Когда они вышли во двор, Милану надели наручники, потом его усадили в машину.
— Если попытаетесь бежать, застрелю на месте!
Шел такой ливень, что через окно почти ничего не было видно. Проехали через город. Милан видел освещенные окна домов и горящие фонари, однако определить, куда его везут, было невозможно. Сначала он подумал, что его решили передать венгерским властям. Когда же машина, оставив позади пригород, помчалась по обсаженной деревьями дороге, сообразил, что предыдущая догадка была глупой. Наблюдая за знакомой дорогой, Милан подумал, что его везут в Ораниенбург. Но он ошибся и на этот раз. Однако самое непонятное началось тогда, когда машина вдруг остановилась и сопровождавший офицер вывел его в заросли кустарника. «Кто этот офицер? По чьему приказу он выстрелил в воздух? Откуда вдруг появился Геза Бернат, а позднее Анна и двое каких-то незнакомых мужчин?»
Милан попросил у Анны сигарету и закурил. Девушка поцеловала его в потный лоб и щеки, а потом спросила:
— Тебе уже лучше?
— Все в порядке. Вот только хотелось бы знать, что же все-таки со мной произошло?
— Ты свободен, мой дорогой, — сказала девушка, садясь на край кровати и подавая Милану в руки пепельницу. — Брось ломать голову: разве не все равно, что произошло? Важно, что ты теперь находишься в полной безопасности и завтра уезжаешь во Францию. Документы у тебя великолепные, и даже с правом на дипломатическую неприкосновенность. Я провожу тебя до самой границы. По приезде в Париж явишься по указанному адресу. Это, собственно, все, не считая того, что я тебя люблю. — Наклонившись к Милану, Анна поцеловала его: — А я и не думала, что ты так дорог мне.
— Скажи, какую роль во всем этом играет Геза Бернат?
— Дорогой мой, я знаю только то, что сказала тебе, и ни больше. — Девушка поправила одеяло.
— Он у тебя был?
— Да, вчера утром.
— И он рассказал тебе о моем побеге?
Девушка кивнула.
— Да, конечно. Об остальном позаботились мы. Я подъехала туда на машине и привезла тебя сюда.
— А что за люди эти двое незнакомцев?
— Я бы могла тебе объяснить, однако не стану этого делать, так как тебя это не касается.
— Они знают, кто я такой?
— Не знают.
Сигарета не понравилась Милану, и он тут же затушил ее. Попросил воды, но пил мало, так как вода тоже пришлась ему не по вкусу.
— Бернат не знает офицера, — заговорил Милан после небольшой паузы, — а офицер не знал, что Геза тоже был там.
— Я тебя не понимаю, дорогой. Зачем тебе все это нужно?
— Я тоже не знаю, но, судя по всему, кто-то со стороны ловко руководил и Бернатом и офицером.
— Возможно, а сейчас постарайся уснуть. Тебе нужно отдохнуть.
Милан закрыл глаза, но сон никак не шел, а в голове бродили противоречивые догадки. Если он кому-нибудь расскажет историю своего освобождения, никто не поверит. Да и сам он не верит. Найдутся такие, кто сочтет это очень подозрительным. Бернат помог ему бежать? Но почему? А если это и так, то что за связи у него с гестапо?
Он слышал, как Анна встала, погасила лампу и тихо вышла из комнаты.
Поворочавшись немного с боку на бок, Милан погрузился в глубокий сон...
— Все в порядке? — спросил, обращаясь к Анне, худощавый Карл Нильсон. — Никто тебя не видел?
— Никто.
— И из посольских работников никто?
— Я же сказала — никто. Почему ты так беспокоишься?
— Ты же знаешь почему. Проводишь его до границы?
— Провожу.
— Во сколько тебя разбудить?
— Не надо меня будить: я вернусь к нему. За ним нужно поухаживать. Надеюсь, что мамочка ничего об этом не знает?
— Этого еще не хватало! Тогда я ложусь спать. Дверь заперла?
— Заперла. Из гаража сюда никто не пройдет. Иди ложись.
Карлу Нильсону было сорок шесть лет, пятнадцать из которых он проработал в министерстве иностранных дел. Двадцати пяти лет он вступил в социал-демократическую партию, а уж потом попал на службу в МИД. Несколько лет он работал шофером, затем начальство обратило внимание на способного молодого человека. Его назначили комендантом. Он стал незаменимым, и хотя многие сотрудники недолюбливали его, Нильсон никогда не злоупотреблял своим служебным положением. Правда, он был немного брюзглив, но с этим можно было мириться.
Разумеется, никто, кроме его родной дочери, не знал о том, что пять лет назад он вступил в коммунистическую партию. Сделал он это тайно, так как в противном случае его не стали бы держать в МИДе, да и последующие события подтвердили правильность этого шага: после прихода Гитлера к власти Нильсон оказал неоценимые услуги немецким коммунистам, вынужденным уйти в подполье. Он имел возможность снабжать их фальшивыми паспортами, выдавал им выездные визы, поскольку все посольские печати заказывал сам.
Потом ему понадобился помощник. Вот тогда-то Анна, которая только что закончила гимназию, и попала на службу в посольство. Анна еще в годы учебы принимала участие в коммунистическом молодежном движении, несколько позднее она для вида порвала с ним и вступила в социал-демократическую партию. Нильсон с воодушевлением выполнял свои обязанности, однако частые провалы беспокоили его. Прекрасно понимая, что постоянно рискует жизнью, он мечтал вернуться в родную Швецию.
