Единственная мина разорвалась возле бронетранспортера на подходе к городу, и крохотный осколок ударил ротного в висок.
Совсем как в кино, но сколько раз и до этого, и после Виктор убеждался, что любая, даже самая немыслимая история на экране или в книге бледнеет перед тем, что приключается иногда в жизни.
Лейтенант прекрасно помнит операцию, когда на участке тяжелой горной дороги буквально на протяжении каких-то двухсот метров духи заложили два мощных фугаса. Сначала подорвалась боевая машина пехоты, и весь экипаж погиб, размазанный по металлу и разорванный в клочья.
Затем вверх подскочил малый тягач. Три человека внутри мгновенно стали похожи на четверых предыдущих. Двоим, что были наверху, повезло больше. Их швырнуло в небо. Солдат перелетел через горную речушку, которая вилась рядом с дорогой, врезался головой в скалу и покатился вниз, разбиваясь о камни. Оказавшись у воды, он замер недвижимо среди валунов на противоположном недосягаемом для мотострелков берегу. Достать его не было никакой возможности: вокруг скалы, обрывы, а между ними бурный, пенящийся поток.
Капитана - командира батареи взрывом подняло метров на пятнадцать, пронесло по воздуху метров сто, и лишь потом он упал в реку. Поток моментально уволок офицера вниз.
Виктор, Файзи, Эдик и несколько солдат бросились следом, но вскоре оставили такую затею: спуска к реке нигде не было.
Они вернулись к настороженно замершим, остановившимся боевым и грузовым машинам и вместе с другими офицерами принялись решать, как можно вытащить солдата. Сошлись на том, что без вертолета не обойтись.
Вдруг значительно ниже по течению, шипя, взмыли зеленые ракеты и раздалась длинная автоматная очередь. Сбрасывая предохранители, офицеры и солдаты побежали на звук. Вскоре они увидели Эдика, несущего капитана на плечах.
Выяснилось, что пока они судили-рядили возле командирской машины относительно солдата, прапорщик решил поискать брод. Так совершенно случайно он наткнулся на Щуплецова.
Оказывается, контуженный, раненный в плечо и ногу, артиллерист сумел-таки зацепиться за камни и выползти на скалы, откуда он и окликнул Эдика, когда услышал, что кто-то идет по дороге, громко матерясь.
Капитану, безусловно, повезло: он не погиб при взрыве фугаса, не разбился о скалы в полете, не спикировал на камни в реке, не захлебнулся в воде и даже умудрился из нее выбраться. Но главное заключалось в том, что Бог отводил от Щуплецова смерть уже в третий раз.
Впервые - когда он однажды выехал из полка на пост, что стоял у ближайшего кишлака. По дороге артиллерист остановил машину и помчался по малой нужде к дереву. Водитель проехал чуть дальше - и передней части бронетранспортера как не бывало: прямое попадание реактивного снаряда.
Второй - когда Щуплецов отправился на одну из застав в их зоне ответственности. По дороге две боевые машины попали в засаду. Погибли все, кроме капитана и механика-водителя. Артиллерист отделался легким ранением.
Когда обо всем этом узнал командующий армией, то коротко подвел итог: "Представить к ордену Боевого Красного Знамени и отправить в Одесский военный округ. Пусть на море отдохнет, там послужит. Он свое уже взял. Сполна!"
Видимо, генерал-лейтенант был искушенным человекам и прекрасно понимал, что такого удачного четвертого случая у капитана может и не быть. Короче говоря, подобно всем офицерам в Афгане, генерал свято исповедовал простую армейскую мудрость: "Бог не фраер - он все видит, и раздражать его не надо".
Или взять тот случай с гранатой.
По вечерам Егоров с соседом по комнате-конуре - таджиком Файзи - до посинения играл в "шеш-беш". Однажды таджик в запале поединка слишком сильно швырнул камни на доску. Один из них, ударившись о бортик, упал на пол и закатился под кровать.
- За произведением, - совсем как в детстве, когда кто-нибудь из пацанов бил по футбольному мячу так, что тот улетал далеко за пределы импровизированной площадки, сказал Виктор.
Старший лейтенант покорно упал на четвереньки и юркнул под кровать. Затем он как-то странно хрюкнул и его зад застыл напряженным углом, как у пса, загнавшего добычу в нору.
- Что случилось? Женщину нашел?
- Нашел, биляд, - прохрипел таджик и осторожненько, по-рачьи, выполз на середину комнаты, держа в руке "лимонку".
Лейтенант долго ждал, пока Файзи придет в себя: покурит, скороговоркой выкрикивая ругательства, полязгает зубами, вновь покурит и попьет воды, обливая ею застиранную тельняшку, а лишь затем приступит к более-менее связному рассказу:
"Залажу туда, биляд, головой видел, как ударился. Рукой щупаю - что-то дерется. Ударит, так вот и спрячется.
Я, биляд, испугался. Шайтан, думаю. Вот, думаю, чарс-марс еще не курил, а кто-то за руку хватает, биляд. Потом смотрю - граната. Зацепилась кольцом за пружину и висит. Один усик разогнут. Но висит, биляд.
Вот, биляд, я знаю, почему так получилось. Помнишь, когда мы по тревоге на вертушках-мартушках в горы полетели? Тогда я из-под кровати автомат, "лифчик" вытащил, а в нем гранаты нет.
