— Господин полковник, они нашли труп арестованного! — эти слова дежурного, прозвучавшие в телефонную трубку рано утром в субботу, 16 ноября, услаждали слух Букура приятней, чем все концерты Лещенко.
— Немедленно старшего наряда ко мне с докладом! — заговорщицки прошипел полковник в чёрную эбонитовую трубку телефонного аппарата, стоявшего на его столе в рабочем кабинете.
Личный состав жандармского управления, наслышанный о неприятностях коллег из наружки, не слишком удивился, когда по отделам разнеслась весть о том, что шеф ночует в кабинете. Правда, это был второй раз в истории. Первый случился пару лет назад из-за жуткого перепоя полковника, принимавшего тогда у себя инспекцию.
За чашкой прекрасного кофе, который ему подал еще не проснувшийся адъютант, Константин Букур размышлял о своих дальнейших действиях. Лицо его при этом приобрело благостное, умиротворенное выражение, но не от вкуса божественного напитка, который он любил запивать, как в лучших домах, холодной водой, а от открывающихся перспектив в истории с Бойченко. Десятки вариантов развития событий прокрутил у себя в голове начальник Бухарестской жандармерии, пока ждал с докладом старшего офицера, посланного в ночную экспедицию на поиск арестанта Бойченко.
Капитан Михай, один из немногих подчинённых полковника, которых он считал перспективным служакой, в своём докладе шефу был лаконичен:
— На заброшенном хуторе в подвале лесопилки при осмотре местности в 5:20 был обнаружен труп задержанного ранее Бойченко. Погиб от огнестрельных ранений. Одно в грудь, два в голову. Криминалистам ещё нужно время, но с большой долей вероятности можно утверждать, что туда он прибыл на автомобиле, который на месте происшествия обнаружен не был.
— Что он там делал? — полюбопытствовал Букур.
— В подвал он спустился сам. Под ним проломилась лестница. Сломы свежие, выделяются на фоне остального дерева. Положение тела и характер пулевых ран позволяют предположить, что убили его сверху.
— Позволяют предположить, можно утверждать… Когда вы научитесь чётким, военным формулировкам? — с раздражением прервал своего офицера полковник, стоя лицом к окну и спиной к докладчику. Серые тучи, ровным слоем накрывшие Бухарест с рассветом, разродились первым густым, мокрым снегом.
«Почему не вчера? Приехал по сухой земле, сделал своё дело, уехал, даже не замаравшись», — размышлял полковник, пытаясь выбирать из всех придуманных вариантов дальнейших действий единственно верный.
— Ещё есть что доложить? — полковник решил прервать капитана. Ему была ясна картина событий. Теперь предстояло действовать.
— Полковник Кроитору находится дома, за ним установлено наблюдение! — отчеканил Михай.
— В этот раз опять упустите? — начальник жандармерии, заложив руки за спину, разговаривал громко, чётко, со злостью в голосе.
— Никак нет, господин полковник, — офицер выпрямился по стойке «смирно», ожидая дальнейших указаний.
Букур жестом приказал капитану удалиться и, сделав последний глоток уже остывшего кофе, уселся за стол. Сверля глазами телефонный аппарат, полковник размышлял. От того, кому он сейчас позвонит, что скажет, зависит вся его карьера. Сюжет завернулся слишком лихо и быстро, чтобы успеть спокойно проанализировать факты, но сейчас он, полковник Букур, «сидел на раздаче». Потом подключится генштаб — они будут биться за честь мундира, обязательно примчится секретная служба — куда уж в румынском королевстве без них, но будет уже поздно. Если он сам решится раздать карты.
— Соедините меня с генералом королевской жандармерии…
В 9:30 Букуру доложили, что полковник Виорел Кроитору, одетый в штатский костюм, выехал из дома и прибыл в парикмахерский салон, где ему делают стрижку и прочие процедуры.
Около 10:30, через час после донесения службы наружного наблюдения шефу жандармерии, по чётной стороне strada Lipscani, разглядывая витрины многочисленных магазинчиков, расположенных под несоразмерно крупными вывесками, не спеша прохаживался господин холёной наружности в сером пальто и чёрной шляпе. Его шарф еле прикрывал довольно крупную шею от холодного ноябрьского ветра, порывы которого то и дело вынуждали господина придерживать модную шляпу во избежание казуса.
Прогуливающийся мужчина был одет несколько не по погоде — любой наблюдательный шпик сделал бы вывод, что этот прохожий — не местный. Погода прошлой ночью резко ухудшилась, и житель Бухареста, собираясь выйти на улицу, наверняка открыл гардероб и оделся бы потеплей, а у этого мужчины на ногах были надеты легкие туфли на тонкий носок, да и фасон его пальто никак не позволял согреться в ветреную и снежную погоду, как сегодня. К тому же руки мужчины были заняты не зонтом, как у всех вокруг, а свёрнутой в несколько раз газетой, купленной при выходе из гостиницы.
Казалось, господина в шляпе погодный катаклизм, не характерный для этих мест, совершенно не тревожит. Походка его была неспешна, взгляд беззаботен. Дойдя до кондитерской, которая только что открылась, мужчина зашёл внутрь, заказал два круассана, стакан местного лимонада, который он так любил, и чашку кофе. Повесив пальто и шляпу на вешалку между двумя столиками, господин отпил глоток горячего напитка, удовлетворенно кивнул в сторону вопрошающе поглядывающего на первого гостя кондитера и развернул газету.
