Лев Игнатьевич внимательно выслушал информацию, чуть склонив голову в сторону, и констатировал:
— Вот это уже интересно.
После этих слов он на какое-то время замолчал. Молчал долго. Минут пять или шесть, и когда очнулся, то проговорил одними губами:
— Хорошо, что сообщил об этом.
Потом переспросил.
— На даче Регулаев один?
Игорь Валентинович заглянул в свою папку.
— Нет. По имеющейся у нас информации, к нему приехали отец и дядя.
Лев Игнатьевич усмехнулся и сказал фразу, которая была совершенно не понятна для Сивко:
— Неужели они решились привезти его сюда?
— Что? — переспросил Сивко. — О ком вы?
Лев Игнатьевич улыбнулся.
— Пока не важно. Усильте наблюдение за домом Регулаевых. Сообщайте мне обо всех перемещениях в доме. В какой комнате они находятся чаще всего. Закрыты ли там шторы. И главное, о том, что и куда они переносят? Обо всех крупных предметах в виде ящика, вазы, аквариума, телевизора и тому подобного. Ясно?
Сивко кивнул головой.
— Да.
Лев Игнатьевич погрозил ему указательным пальцем и отошел от макета к письменному столу.
— Подожди. Сейчас.
Немного покопавшись, он нашел на столе какие-то записи.
— Вот. — Седов взял в руки еженедельник, подержал его. Положил на место. — Впрочем, это тоже пока не важно.
Он поднял глаза и посмотрел на Сивко.
— Самолет, я так понимаю, тоже не нашли?
Сивко кивнул головой. Вздохнул.
— Нет. Ищем. Но нет никаких сомнений, что он на территории аэропорта.
— Я думаю, что вам будет проще, если вы обесточите, лишите всей электроэнергии институт. Я уверен, что они используют для маскировки какой-то электронный способ. Но обесточить надо не на час и не на два часа. Минимум на трое суток. Минимум. А лучше на неделю.
Сивко удивленно поднял глаза.
— Это невозможно.
— Придумайте что-нибудь. Диверсию или теракт. И запомните, пока у нас не будет их «Жар-птицы», ничего этого, — он указал на макет, — тоже не будет. Нам ничего не поможет: ни связи, ни деньги — ничего. Понятно?
— Да.
— Тогда идите и работайте.
— Есть.
Сивко по-военному развернулся и вышел. Он не видел, как Лев Игнатьевич трясущимися руками нажал кнопку селектора и попросил секретаря принести воды.
Глава 3
Двадцать лет назад. Афганистан. Капитан спецназа ГРУ Лев Седов
Выпив стакан воды, Лев Игнатьевич отпустил секретаршу и опустился в мягкое кожаное кресло, которое мягко изменило форму спинки таким образом, чтобы его травмированный позвоночник не испытывал дополнительных нагрузок.
Правда, это уже давно не помогало. Боль в спине, нудная и звенящая, как натянутая струна, сидела в нем вот уже двадцать лет и стала привычной. Иногда она затухала. Тогда Лев Игнатьевич был весел и добр, а иногда появлялась вновь, и тогда он становился нервным и раздражительным. Все знали об изменениях его характера, но никто не знал о причинах.
Ни один человек на свете, за исключением тех, кто посадил его в это кресло, не знал о том, что двадцать лет назад в горах Афганистана, упав со скалы, он сломал себе позвоночник. Он лежал, с тоской смотря в небо. Бой закончился. Их группа была полностью уничтожена, и ждать помощи было неоткуда. Он приготовился умирать и молил бога о том, чтобы смерть как можно быстрее пришла к нему.
Именно в этот момент и появились они. Небольшой караван, состоящий из трех навьюченных ишаков, которых вели три бородатых человека в грязных полосатых халатах. Один из них, видимо, самый старший, склонился над умирающим капитаном и спросил его.
— Это ты только что разговаривал с богом и просил его о смерти?
Седов хотел открыть рот, чтобы послать его куда подальше, но человек из каравана остановил его.
— Не спеши. Лучше попроси бога о помощи. И мы попросим об этом вместе с тобой.
Седов лежал прямо на их пути. И они не могли обойти его. Слишком узкой была тропа в горном ущелье. Они могли бы просто скинуть его с дороги, спихнуть дальше в пропасть, но, видимо, какой-то обет мешал им сделать это. Они достали из переметных сумок коврики, расстелили их прямо на пыльной дороге и опустились на колени.
Старший караванщик, тот, кто говорил с ним, строго посмотрел на Седова и сказал:
— Все молят бога о помощи, но никто не знает, где он, этот бог. Поэтому православные поворачивают лицо в одну сторону, а мусульмане в другую. А на самом деле, бог может быть где угодно, даже на спине моего осла.
И действительно, странные караванщики встали на колени и начали молиться, глядя на хвост одного из ослов. Седову было так больно, что он был совершенно не способен критически оценивать ситуацию, и поэтому тоже стал смотреть в ту сторону, куда смотрели три караванщика.
