— Я плохо с этим справился, — сказал он, все еще потрясенный тем, что нашел ее в своей постели. Он даже не думал, что Беттина так к нему относится. Чем быстрее он посадит ее на поезд и она вернется в Бостон к своему жениху, тем лучше.
Она отступила назад и посмотрела прямо ему в глаза.
— Я думаю, что плохо справилась с этим тоже. Фарадей, нет никакого мистера Викерса.
Хоть убейте, но он совершенно не понимал, о чем она говорила. Он посмотрел на нее в замешательстве, часы на камине продолжали тикать, и Беттина ждала его ответа. Пауза слишком затянулась, и Беттина прервала ее:
— Я его придумала, Фарадей. Все эти годы ты путешествовал по миру в поисках веры, а я оставалась воспитывать твоего ребенка. Понимаешь, в каком я была положении? Жить в доме свояка на правах простой прислуги! Я старая дева, у меня никаких перспектив. Вот я и придумала себе поклонника.
Он добрался до стула и устало опустился на него. Беттина продолжала стоять с прямой спиной, высокая и величественная, а ее голос становился все сильнее и увереннее. Первое потрясение уже прошло, и теперь она снова была похожа на саму себя.
— Некий мистер Захария Викерс в самом деле существовал, — сказала она, снова взяв себя в руки. — Я прочитала его имя в газете. Он был местным мясником, которого переехал трамвай. Я создала своего мистера Викерса, который путешествовал по свету, продавая Библию и выполняя миссионерскую работу в Африке.
— Но… у тебя была его фотография.
— Я увидела ее в витрине фотостудии и спросила, могу ли я купить ее. Я представилась художницей-портретистом, и объяснила, что хотела бы использовать эту фотографию в качестве модели. Я понятия не имею, кто этот мужчина.
Фарадей потерял дар речи. Она вставила лицо незнакомца в красивую рамочку, и, где бы они ни находились, везде с ними рядом был мистер Викерс — в лагере в каньоне Чако, в комнатах в Альбукерке, «Каса-Эсмеральде»… Даже сейчас его портрет красовался над камином в гостиной.
— А как же открытки из Африки…
Ее подбородок даже не дрогнул.
— Я купила их в Бостоне, в «Дэбнис Импортс».
— Тогда где же ты взяла деньги, чтобы купить этот дом?
— У меня были драгоценности, о которых ты ничего не знал. А в так называемых поездках в «Вестерн-Юнион» я посещала ювелира в Баннинге с целью продать мои бриллианты. Фарадей, — разочарованно добавила она, — ты даже не обратил внимания на то, что исчезло мое обручальное кольцо.
Кольцо! От всего услышанного кровь бросилась ему в лицо.
— Но если не было мистера Викерса, где же тогда ты взяла кольцо?
— Купила в Альбукерке, ты тогда поправлялся от лихорадки. Я всегда любила тебя, Фарадей. С первого дня, как увидела тебя, когда ты пришел пригласить на свидание мою сестру. А когда она умерла, я просто решила, что ты должен стать моим.
— О господи! Беттина, я всегда относился к тебе как к сестре. Я не могу думать о тебе как-то по-другому…
— Я надеялась… иметь детей от тебя, — нежно сказала она. — Я хочу подарить тебе сына. Именно сына, не дочь, — горько добавила она, — чтобы продолжить фамилию Хайтауэр. Фарадей, ты не можешь не испытывать притяжения ко мне, а иначе зачем же ты держал меня рядом все это время? Ведь не только потому, что Моргане нужна няня. Я всегда чувствовала, что между нами есть что-то более глубокое, личное.
— Беттина, я никогда не считал тебя няней Морганы. Ты наша семья. Я пообещал Абигейл в день нашей свадьбы… — Он неожиданно замолчал, прикусив язык.
— Пообещал ей что?
— Не важно. Уже поздно, — устало сказал он. — Отправляйся спать, Беттина.
Ее голос стал ледяным.
— Скажи мне, Фарадей. Какое обещание Абигейл вытянула из тебя?
Он чувствовал себя уставшим, завтра ему предстояло еще заняться устройством Морганы в школу-интернат, а также его ждали кива и старая индейская женщина. И Фарадей открыл Беттине то, что не должен был рассказывать. Но в тот момент Фарадей не понимал, что он совершает, может быть, самую страшную ошибку в своей жизни.
— Когда я ухаживал за Абигейл, она рассказала мне кое-что о тебе. Она настаивала на том, что если мы собираемся пожениться, то я должен это знать, так как это может изменить мое решение. Я заверил ее, что ничто не изменит моей любви к ней и что я никому не выдам твою тайну.
— Мою тайну? — прошептала Беттина.
Он говорил самым нежным, самым понимающим тоном, на какой только способен.
— Однажды вы подслушали, что отец Абигейл не был твоим отцом. Ваша мать призналась в любовной связи с семейным кучером. Сначала она держала это в тайне и ваш отец думал, что ребенок его, но чем старше ты становилась, тем очевиднее становилась сходство с кучером. Абигейл сказала мне, что ваш отец вычеркнул тебя из своего завещания, оставил без наследства и без гроша. Абигейл заботилась о тебе, и она надеялась, что после нашей свадьбы я приму все решения на себя. Я поклялся своей честью, что всегда буду заботиться о тебе. И я сдержал свое обещание.
После этого Фарадею стало намного легче, словно с плеч упала какая-то тяжелая ноша. Он ждал, что Беттина скажет ему, что она рада, что он знает ее тайну, и восхищается тем, что он сдержал свое слово.
