Ошитива вернулась на свой спальный коврик на кухне в рабочем лагере. Всю ночь ее бил озноб, но не от холода, хотя ночи были морозными, а от страха. Когда солнце садилось за горизонт, на небе не было видно ни одного облачка. Откуда же дождю взяться ночью?
Тем утром все жители Центрального Места, просыпаясь, думали только об одном: люди выползали из-под своих одеял и осторожно выходили из своих домиков, чтобы увидеть, не вняли ли, наконец, боги их мольбам. А когда первые лучи утреннего солнца озарили окрестности столовой горы, люди, протирая глаза и щурясь от яркого света, ахнули от изумления.
Не обман ли это зрения? Центральное Место за ночь стало белым!
Господин Хакал вышел на площадь, одетый в тяжелый меховой плащ, украшенный перьями, и встал на край каменной кладки, чтобы обозреть всю равнину. Она вся, насколько мог видеть глаз, была белой. Больше света разливалось по крутым склонам гор с их покрытыми белым налетом валунами и кустами, белыми пятнами по склонам скал, белыми террасами и лестницами в Центральном Месте.
Это был не снег, а иней.
— Этого недостаточно, мой принц, — торжественно объявил Мокиикс. — Кувшины не призвали в долину снег. Боги злятся на нас. Мы должны восстановить равновесие. Мы должны отдать им чью-то жизнь.
Он указал рукой в сторону каменного алтаря в центре площади. Долгие месяцы прошли с тех пор, как камень в последний раз обливался жертвенной кровью.
Хакал догадывался, кого Мокиикс метил на роль человеческой жертвы.
— Это не снег, — согласился Хакал, — как ты говоришь, мой друг. Но это иней, а иней означает влагу. Я принимаю его как знак богов, нам снова даруют милость, и скоро в природе опять восторжествует равновесие.
Хотя на площади, где собрался весь народ, не слышалось радостных криков, все же в сердце каждого мужчины и женщины поселилась надежда: все слышали, как Господин объявил, что боги не оставили Центральное Место.
А Ошитива, стоявшая рядом с сестрами-гончарами, тоже питала эту слабую надежду. После беспокойно проведенной ночи, она проснулась с мрачным предчувствием и осознанием того, что у нее появилось какое-то новое чувство. Она ощутила связь с Центральным Местом, связь, которую не знала прежде. И она размышляла: может, каким-то чудом ее статус «макай-йо» отменили?
17
Закончился еще один лунный цикл, но дождь так и не пошел. Подходил к концу пятидесятидневный срок. Уже через три дня на небе должна появиться Вечерняя Звезда.
Пугающие новости снова поползи по городу, и Ошитива поняла, что приближается церемония поедания человеческой плоти. Воины-ягуары ночи напролет праздновали это событие вокруг своих костров, доводя себя до состояния экстаза. Они собирались на площади, разодетые в роскошные шкуры и перья, со свирепыми копьями и дротиками в руках, издавали дьявольски-страшные крики, от которых мороз бежал по коже. Всю последнюю ночь воины-ягуары провели вокруг костров: они с грохотом били о щиты и пронзительно кричали, устремив свой взор к звездам. Когда забрезжил рассвет, они сгруппировались, став одним общим телом, жрец благословил их, и они без промедления рассыпались по долине. Когда они пробегали по улицам, люди поворачивались к ним спиной и истошно кричали. Ошитива поняла, что пришло время массовой бойни и ритуальной церемонии поедания человеческой плоти.
Воины-ягуары, довольные и насытившиеся, вернулись в долину через три дня. В доказательство успешно проведенной кампании они украшали забор своих деревянных бараков человеческими черепами. Они были на юге, где дождь обильно поливал землю, и ели плоть людей, благословенных дождями.
Ошитива думала, что Господин Хакал будет сопровождать их, но он остался в Центральном Месте. Следовательно, решила она, свою порцию человечины он съест потом. Но празднество состоялось без воинов, которые должны были показать богам, что человеческие жертвы принесены. Тогда Ошитива поняла, что Господин Хакал не ел человеческую плоть, не ел ее и Мокиикс, и никто из тольтеков, живущих в Центральном Месте.
И благодаря этому новому открытию ее интерес к Господину Хакалу, а также будоражащие воображение желания росли и крепли.
18
Ошитиве казалось, что за ней кто-то следит.
Объяснить это ощущение она не могла. В кустах она никого не заприметила. Но, собирая глину, чувствовала, что кто-то или что-то наблюдает за ней.
Она выпрямилась и огляделась вокруг. Маленький каменистый каньон был залит поздним послеобеденным солнцем. Несколько весенних цветов росли меж сухими камнями и валунами, которые во время сезона дождей могли образовать пруд, но в них уже годами не было воды. Ошитива никого не увидела, но по-прежнему чувствовала, что за ней кто-то наблюдает.
Призрак? По коже побежали мурашки. Разве призраки гуляют днем?
Она молилась, чтобы ее не преследовал какой-нибудь злой дух, ведь она выполняла священную работу. Когда Вечерняя Звезда появилась на небе и ярко засияла на западном небосклоне, в Центральное Место вернулась праведная, размеренная жизнь с ее ритуалами и праздниками, во время которых люди чествовали своих многочисленных богов, наблюдающих за их жизнью. Ошитива преданно работала над созданием кувшинов; все надежды на дождь были связаны с днем летнего солнцестояния.
