От произнесенной фразы тело Австрийского пробила мелкая дрожь и тот неосознанно отступил назад, ведь этот проклятый и ненавистный ему голос он смог бы узнать из тысячи подобных.
‒ Ты… Не может этого быть… Как… ты… ‒ панически прошипел мужчина, делая еще шаг назад.
‒ Ты не представляешь, как я рад тебя снова видеть, ничтожное отребье, ‒ безумно спокойным тоном продолжил вошедший, медленно снимая маску с лица и обнажая на обозрение свой истинный образ. Вот только его спокойствие более походило на шепот самой смерти за плечом, а ярко-красные полыхающие безумием зрачки были похожи на глаза кровожадной и самой яростной твари Катаклизма. ‒ Говорят, что ты сильно скучал по мне…
Глава 19. Накал реанорского воздаяния...
‒ Ростислав, будь добр… ‒ запнувшимся голосом начал говорить Захар, вновь коснувшись взглядом княжон, резко бросая другу свой плащ. Однако гримаса спокойствия на лице у парня вдруг дала трещину, и оно стало искажаться, яростная алая молния и тёмно-багровая сила духа резко и в унисон застрекотали с пронзительным звуком, но уже в следующий миг парень чудом взял себя в руки и вернул на лицо прежнее спокойствие, как бы между делом обращая взгляд на Габсбурга, который постепенно отступал назад. ‒ Помоги девушкам и напои их всем необходимым.
Цесаревич лишь неуловимо кивнул и за одно движение рассёк платино-палладиевые оковы, быстро подхватывая почти бессознательных боярышень на руки и укладывая обеих на два разложенных прямо на полу плаща.
До поры до времени взгляд Алины и Прасковьи был затуманен, вот только стоило цепям исчезнуть, а зельям возрождения попасть внутрь, как те медленными темпами стали приходить в себя и глаза их начали понемногу отличать правду от болезненного вредоносного бреда.
‒ Рости… слав? ‒ вновь задрожав всем телом, подал голос Оттон, который всем своим видом пытался слиться с каменной стеной позади себя и переводил испуганный взгляд с одного парня на другого. ‒ Ро… Романов?.. СТРАЖА! ‒ вдруг завопил, что было сил Габсбург. ‒ ПОМО…
Вот только в следующий миг, сабля в руках у Лазарева мелькнула раскалившимся багровым блеском, и вдох спустя голос мужчины резко прервался. Его утробный крик о помощи превратился в мучительный вой, на лице от одной щеки и до другой образовалась кровоточащая борозда, а уже через секунду тот невольно повалился на колени и изо рта вырвались ошметки языка и куски отсеченной с лица плоти.
‒ Захлопни свою мерзкую пасть, никчемная падаль! ‒ отрешенно процедил Захар, делая очередной шаг вперед. ‒ Никто не придет к тебе на помощь! На этом уровне больше нет живых! Все подохли! Не нужно было меня злить!
Правда уже миг погодя Оттон с безумным и неразборчивым криком резко подскочил на ноги. Сила духа и магии мгновенно достигли своего пика, и тот бросился прямо в сторону своего врага, но за всеми происходящими потугами и метаморфозами Захар проследил с равнодушным видом от их начала и до конца. И когда двух столпов разделяли жалкие сантиметры, яркая алая вспышка ослепила всех присутствующих в темнице, раздался очередной вопль боли, а сам Австрийский оказался глубоко впечатан в бетонную стену камеры.
Правда, отныне на все происходящее Лазареву было наплевать. Монотонные атаки кулаками отдавалась мучительным воем уникума, а несколько мгновений спустя камень каземат стал медленно содрогаться от наплыва яростной силы столпа империи.
‒ Никчемная падаль… я… сказал тебе… заткнуться! Даже… твой голос… мне… омерзителен…
Каждое произнесенное слово сопровождалось безжалостными ударами плоти о плоть, мучительными возгласами, хрустом костей и звуками разрываемой кожи и сухожилий. Некогда могущественный столп Австро-Венгерской Империи медленно, но верно превращался в кусок избитого мяса. Ярость, кровь, крики неистовой боли и куски разрываемой плоти. Это всё, что существовало в данный момент на паре квадратных метров.
Остановиться мужчина смог лишь тогда, когда в камере зазвучал слабый женский голос.
