймать ручья?
Зато ласкает беглая струя!
Нет в женщинах и в жизни постоянства?
Зато бывает — очередь моя!
«От ран души вином себя избавь».
— Тогда на стол все вина мира ставь!
Моя душа изранена… Все вина
Давай сюда! Но раны — мне оставь.
Любовь вначале ласкова всегда.
В воспоминаньях ласкова всегда.
А любишь — боль! И с жадностью друг друга
Терзаем мы и мучаем — всегда.
Любви несем мы жизнь: последний дар!
Над сердцем близок, занесен удар.
Но и за миг до гибели — дай губы,
О сладостная чаша нежных чар!
«Слаб человек, судьбы неверный раб!
Изобличенный и бесстыдный раб!»
— Особенно в любви! Не я ли первый
Всегда неверен и ко многим слаб.
Сковал нам руки темный обруч дней:
Дней без любви, уныло-тощих дней.
А Время — скряга! — и за них взимает
Всю цену полных, настоящих дней!
На тайну жизни — где хотя б намек?
В ночных скитаньях — где хоть огонек?
Под колесом, в неугасимой пытке
Сгорают души; где же хоть дымок?
Проходит жизнь, летучий караван!
Привал недолог. Полон ли стакан?
Красавица, ко мне! Опустит полог
Над сонным счастьем дремлющий туман.
В одном соблазне юном — чувствуй все!
В одном напеве струнном — слушай все!
Не уходи в темнеющие дали:
Живи в короткой, яркой полосе.
Добро и зло враждуют; мир в огне.
А что же Небо? Небо — в стороне.
Проклятия и радостные гимны
Не долетают к синей вышине.
Что жизнь? Базар. Там друга не ищи.
Что жизнь? Ушиб. Лекарства не ищи.
Сам не мешайся, людям улыбайся,
Но у людей улыбок — не ищи.
Завел я грядку Мудрости в саду.
Ее лелеял, поливал — и жду.
Подходит жатва; а из грядки голос:
«Дождем пришла и ветерком уйду».
На кухне рыба жаловалась: — Чад!
В кастрюле тесно, жарко… Сущий ад! —
«А где не жутко?» — бормотала утка:
«Где и простор, поймают и съедят».
«Из края в край мы к смерти держим путь.
Из края смерти — нам не повернуть».
Смотри же: в здешнем караван-сарае
Своей любви случайно не забудь.
В чем тайна смерти? что случится — там?
Спрошу — кувшин. Припал, уста к устам,
И внятен голос: «Пей! ты не вернешься.
Прильни. И долго, долго пей, Хайям».
Влек и меня ученых ореол:
Я смолоду их слушал, споры вел,
Сидел у них… Но той же самой дверью
Я выходил, которой и вошел!
Во-первых, жизнь мне дали не спросясь;
Потом невязка в чувствах началась;
Теперь же гонят вон… Уйду, согласен;
Но замысел неясен: где же связь?
Ловушки, ямы на моем пути.
Их Бог расставил. И велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!
Наполнив жизнь соблазном ярких дней,