Чуть раньше он слышал, как тот спорил с отцом: «Что бы ты ни говорил, папа… Он залез к нам в дом… Уничтожил мамино лаймовое дерево… И почему мой скейтборд оказался в комнате Джо? Ему нельзя доверять… Надо вызвать полицию, вдруг он что-нибудь натворил…»
Ему Алекс тоже не понравился. Он не мог бы точно сказать, что его отталкивало в этом парне – не только его рост, сила, одежда, но и то, как он держался и двигался, словно был здесь главным.
– Ладно, – согласился Булли. Он проспал целый день, но отдохнувшим себя не чувствовал: во всем теле ощущались тяжесть и ноющая боль. В любом случае, в доме спать лучше, чем в каком-нибудь сарае. А если пораньше встать, у него еще останется целых два дня.
Рози налила ему ванну, дала другую одежду и сказала, что постирает его вещи.
– Здесь кое-что из вещей Алекса, он из них вырос. – Она дала ему футболку, куртку с надписью «Супердрай»[26], джинсы и кроссовки «Адидас», которые оказались велики. Чтобы они стали впору, мама предложила Булли надеть вторую пару носков.
– Пока так походишь, – сказала она.
– Я верну, – пообещал Булли.
– Нет-нет, носи, они твои.
На это он ничего не ответил, а для себя решил, что когда получит свой выигрыш, купит «рибоки». Новенькие. И даже не одну пару. Целую гору коробок, весь магазин. Хотя нет, лучше он купит… сам магазин. Вернее, все магазины – чтобы не ходить за покупками. Или будет все покупать через интернет.
Рози приготовила ему ванну с пеной. Перед тем, как залезть в нее, Булли поймал свое отражение в большом длинном зеркале – тощий ребенок, весь в синяках и порезах, – и испугался, словно он превращался в другого человека. Хорошо хоть, что в ванне он не видит себя из-за пены.
– Посвежел, – заметила Рози, когда Булли спустился вниз. – Все нормально?
У Булли был насморк, он постоянно шмыгал носом, и время от времени чувствовал какой-то странный запах. Наконец, он понял, что этот запах исходит от него самого, от чистой одежды.
– Хочешь еще есть или пить? – Булли покачал головой, но Рози продолжала смотреть на его голову. Аптечные резинки лопнули, когда Снэпбэк дернул его за хвостик, и сейчас волосы падали ему на лицо. – Может, тебе еще какая-нибудь помощь нужна? А давай-ка… я тебя подстригу? Только кончики подровняю.
– Мам! – воскликнула девочка. – Ну ты даешь!
– А что? Что тут такого? Тебя же я стригла, когда ты была маленькая… помладше, – поправилась она, заметив, что Булли сразу сник.
– А Алекса не стригла!
– Потому что он всегда привередничал больше, чем ты.
Булли обрадовался, услышав, что Алекс слишком трепетно относится к своей прическе. Только девчонки так трясутся над своими волосами. Фил, когда волосы у него отрастали чуть длиннее, чем нужно, просто брился наголо, и тогда казалось, будто его голова покрыта черными точками. Мама жутко злилась, но Фил говорил, что просто экономит деньги для семьи.
– Ему и так хорошо, вон какая крутая прическа. Мам, сейчас многие мальчишки так ходят.
– Я не против, – согласился Булли. Ему приятно было слышать, что его длинные волосы – «крутая прическа», но, подумав еще, он решил, что стрижка и новая одежда помогут ему не выделяться, когда он будет пробираться на север. И он кивнул еще раз. Мама усадила Булли в кухне на стул, накрыла его плечи полотенцем. Джо села за стол и стала наблюдать. Чтобы мама его совсем не оболванила.
Лицо Рози оказалось прямо у Булли перед носом, и он увидел, что она совсем не такая красивая, какой была его мама. Морщинки не исчезали с ее лица, даже когда она молчала, волосы были слишком кудрявые, а брови будто боролись за место на лбу. Зато она разговаривала с ним по-человечески, не сюсюкала, как это делают многие, обращаясь к детям и собакам.
– Когда ты последний раз стригся? – поинтересовалась она. – Ничего, что я спрашиваю?
– Не знаю, – ответил Булли, хотя, конечно же, знал.
– Когда дома жил? – Он кивнул; это еще куда ни шло.
– А твой дом далеко? – Он снова кивнул. Очень далеко: ехать и ехать.
– Хочешь туда вернуться?
Булли покачал головой и услышал громкое чик.
– Мама! – вскричала Джо.
– Все нормально. Замечательно. Иди принеси мне зеркало, а я пока чуть-чуть подровняю… – На минуту она о чем-то задумалась, и морщинки снова набежали на ее лицо. – Почему ты не хочешь возвращаться домой? – наконец спросила она. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Нет, – ответил Булли, побоявшись мотнуть головой – вдруг еще ухо ему случайно отрежет. Не мог он ей ничего рассказать. На это потребовалась бы не одна стрижка. Не для того, чтобы объяснить – объяснил бы он за несколько чиков ножницами. А вот чтобы заставить себя разоткровенничаться… На это нужно время.
Джек, завидуя тому, что все внимание достается Булли, отрывисто гавкнула.
– Молчать, – велел он ей. Джек снова села на задние лапы, а передние согнула и держала на весу, словно готова была принять любой знак внимания, который ей перепадет.