Я даже не искал. Зачем, биляд, когда этих "лимонок" вокруг - море? А она, биляд, висела все время. А я спал на ней! Две недели!"
- Биляд! - только и смог сказать похолодевший лейтенант, представив, как рванула бы граната в комнатушке и во что бы они превратились.
А Файзи заводился все больше:
- Это как, биляд, они нашу комнату убирают? Я сейчас дежурному по роте всю морду лица изобью, биляд. Солдат совсем ленивый стал: под кровать уже и не лезет. Дембел, да? Биляды душарские!
- Да успокойся ты, - останавливал соседа Виктор, - если бы любой тупорылый боец под кровать залез - обязательно его соскребали бы со стен.
Теперь, вспоминая, как их долго трясло и как он то и дело вытирал потеющие ладони о тельняшку, Егоров вновь подумал, что покажи такое в кино никто не поверит. А про Щуплецова - тем более.
И еще вспоминал Виктор, как старший лейтенант с каким-то звериным визгом в голосе кричал:
- Духи, биляд, шакалы! Резать буду, биляд, стрелять, биляд, буду! Мало я этого духа стрелял! Еще буду, биляд!
Буквально за пару часов до этого в небольшой комнатушке контрольно-пропускного пункта полка Файзи вместе с Эдиком и начальником разведки полка допрашивал духа, которого им привезли афганские офицеры госбезопасности из городской тюрьмы.
Избитый Эдиком до такой степени, что едва удерживался на ногах, дух молчал и ничего Файзи не рассказывал. В ход пошла раскаленная электроплитка, в багровую пружину которой майор с силой впечатал худую кисть афганца. Мясо шипело, поджариваясь, но дух, сцепив зубы, молчал.
Тогда в дело вступил Файзи. Он выгнал всех из комнаты и, приблизившись к афганцу, быстрым полушепотом сказал:
- Ты мусульман, и я мусульман. Разве мы не поймем друг друга? Ты мне покажи, где склады с оружием находятся. А этих русских свиней я смогу обмануть. Покажи, а то они убьют тебя!
Дух доверчиво ткнул пальцем в карту. Сразу после этого он получил увесистую затрещину и свалился на пол.
Файзи окликнул Эдика, и вдвоем они вытащили афганца на улицу. Таджик попросил у своего приятеля, афганского кагэбэшника, пистолет и всю обойму разрядил в извивающееся, вздрагивающее тело духа.
- Всех буду стрелять, биляд! - кричал в комнате Файзи.
- Всех не перестреляешь! - усмехался Егоров.
- Перестреляю! Перестреляю!
Потом они, полулежа на койках, тянули "косяк", поставив кондиционер на вытяжку. Офицеры передавали папиросу друг другу, и таджик медленно успокаивался, слабея и вытягиваясь на той самой кровати, которая едва не стала, хоть и косвенно, причиной его гибели.
"Находясь на войне, ты постепенно лишаешься своих добрых качеств да и вообще самой человечности, - думал Виктор, глядя на заходящее солнце. - Там нет места по-настоящему хорошим и светлым чувствам. Они уходят куда-то глубоко, глубоко, как солнце, которое тонет сейчас в глубинах моря.
Но если ты все-таки оказываешься на войне, то с этим поневоле приходится смиряться, и при любом отношении к ней: ненависти, презрению или азарту охотника - ты вынужден инстинктивно следовать ее правилам, чтобы выжить и не выломаться из коллектива.
А есть ли они вообще, эти правила, когда люди уничтожают друг друга, когда они - охотники, выслеживающие цель, чтобы побыстрее убить ее? И пусть у них в руках будут не автоматы Калашникова, а обыкновенные грубые дубины.
Наверное, во все времена правил никаких не существовало. Ведь на войне на карту поставлена именно твоя жизнь, которую отыграть можешь только ты, думал Егоров. - Какие здесь, к черту, правила? Их определенно придумывают те, кто даже в глаза не видел оружия.
А на войне свои законы: первым умирает тот, кто стреляет вторым; никогда не щади врага, потому что он тебе обязательно отомстит; не верь штабному начальству; иди на боевые только с теми, кому доверяешь; возвращаясь с них - молчи".
На привале они совсем недолго решали, что делать с этим душарой. В том, что он воевал против них, не было никаких сомнений: на правом плече угрюмого, пышноволосого афганца, после того как ему рванули, разорвав, рубаху от ворота вниз, все увидели неширокую темно-фиолетовую полосу - след от ремня автомата.
- Что ж, - сказал командир роты, - с ним одна только морока. С собой тащить не будем, если ты уже поговорил, - и Виталик посмотрел на Файзи.
- Поговорил.
- Эдик! - окликнул прапорщика ротный. - Подготовь клиента к водным процедурам.
Ударом ноги худой и жилистый прапорщик подбросил афганца с камней и привычно примотал к его поясу шашку.
Смуглое, горбоносое лицо перекосилось от ужаса, а руки, стянутые за спиной, затряслись.
Виктор устроился удобнее, укладывая рюкзак под голову. Подобные развлечения у них на выходах случались частенько.
- Успокойся, - подбадривал душка Файзи, добродушно улыбаясь, - у тебя есть возможность. Сейчас подожгут шнур. Река рядом. Если успеешь потушить, то перебирайся на другой берег и уходи. Стрелять не будем. Слово советского офицера! Согласен?