Но в комнате воцарилась мертвая тишина. Беттина смотрела на него диким взглядом. Сжав пеньюар на груди, она прошептала:
— Абигейл сказала тебе это?
И вот в этот момент он понял, какую грубейшую ошибку допустил.
Она повернулась и выбежала из его комнаты, он услышал, как в ее спальне с грохотом захлопнулась дверь. Подавленный, он стоял и не знал, что ему делать дальше. Он слышал, как она рыдает, и от этого звука кровь леденела в его венах. В ее голосе он слышал горькое разочарование, и это тревожило его.
Он подошел к ее двери и постучался.
— Беттина, пожалуйста, позволь мне войти. Мы не можем оставить все вот так.
— Убирайся!
— Папочка?
Он повернулся и увидел сонную Моргану в ночной сорочке.
— Иди к себе в кровать, дорогая. Тетя Беттина неважно себя чувствует.
Он постучал еще раз, и когда ответа не последовало, попробовал дернуть за ручку. Слава богу, дверь оказалась незапертой.
Он никогда не заходил в ее комнату. Она была чистой, с розовыми обоями, со свежими цветами в вазах, с книгами и всякими разными женскими безделушками. Там хранились экземпляры журнала «Вечерняя субботняя почта», которые она любила перечитывать. В углу стоял ее любимый патефон «Виктрола». Как часто за закрытыми дверьми ее комнаты он слышал такие сентиментальные мелодии, как «Блестят серебром золотые кудри» и «После бала».
Она сидела на кровати и неистово рвала на части свой альбом, бросая под ноги открытки мистера Викерса. Фарадей начал подбирать их: панорамные виды африканских равнин, колючие деревья и львы, туземцы с копьями и щитами. Разворачивая их, он видел разные фамилии и адреса, но ни на одной из них не было имени «Беттина Лидделл». И ни одна открытка не была подписана мистером Викерсом. Она сказала ему правду!
— Я надеялась и молилась… — всхлипнула она.
Он сел радом с ней, взял ее за плечи и нежно, как только мог, сказал:
— Дорогая моя женщина, мне очень жаль, что произошло это недоразумение. Поверь мне, дело не в тебе, ты прекрасная женщина. Но мое сердце принадлежало Абигейл, и я не мог думать о ее сестре как-то иначе.
После этого разговора все могло бы хорошо закончиться, если бы Фарадей не увидел за плечами Беттины, на камине, фотографию в рамочке. Он моргнул в замешательстве, потому что он узнал эту фотографию, и все же она была ему незнакома.
Фарадей был совершенно обескуражен. Беттина заметила выражение его лица. Она повернулась, поняла, что так приковало его внимание, и ее лицо зарделось.
На камине, в золотой рамочке, он увидел свою свадебную фотографию: Фарадей стоял со шляпой в руке, а перед ним сидела Абигейл в шикарном свадебном платье и с букетом белых роз на коленях.
Но вместо лица Абигейл — лицо Беттины. Она аккуратно вырезала свое лицо из какой-то другой фотографии и приклеила его вместо лица своей сестры, превратив фото в свой свадебный снимок.
Фарадей убрал руки с ее плеч.
Их взгляды встретились.
— Индейцы, — прошептала она.
— Что?
— Индейцы украли тебя у меня.
— Беттина, что ты…
Она вскочила на ноги, ее безумные глаза метали молнии.
— Ты десять лет потратил на своих индейцев, а должен был тратить их на меня!
Она выбежала из комнаты, а он, изумленный, остался сидеть там и не двигался, пока не услышал грохот на кухне и крик.
Моргана!
Он стремительно бросился в прихожую, оттуда на кухню, где застал Беттину, сжимающую запястье его дочери. На полу у их ног лежали осколки разбитого стакана с молоком. Угли все еще тлели в печи, поскольку ночи уже были холодные. Крепко держа его дочь за руку, Беттина неожиданно вынула из печи раскаленную кочергу и прижгла ею отвратительную татуировку на лбу Морганы.
Девочка вскрикнула и упала без чувств. В воздухе запахло горелой человеческой плотью. Фарадей бросился к дочери, поднял ее на руки и выбежал с ней из кухни, а Беттина осталась одна, продолжая ругать индейцев, язычников и дикарей.
Вместе с Морганой он закрылся в своей спальне и, позаботившись о ее ране, решил оставить ее у себя до конца ночи.
На следующее утро Беттина спокойно приготовила завтрак, не упоминая о том, что произошло накануне ночью. Не говоря ни слова, Фарадей запряг повозку, уложил в нее всю свою коллекцию керамики из Пуэбло-Бонито, надел на Моргану пальто и отправился прочь из своего поместья.
Фарадей вернулся с деньгами, которые получил с продажи керамических изделий (хотя золотую оллу он оставил себе). Он вручил Беттине конверт с деньгами и сказал:
— Я договорился с Кэндлуэллами, что живут внизу у дороги. Моргана пока поживет у них. Когда я вернусь, я хочу, чтобы тебя здесь не было.
Когда он привез Моргану к Кэндлуэллам, он объяснил миссис Кэндлуэлл, что с Морганой произошел неприятный случай: она споткнулась и ударилась головой о печку. Он дал женщине мази и чистые бинты и объяснил ей, как ухаживать за ожогом, а она обещала бережно заботиться о его дочери. Потом он повесил на шею Морганы золотого единорога Абигейл и сказал, что он будет защищать ее.