– Воспитанный у тебя пес, да? – заметила мама, и у Булли оттаяло сердце. К своему удивлению, он почувствовал, что его тянет на откровенность, но тут в разговор вмешалась девочка, вернувшаяся на кухню с зеркалом в руках.
– Я тогда не хотела кричать, само собой вышло. Просто твой пес… Уж больно вид у него был грозный. Как его зовут?
– Джек. Только это не он, – сообщил Булли, учитывая, что отвечал он девочке. – Это – она, сука.
– А, ну да, – рассмеялась Джо, отреагировав, как и многие люди, которые не разбираются в собаках и считают, что оскорбительно называть девочку сукой.
– Тогда почему ты назвал ее Джек? – осведомилась мама.
– Не знаю, – ответил Булли, хотя, разумеется, знал.
– А какой она породы? Питбуль? – спросила девочка.
От возмущения у Булли на мгновение отнялся язык.
– Она не питбуль. Совсем не питбуль. Джек – стаффи, просто не чистокровная!
– А, ну да, извини. Я не разбираюсь в собаках. Собаки таких пород мне все кажутся одинаковыми. Но твоя очень симпатичная, – добавила Джо, и это спасло ее в глазах Булли. А Рози поспешила добавить, что Джек, конечно же, особенная по сравнению с другими собаками. И очень славная. На том разговор о разных породах был закончен.
Оказалось, что телевизор у них все-таки есть. Только маленький, старый и толстый, что Булли немало поразило. Неудивительно, подумал он, что его держат в шкафу за закрытыми дверцами. Будь у него такой допотопный телевизор, он тоже постеснялся бы выставлять его напоказ.
Началась программа новостей. Лондон. Пушки перед военным музеем. Булли вытаращил глаза.
– Это Имперский военный музей, – объяснил ему Алекс. Репортер, стоя в парке с микрофоном в руке, рассказывал последние известия. Не упоминая про Дженкса, он сообщил, что в ночь с субботы на воскресенье возле музея убит неизвестный мужчина. Новости закончились, но за разговорами этого никто не заметил. Болтали все одновременно, вся семья. Больше всех – Рози. Причем она употребляла слова, которые Булли даже выговорить не смог бы, а уж тем более понять.
– Пап, умолкни, – огрызнулась Джо, когда ее отец выразил недовольство тем, что она переключает каналы. Булли ожидал, что Джо сейчас получит оплеуху, но ничего такого не случилось.
– Где ты хочешь сегодня спать? – спросила мама, когда телевизор выключили. – На чердаке есть свободная комната, но там не убрано. Или, если хочешь, спи на диване. Выбирай.
– Лучше здесь, – решил Булли. Может, удастся снова включить этот крошечный телевизор. Все лучше, чем ничего.
– Джо, поднимись, пожалуйста, на чердак. Принеси оттуда спальник, ладно?
– Хочешь, вместе сходим? – предложила Джо, обернувшись к Булли с лестницы. Он не ответил, просто встал и пошел за ней.
Чердак находился на самом верху. Потолком ему служила покатая крыша, так что в углах нельзя было выпрямиться во весь рост. Впрочем, это было не важно, потому что весь чердак был завален самыми разными вещами – книгами, сумками, одеждой, – как благотворительный магазин, где никогда ничего не продается.
Джо принялась искать спальный мешок.
– В ясную погоду отсюда видно собор святого Павла. – Булли кивнул, даже не понимая, о чем речь.
– Мама говорит, что она согласна выйти замуж только там. Так что, думаю, папа может спать спокойно. Они у нас престарелые хиппи.
Хиппи. Не похожи они на хиппи, подумал Булли. Он сдвинул брови: не нравились ему ни краали, ни хиппи – ни молодые, ни старые. Он и не заметил, что хмурится, пока Джо не добавила:
– Вообще-то, они нормальные ребята.
– Твой папа очень смешно разговаривает, – сказал Булли.
– Да, акцент у него остался. Он родился в Южной Африке. Переехал сюда много лет назад, когда с мамой познакомился.
– На негра он не похож, – заметил Булли, и Джо рассмеялась, а потом поняла, что он не шутит.
– Так он и не негр… Смотри, вон чертово колесо. – Булли тоже выглянул в окно. Теперь он знал, что нужно высматривать. Он различил вдалеке колесо обозрения – оно было не больше его глаза и мерцало в сумерках. – А там – Хайгейтское кладбище. – Джо показала через улицу, на одно из маленьких каменных строений. – Там похоронены многие знаменитости. Карл Маркс, Джордж Элиот… И еще куча народу, – добавила она, видя, что Булли не кивает, не реагирует на имена. – Иногда там проводят экскурсии.
– Что? За плату? – Вчера он гулял по кладбищу совершенно бесплатно и ничего особенного там не видел. Ну, может быть, кроме собаки на могильном камне.
– М-м, да. Кажется, это фунтов восемь стоит. По-моему, многовато, – заметила Джо, сообразив, что для того, у кого нет обуви, восемь фунтов – это большие деньги. – А вот в церковь, думаю, вход бесплатный… Извини, сама не знаю, зачем это сказала.
Булли посмотрел на девочку. Щеки ее стали пунцовыми, будто она натерла их румянами.