юми, голодная и злая толпа хатамото и гокэнинов северных даймё, сохэи секты нитирэн — все были уже внутри крепости Тоёхаси, разбегались по городу, поражая на ходу каждого встречного и поперечного…
Рваная густая лиловая туча, через которую жёсткими разрозненными жёлтыми световыми столбами продиралось ярчайшее светило, зависла над покорённой твердыней. Настало время судить и показательно карать предателей!
В темнице, где давно ожидали своей участи Шиничиро и Хаору, сегодня оказалось меньше охранников. Старшие синоби из отрядов учителя Кендзо, имеющие высокий дан, повели воинов по лесам, чтобы вычистить те от скрывшегося врага. Ведь вражеские самураи, потерявшие хозяев, представляли не менее серьёзную угрозу для обозов Белого Тигра — они становились ронинами и примыкали к заново сформированному бандитскому клану, имя которого начало внушать страх — «Пылающий рассвет». И хотя Суа находилась за тридевять земель, в Осаке, здесь, в Ацуми, оставалось немало её верных псов.
— Кендзо из ума выжил! — зло сквозь зубы цедил Лао, пронзая сверкающим взглядом Сотана, лучшего шпиона северного додзё и старшего помощника Кендзо. — Отдал Шини-тянь на расправу самураям Ёсисады… Не посмотрят на его происхождение, казнят, как предателя! Ты виноват! Твоя отрава его свалила. А с мастером Кендзо у меня будет отдельный разговор… Вот что, Сотан, держись теперь подальше отсюда: тебе ни в коем случае нельзя видеться со мной!
Поклонившись, Сотан скрылся во мраке леса.
— В лодки! — скомандовал Лао.
Темница, в которой держали Шиничиро и Хаору, находилась в Косай на западном берегу озера Хамана. Лао доложили верные люди, что этим утром самураи решили наказать предателей, казнив каждого второго, поэтому времени почти не оставалось.
Накануне друзья принесли Лао весть о взятии Тоёхаси, но тот не разделял общей радости. Серьёзность нынешнего положения мастер понимал, как никто другой. Переодевшись в сотника армии Ёсисады, на коне племянника, Уме, он спешил в Косай. За ним мчались несколько ниндзя, тоже верховые, в одежде воинов северного двора. В тюрьму отряд Зотайдо попал быстро и без труда. Охрана, ночью увидев сотника и самураев, на одежде которых красовался мон одного из гокэнинов Белого Тигра, открыла вход. Ни у кого не возникло сомнений, что этот сотник выполняет приказ сюго, который устраивал показательную казнь предателей.
— Дядя Лао! — глаза Шиничиро ярко загорелись в темноте застенка.
— Датэ Лао, сотник армии Белого Тигра, — повторно и жёстко представился Зотайдо, глядя, как недоверчиво блеснули глаза сопровождающего охранника.
Забрав двоих приговорённых, они тычками и угрозами погнали их, словно готовились перевести в подвальное помещение около площади. На выходе похитителей встретил тот, кого они не ожидали. Мастер Кендзо с отрядом якудза стоял во дворе и ждал объяснения. Сложив руки на худой груди, старик высокомерно ухмылялся:
— Ты предсказуем, Зотайдо Лао.
Лао не обижался на это — он находил естественным, что человек более высокого положения позволял себе плевать через губу на нижестоящих. Тем не менее, отдать на расправу племянника не мог.
— Кендзо-сама, ты ведь умный человек… — проговорил Лао в глаза старому мастеру. — Будет мудро отпустить сына Шуинсая. Не усугубляй положение.
Кендзо только усмехнулся в ответ, и, положив руку на рукоять катаны, посерьёзнел.
— Твой родич чуть меня не убил, мастер Зотайдо. Он постоянно мне дерзил и путал карты в игре нашему общему знакомцу, советнику императора Мотохайдусу. Он виновен и в том, что стал бандитом — по своей воле! Твой племянник — враг империи. И он неисправим! Вы, Зотайдо, не оправдали доверия, и должны быть наказаны — и этот щенок, и ты, и твой брат, — брызгал слюной Кендзо. — Ты объявился один, и без реликвий… Ты предал!
— Они забрали мою бива, — шёпотом пожаловался Шиничиро, искоса глядя на Кендзо.
Повернувшись к юноше, Лао прошептал:
— Отец в горах Иё. Мне рассказал… ками Сигэёси, что он отправится на остров, Сотворённый Первым — Авадзи. Как найдёшь, передай, что случилось то, что должно было!.. Меч, наш фамильный, древний, где? Найди и не теряй!!!
Ками Сигэёси не дремал! Внезапный порыв священной ярости обуял Зотайдо Лао. На глаза одержимого наползла пелена, влага проступила на разгорячённой коже. Он заорал, как сумасшедший:
— Убить якудза, никто не уйдёт!
В ночном сумраке на площадке, засыпанной гравием, сверкнули бледно-синие лучи. Скрестились катаны двух лучших мастеров севера Хондо. Бой закипел стремительно — схлестнулись в жестокой рукопашной дружественные отряды. Бочком-бочком, осторожно, как влюблённые ёжики, Шиничиро и Хаору сняли с мёртвых самураев тёплые накидки да штаны, и сбежали.
Отсиживаясь до рассвета в заросшей бурьяном балке около озера Хамана, беглецы-приятели услышали скрип телеги. По дороге ехал одинокий человек в капюшоне.