Она знала, что есть табу: ей нельзя посещать тайную поляну. Если обнаружится, что она его нарушила, ее казнят, но она ничего не могла с собой поделать. Сегодня ей действительно была нужна глина, и это не пустой предлог, поэтому она имеет право снова забраться в это узкое ущелье. Когда ее корзина уже наполнилась и она собралась возвращаться в Центральное Место, ее внимание привлекла узкая протоптанная дорожка, которая шла в сторону поляны.
Ей хотелось понять, почему Господин Хакал не выходит у нее из головы.
Она не слишком близко подкралась к священному месту и затаилась. Даже если никто из людей не заметит ее святотатства, боги все равно узнают. Она взглянула на поляну: от яркого, слепящего солнечного золотого света разболелись глаза.
А там, среди цветов, стоял он; на нем была лишь набедренная повязка, его тело сияло в лучах солнца.
Она затаила дыхание и шагнула вперед. Прищурилась. Что-то не так. Волосы Хакала коротко острижены, прямо до ушей. И он выглядел похудевшим. Она наблюдала, как он ходит по поляне, рассматривая цветы, а когда он вышел из слепящих солнечных лучей, она увидела, что это не Господин Хакал.
Аоте!
Она закричала.
Он повернулся на ее крик. Сначала Аоте изумился, потом улыбнулся.
— Любимая моя! — закричал он, протягивая к ней руки.
— Аоте, немедленно уйди оттуда! Быстро!
— Посмотри на эти цветы! Иди ко мне, Ошитива!
— Аоте, это святое место!
— Что? — Он удивленно посмотрел на нее.
— Здесь живут боги!
Его движения были стремительными. Он тут же оставил священную поляну и подошел к ней. Несмотря на радость снова видеть Аоте, она отпрянула от него назад:
— Ты забыл, что я макай-йо?
— Но это не так! — радостно крикнул он. Ошитива хорошо помнила его голос. — Два лунных цикла назад дядя привез ежегодную дань зерна в Центральное Место и спросил о тебе. Все только и говорили о девушке с севера, которая создавала самые красивые на свете дождевые кувшины. — Его голос стал тише и серьезнее. — Ошитива, когда они забрали тебя, у нас наступили ужасные времена. Твой отец умер. Проклятие тебя подорвало его душевные силы, и его сердце перестало биться. Мы пытались забыть тебя, но не могли. Это проклятие было несправедливо. Оно было наложено не нашими людьми, а чужаками, они поклонялись другим богам. Мы все молились за тебя, Ошитива. А когда дядя поведал нам, что тебя ни разу не приводили во дворец к тлатоани, что ты жила среди своих сестер, гончаров, мы поняли, что высокопоставленный чиновник солгал нам.
— А что ты здесь делаешь? — спросила она, внимательно рассматривая его. Перед ней стоял Аоте на год старше, возможно, мудрее; как она боялась, что уже никогда его не увидит.
— Я был так несчастен! — воскликнул он. — Весь прошлый год я только и думал о том, чтобы прийти и забрать тебя, но мне все говорили, что ты уже мертва. Но я отказывался в это верить. Я чувствовал, что ты жива, любовь моя. Я знал, что ты еще дышишь, что твой пульс еще бьется. Я был так подавлен и удручен, что уже не мог помнить историю нашего племени, запечатленную на Стене Памяти. Я должен был или найти тебя, или узнать правду о твоей судьбе. Именно ради нашего племени я отправился на поиски тебя.
Он рассказал, что сразу отправился в Гильдию Гончаров, ведь прежде всего искать возлюбленную надо было там. В мастерской ему сообщили, что Ошитива ушла собирать глину.
— Женщина по имени Яни объяснила, как найти тропу. И вот ты здесь!
Теперь Ошитива радовалась, что доверилась пожилой женщине.
— Если со мной что-нибудь случится, — сказала она Яни, — ты должна знать, где находится золотая глина.
Но она ничего не стала говорить ей о тайной равнине, о том, что наблюдала за Господином Хакалом во время священного ритуала.
— Пойдем со мной, — предложил ей Аоте. — Мы уйдем туда, где Господа и ягуары не смогут нас найти.
Год назад она тут же бросила бы корзину и убежала бы с ним. Но теперь все изменилось.
— Я дала обещание, — вымолвила она. — Я должна призвать дождь в Центральное Место.
Его веселое юношеское лицо вмиг омрачилось.
— Здесь не будет дождя, Ошитива. Все об этом шепчутся. Торговцы приходят к нам в деревню и рассказывают о покинутых поселениях. Люди Солнца устали жить в постоянном страхе. Племена уходят на север и восток — в земли, где не ступала нога человека, куда не распространяется могущество Темных Господ. Пойдем со мной, мы можем быть счастливы.
Она начала целовать его щеки, подбородок, губы. Слезы градом катились по ее лицу. Она протянула руки и обняла юношу, которого любила всю свою жизнь. Но теперь она постоянно думала о другом мужчине. Любовь к Аоте отличалась от тех сумбурных и неспокойных чувств, которые она питала к Господину Хакалу. А можно ли их назвать любовью? Ошитива, повзрослев на год, мудрее не стала. Она не представляла, что ей делать.