— Прекрасные круассаны! — Одинокий гость заведения, вкусив французскую булочку, встал и подошёл к стеклянному прилавку, на котором были выставлены несколько десятков шедевров кондитерского искусства — от маленьких шоколадных пирожных и до больших тортов, увенчанных кремовыми цветами. — Пожалуй, попрошу вас завернуть мне с собой. Каждого вида по две штуки, кроме тех, что с шоколадной начинкой. У меня на шоколад аллергия.
Хозяин, облачённый в стерильной чистоты передник и белые нарукавники, потянулся за бумажным пакетом и взял в руку щипцы:
— Господин останется доволен. Я вас уверяю, лучших французских булок вы не найдёте во всем Бухаресте! Наша семья уже в третьем поколении занимается кондитерским делом, и мы что-то уже в этом смыслим.
— Хотя… Погодите немного. Мне еще нужно зайти в парикмахерскую напротив, а после я вернусь к вам. Пусть даже и через дорогу перейти, но не хочу, чтобы они остыли.
— Ооо… господин понимает в тонкостях, — укладывая на место пакет, сказал кондитер. — Холод — злейший враг круассана. Вы правы. Как только освободитесь, я в вашем распоряжении. Сейчас там, в печи, как раз подходит свежая партия, — кондитер многозначительно кивнул в сторону двери, ведущей в подсобное помещение, откуда доносилась приятнейшая смесь сладких запахов. — Здесь они дома, в тепле. Не стоит их тревожить без дела, иначе они не отплатят вам радостью вкуса…
— Я буду примерно через час, — обратился мужчина к кондитеру, обслуживавшему зашедшую за сладостями барышню с ребенком.
— Я не исключаю, что может быть, и раньше. В салоне мадам Ионеску случилось нечто необычное, — заметил кондитер, разрезая торт для ребенка. — За полчаса до вашего прихода от неё отъехали два авто. Говорят, арестовали кого-то. В любом случае, я вас жду в любое время! Мне нужна четверть часа, чтобы побаловать вас свежеиспеченными булочками.
— О, господин кондитер! И мы тоже подождём ваших знаменитых крауссанов! Да, Люси? — женщина получила в ответ на свой вопрос громкий возглас и хлопанье в ладоши — маленькая девочка лет пяти, закутанная поверх овчиной шубки в длинный шарфик, испытала прилив счастья.
Надевая пальто и шляпу, мужчина поглядывал сквозь витрину на громадные окна парикмахерского салона, пытаясь различить там хоть какое-то нетипичное движение или признаки опасности. У него было несколько секунд на принятие решения — идти или нет. Много раз его инструктировали в отделе внешней разведки Одесского НКВД о том, как определять слежку, маневрировать на улицах старого Бухареста, которые он знал уже как свои пять пальцев, но каждый раз Иосиф Аглицкий, посмеиваясь, отвечал что-то вроде: «Отстаньте от бедного еврея! Мне бы от своих коллег-контрабандистов спетлять, румынам я деньги вожу, а ваши записочки — детская песочница по сравнению с моим саквояжем купюр!».
Сквозь капли на стекле салона просматривались фигуры мастеров, заботливо порхающих над клиентами. Кресло, расположенное в дальнем углу, которое он всегда занимал каждую третью субботу, было свободно.
Перекинув шарф через левое плечо, Йося открыл дверь кондитерской, отчего та зазвенела подвешенными сбоку колокольчиками, и, засунув руки в карман, пересёк неширокую проезжую часть, ускорив шаг после сигнала ехавшего с правой стороны «Рено».
Так же быстро, картинно поёживаясь от холода, Иосиф в два больших шага достиг двери салона и зашёл внутрь, отряхивая с пальто редкие снежинки.
— Ооо! Господин Абель! Как я рада вас видеть! — к нему тут же подбежала хозяйка салона, мадам Лаурель Ралеску. Её сложенные вместе руки, умоляющий взгляд и необычно шумное поведение заставили Йосю напрячься. Его попытку снять шляпу, он тут же пресекла, проворковав:
— Вы простите за задержку, но у вашей супруги настолько изысканный вкус, что нам пришлось немало потрудиться, прежде чем нашлась её любимая парижская пудра!
Вручая «господину Абелю» небольшую коробку, обернутую в подарочную упаковку с бантом из бирюзовой ленты сверху, мадам Ралеску многозначительно указав взглядом на здоровяка в костюме, сидящего на кресле возле столика с модными журналами продолжила:
— Следующий раз, если вам будет нужно сделать своей любимой подарок, позвоните по телефону. Не стоит в такую погоду ходить по городу в столь лёгком пальто… Передавайте привет госпоже Абель, мы всегда к её и вашим услугам, — хозяйка учтиво поклонилась, давая понять своему клиенту, что её миссия выполнена и она его больше не задерживает.
Безразличный взгляд скуластого и налысо постриженного человека в углу переключился с хозяйки на журнал.
— Премного благодарен, мадам Ралеску, вы спасли меня от семейной драмы! — Аглицкий приподнял шляпу в знак почтения, улыбнулся и вышел на улицу.