— Давай его заломаем, Шидзин! Оголодал я на тюремных пирах… — признался Хаору. — Видишь, живота почти нет?!
— Ох, какая потеря! Наверняка этот — ниндзя, огребём по полной, — покачал косматой головой Шиничиро. — Легче попросить…
Монах оказался мирным. Когда на его пути из сумрачного пространства материализовались две фигуры, он спокойно остановил пегого бычка, впряжённого в телегу. Друзья расслышали его бормотание: «…встретив архата беседует с архатом. Встретив прета беседует с претом. Он свободно странствует по землям разных государств, повсюду спасая наставлениями живые существа, и где бы он ни был, он никогда, ни на одно мгновение, не отходит от своей истинной природы. В любой ситуации он остаётся совершенно чистым, пронизывая сиянием этой чистоты десять сторон света и проникая в единую и всеобщую самоидентичность всех дхарм».
Пришлось монаху прервать декламацию священной сутры. Вызывать жалость Шиничиро не умел, поэтому рассказал, как есть, но приукрасив, умолчал о нескольких компрометирующих моментах. Оказалось, что монах вёз провиант из деревни — братьям в монастырь. Не дослушав историю, он добродушно поделился с незнакомцами и предложил подвезти.
— Убираться отсюда надо! Возвращаемся… — Хаору дьявольски не хотел попасть в темницу или сгоряча быть убитым бродящими по округе ронинами. Жадно кусая рисовый колобок, запивая сладким травяным настоем из кувшина доброго монаха, «Бамбуковый мореход» походил на того самого грешного прета с громадным пузиком и тонким, как тростинка, горлом.
Взор Шиничиро горел ярче звёзд, казалось ни многодневный голод, ни страдания — нисколько не подавили его мятежный дух. Грусть прошлых дней затихла, потеря друзей лишь закалила парня.
— Ты, Такисиро, как знаешь. Можешь возвращаться, если трус, но я отыщу отца! — пылко бросил Шиничиро, забравшись на телегу к монаху. — Есть вещи, которым лучше не сопротивляться, а то пожалеешь!..
Вскрикнув от негодования, Хаору залез в телегу и молчал, рассерженно поглядывая на беспечного друга.
Тем временем в ставку сёгуна в паланкине на двуногих рысаках примчался собственной персоной Мотохайдус. После того, как соратники отбили Кагасиро у тюремщиков, Ходзё сочли это происками Мотохайдуса и советник Тоды только чудом пережил несколько покушений подряд на свою персону. Советник счёл за лучшее сбежать из столицы под крыло сёгуна. На Тоду Ходзё нападать не рисковали даже втихаря — какая-то тайная сила сдерживала их аппетиты.
Пройдя огромное расстояние, кампаку лично прибыл к Белому Тигру с прошением покинуть долину. Советник пришёл не один, с ним находились дворцовый звездочёт и какая-то дряхлая сельская шаманка. Они в три горла молили Ёсисаду Хадзиме вернуться, мол, район опасен: каждые сто лет здесь происходит землетрясение, и со дня на день оно должно случиться, но тот, очарованный успехом своих побед, лишь надменно посмеялся. С холма, с высокого помоста, возведённого из трупов и брёвен, сёгун глядел на покорённую твердыню, щурясь от яркого солнца.
— Мой повелитель, молю, прислушайтесь к пророчеству, — обратился звездочёт. — Неминуемо пришествие джисин. Ямато ждёт страшная кара!
Но Хадзиме не слушал, глубоко вдыхал свежий воздух и вдохновенно смотрел вдаль.
На предгорьях зеленела трава, люпин и маки одели влажную землю в лазурь и рубины. Шумели высокими кронами кипарисы, их мелкая зелень шуршала на ветру, милее места на свете не существовало, красоту юго-запада Хондо не перестанешь замечать, даже когда она привычна. От неё сжималось горло утром и сладко теснило в груди в полдень. От аромата весенних цветов и трав дышалось сладко и свежо. Изумрудно-рубиновые, словно палитра художника, склоны лоснились от изобилия пастбищных кормов.
Насладившись пейзажем, сёгун направился в шатёр. Следом за ним просеменила свита — генералы, Накомото и Хавасан, высокопоставленный столичный гость Мотохайдус и сопровождающие его лица, командиры сотен, лекарь Изя… Пылали факела, исходила ароматами подогретая рыба.
— Леса одичали, животные ушли… — монотонно проговорил звездочёт, в отчаянии охватив длинную лоснящуюся бороду.
— Что мне за дело до ваших глупых знаков? — настроение Хадзиме в последние месяцы менялось резкими скачками. Только что он любовался окружающим миром и наслаждался победой над упорным врагом, и вот — внезапная разительная перемена!
Похудевшего, измученного боями сёгуна сейчас было нелегко отличить от обыкновенного буси. Одежда — лохмотья, доспех — груда железного хлама. Взгляд его приобрёл нездоровый блеск. Блеск душевнобольного.
— На границе территорий нашли мёртвое тело посланца Оды, — с ужасом произнёс Мотохайдус, зашуршав чертежом крепости в руках. — Киото предлагает перемирие, и армия Оды уже прекратила войну, но есть один клан, которому не выгоден мир. «Пылающий рассвет» хозяйничает в тылу и на границе