Бегство Милана из Германии он рассматривал как очень опасное дело и тревожился из-за него.
— Анна, а тебе не кажется, что все это хорошо продуманная провокация? — спросил Нильсон.
— Нет, я об этом не думала. — Девушка села к столу и задумчиво перебирала пальцами кружевную скатерть. — Как ты до этого додумался?
Нильсон поправил пижаму и закурил сигару.
— В этой истории мне многое непонятно, и ты мне ничего объяснить не сможешь.
— Это так, однако это вовсе не значит, что нас провоцируют. Факт остается фактом: Милана им сломить не удалось.
— Это хорошо, — согласился Нильсон. — Сломить им его действительно не удалось, но они поняли, что он важная фигура. Гестапо, Анна, не сборище идиотов. Они могли позволить Милану бежать, с тем чтобы понаблюдать со стороны, кто же ему будет помогать.
Анна остолбенела, сначала она уставилась темными глазами в пустоту, а потом медленно перевела взгляд на Нильсона:
— Тогда получается, что Бернат является агентом гестапо. Этого не может быть.
— А почему бы и нет? Нам известно, что он не член партии. А почему бы ему и не быть агентом гестапо? Ты сейчас отбрось в сторону чувства и оценивай только факты.
Девушка нервно вскочила со своего места:
— Этого не может быть! Тогда почему его не арестовали перед зданием посольства?
— Сделать это они еще успеют. Им известно, что ты поддерживаешь связь с Миланом, про которого они знают, что он находится в здании посольства. Их интересуют его последующие шаги, а арестовать Милана они могут и на границе.
— Что же нам теперь делать? — спросила девушка, подойдя вплотную к отцу.
— Не имею представления. Видимо, нужно решиться на риск. Хотя следует подумать... — Он замолчал и заходил по комнате.
— Ну говори же! — настаивала дочь.
— Минутку... — Губы у Нильсона шевелились, будто он молился или что-то считал. — Да, это необходимо сделать, — произнес он решительно. — Завтра ты попросишь отпуск, утром же получишь французскую визу. На это уйдет не более десяти минут. А вечером и ты отправишься в Париж. А там посмотрим, что же будет дальше.
— Думаю, что так и следует поступить, — согласилась с отцом девушка, и выражение испуга на ее лице сменилось выражением радости — она поедет вместе с Миланом! Или им обоим удастся попасть во Францию, или же они вместе погибнут на пограничной станции, но живыми в руки гестапо не сдадутся. Поцеловав отца в щеку, она прошла в комнату, где спал Милан.
Чаба купил три билета в кино. Посмотрев фильм, он и Анди зашли в «Савой» поужинать.
Перед этим он отправился к отцу попросить денег.
— Анди завтра уезжает, — сказал он ему. — Думаю, что и ты на моем месте повел бы ее поужинать куда-нибудь в приличное место. — Генерал, не говоря ни слова, достал бумажник и протянул сыну двести марок. Чаба запротестовал: — Столько мне не требуется, мы ведь не шиковать идем.
— Возьми, возьми, — настаивал Хайду, захлопнул книгу, которую держал в руках. — Не присядешь ли на минутку?
Эльфи полулежала в другом кресле-качалке с вязаньем в руках. Она встала и сказала:
— Сынок, садись сюда, мне все равно нужно уходить.
— Останься, дорогая, — попросил ее генерал, — я хочу, чтобы и ты присутствовала при этом разговоре, а Чаба сядет у меня в ногах. — Сын мысленно пожалел, что попросил денег у отца: теперь придется выслушивать родительские нравоучения, которые ему до чертиков надоели. Он посмотрел на часы. — Торопишься? — поинтересовался отец.
— Минут тридцать у меня есть, — ответил Чаба. — Я обещал Анди, что к пяти заеду за ними. — Про себя же он решил, что, если отец заговорит о Милане, он встанет и уйдет, но тут же передумал, сообразив, что это будет большой глупостью.
Эльфи, посмотрев на небо, принюхалась к воздуху.
— Дождь будет, — заметила она. — Сынок, непременно возьми плащ.
— Обязательно, — согласился Чаба и посмотрел на отца, который раскуривал толстую голландскую сигару.
— Как я вижу, — начал генерал, — ты очень подружился с Анди...
Эльфи, положив вязанье на колени, поправила подушку у себя под головой и решила внимательно следить за разговором. И хотя она не имела ни малейшего представления о том, что будет говорить муж, торопливо сказала:
— Анди — великолепное создание. А как она похорошела! Удивительно. Она стала настоящей дамой.
Чаба бросил благодарный взгляд в сторону матери, которая снова принялась за вязанье.
— И похорошела, — произнес генерал, — но сейчас речь не об этом.
— А о чем же? — спросил Чаба.
— Анди — дочь моего друга.
— К чему ты это говоришь, отец?
— Я не хотел бы, чтобы ты сделал ее несчастной. Тебе двадцать лет, ей — семнадцать. Вообще нехорошо связывать себя обязательствами в таком возрасте, и особенно если обязательства даются дочери моего друга.