То, что он увидел, не поддавалось никаким объяснениям. К спине осла была привязана какая-то сумка, в которой явно лежал шар. Может быть, это была какая-то чаша, может быть, арбуз или дыня. Он не знал. Но как только они все стали смотреть на эту сумку, она вдруг стала светиться изнутри ярким светом. Свет в буквальном смысле проник сквозь ткань переметной сумки и ослепил его. Лев закрыл глаза. Он почувствовал, как этот свет коснулся его лица. И ему сразу стало очень хорошо.
Настолько хорошо, что он забыл, где находится, и уснул.
Ему приснилась мать, которая гладила его по спине и говорила, что все будет хорошо, что все у него пройдет, и он еще будет бегать с мальчишками наперегонки. Но это будет потом, а сейчас ему надо встать и перебраться на другую кроватку…
Когда Лев проснулся, то увидел, что караван удаляется. И последним идет как раз тот самый осел с сумкой на спине. Он отчетливо видел только его зад и покачивающийся из стороны в сторону хвост. От сумки на его спине по-прежнему до него тянулся луч света и слепил глаза. Чтобы видеть, как движется караван, Лев прикрыл глаза рукой, и тепло от света коснулось его шершавой кожи.
Наконец, караван свернул за скалу, и луч света исчез. Лев потянулся за этим лучом и не заметил, как смог проползти вперед несколько метров, потом встал и сделал несколько шагов. В спине заныло. Он сел на камень. Отдышался. Встал и сделал еще несколько шагов вперед. Потом еще и еще.
Через несколько дней он дошел до советского блокпоста. Там вызвали вертолет, который доставил его в Кабул, а оттуда его перевезли в госпиталь имени Бурденко. Врачи всесторонне его обследовали и не нашли никаких серьезных повреждений. Всего лишь несколько ссадин, растяжение мышц и некоторых связок.
Но боли в спине продолжались. Врачи объяснили ему, что они носят психологический характер, являются последствием шока, который он испытал.
Он не стал спорить и прекратил всякие разговоры с врачами по поводу болей в спине.
Во-первых, ему пообещали, что если боли будут продолжаться, то это может быть поводом для досрочного увольнения в запас; а во — вторых, он ведь и сам долгое время считал, что все, что случилось с ним тогда на горной тропе: караван, ишак и свет на дороге — были всего лишь плодом его больного воображения.
Лев предпочел забыть об этом и вернуться на службу. Дослужившись до подполковника, он начал готовиться к благополучному выходу на пенсию. Оставалось каких-то полгода до этого светлого момента, когда ему вновь самым неожиданным образом напомнили о том случае в горах Афганистана.
Его вызвали в Кремль.
— Здравствуйте, проходите, садитесь!
Лев поправил китель, одернул его книзу и решительным шагом подошел к длинному столу, который был накрыт зеленым покрывалом. Взялся за стул, отодвинул его и опустился на край сидения. Так, чтобы легко можно было подняться.
Напротив него за широким столом сидел мужчина, чем-то напоминающий Кощея Бессмертного. Очень худой и совершенно лысый. Он проследил за тем, как Седов сел. И сложив руки перед собой, постукивая друг о друга кончиками пальцев, несколько секунд молчал. Явно давая Льву Седову осмотреться.
Лев, повинуясь многолетней привычке, с интересом осмотрел комнату, в которую вошел. Он проделал это, незаметно поворачивая шеей. Закончив осмотр, он сделал вывод, что находится в чьем-то личном кабинете. Все стены были заставлены шкафами с книгами. Одновременно кабинет мог служить и залом для больших заседаний. Стульев вокруг стола было двенадцать.
Окон в кабинете не было. Явно работал кондиционер. Было не холодно и не жарко. Нормально. Лев прикинул в уме, где же могла находиться такая комната? Его водили по коридорам минут тридцать, если не сорок. Он и его конвоиры не раз меняли направление движения, а также спускались и поднимались с этажа на этаж. Учитывая все это, однозначно можно было сказать только одно: комната могла быть где угодно. А раз так, то и нечего изображать из себя спецназовца на задании. Его сюда явно не для этого вызвали. Как привели, так и выведут.
Подумав так, Лев Седов успокоился и расслабился.
Будто ожидая этого момента, хозяин кабинета заговорил.
— Ну что, осмотрелись?
— Так точно, — ответил Седов, собираясь подняться.
— Да бросьте вы, — остановил его Кощей, — давайте без этих военных штучек. Вас ведь учили вести себя по-светски. Ведите себя естественно.
Седову не надо было объяснять дважды. Он кивнул головой, давая этим самым понять, что понял.
— Вот и отлично.
Кощей нажал на кнопку на своем столе и в одной из стен открылась барная стойка.
— Угощайтесь! Коньяк, виски, водка. И, пожалуйста, не стесняйтесь. У нас с вами впереди будет долгий разговор. Если захотите подкрепиться, то тоже говорите.
Седов налил себе коньяку. Плеснул буквально несколько капель на дно бокала. Кощей попросил и ему налить того же самого. Когда передавал бокал, обратил внимание на сухую и дряблую кожу хозяина кабинета. «Господи, сколько же ему лет?» — подумал он.
— Даже не спрашивайте, Лев Игнатьевич. Даже не спрашивайте, — будто прочитав его мысли, произнес Кощей. — Столько сейчас не живут. Но я, тем не менее, желаю вам дожить до моих лет. И чтобы при этом у вас ничего не болело, Лев Игнатьевич. Даже спина.