‒ За… хар? Это и вправду… ты?..
***
Далекий голос Алиши звучал как-то приглушенно и далеко, но в данный момент он походил на нескончаемый поток ледяной воды, который вернул меня в реальный мир из кроваво-красной пелены реанорского транса и безумия. Собственный кулак удалось остановить не иначе как в паре сантиметров от окровавленного и изуродованного лица Габсбурга, сам же Оттон в этот момент лишь хрипел и пытался произнести нечто нечленораздельное своим отрубленным языком.
‒ Так просто ты не умрешь! Мы только начали. Подыхать ты будешь долго, ‒ прошипел я тому в изувеченное лицо, отстраняясь резко от уникума и мгновенно оказавшись подле хлопочущего, словно курица-наседка Романова, тотчас склонился над девушками.
Теперь они были лишь тенью себя прежних. Ужасающее и отвратное зрелище. Данный вид княжон нельзя было описать одним единственным словом. В особенности для тех, кто славится своей красотой.
От увиденного кадык самопроизвольно резко дёрнулся вниз, но сразу же вернулся в исходное положение. Правда, зелья возрождения уже начали свою работу, но выглядели сейчас обе девицы всё еще скверно, хотя собой уже не напоминали живые трупы. Именно таким незамысловатым образом несколько долгих секунд продолжалась игра в гляделки с обеими боярышнями.
‒ И вправду ты… ‒ со слабой улыбкой прошептала Алина, а затем избитыми и окровавленными пальцами, на которых не было ногтей княжна неуловимо коснулась моего лица.
Кадык от замеченного нюанса пыток Оттона вновь дёрнулся сам по себе, но изо рта вырвались совсем иные слова.
‒ Я зол и рад одновременно! ‒ тихо отчеканил я, дрожа всем телом от гнева, ярости и облегчения, потому как держать себя в руках уже больше не было ни сил, ни желания. ‒ Очень зол! На вас обеих! Вы поступили глупо! Опрометчиво! Неразумно! А так могу поступать только я и… Ростислав.
‒ Прости нас… ‒ вдруг виновато просипела Прасковья хриплым голосом, с глаз которой стала медленно сходить туманная поволока. ‒ Это… моя вина. Мы лишь… хотели… помочь. Не желали…стоять в стороне и просто смотреть.
Ох, матерь-Бездна дай мне силы и вселенского терпения! До чего они мне напоминают реанон. Такие же безрассудные, бесстрашные и… до ужаса глупые!
Руки, залитые кровью Оттона рефлекторно, и неосознанно притянули к себе обеих девушек и прижали тех к груди, а из моего собственного горла вырвался протяжный и облегченный выдох.
‒ Вы обе будете наказаны! Разными методами! И сделаю я это лично! ‒ как можно холоднее отчеканил я, глядя обеим боярышням поочерёдно в глаза. ‒ Но это будет позже, а сейчас у меня есть неоконченное дело. Ждите! Ростислав, выведи их отсюда, будь добр. Предстоящие зрелище не для слабонервных. В коридоре никого нет и там покамест безопасно.
Цесаревич быстро кивнул и вновь вернулся к своим манипуляциям с исцеляющими зельями, а пару минут спустя напарник вынес девушек из камеры, но обе то и дело бросали встревоженные и обессиленные взгляды в мою сторону. Стоило дверям захлопнуться, и я во второй раз обратил свой взгляд на Габсбурга, который за время краткой беседы и передислокации княжон умудрился выползти из проделанной дыры и проползти пару метров в сторону дверей, оставляя после себя кровавый шлейф, однако пару секунд спустя камеру резко оглушил хриплый фальцет Оттона, потому как моя нога без какой-либо жалости приземлилась тому на пах.
‒ Ты куда пополз, жалкий червь? Бежать уже поздно… ‒ гневно прошипел я. ‒ Ты чудом спасся от меня в прошлый раз! Тебя только чудом спас твой прогнивший до костей старикан! Я ведь тебе говорил забиться в самую глубокую дыру в своей сраной империи и не попадаться мне на глаза! Но ты решил покорчить из себя крутого мужика!
Пару мгновений спустя фальцет стал лишь пронзительней, потому как нажим левой ноги усилился, а ботинок правой под звук дробления костей в это время вдребезги крошил обе голени и стопы Австрийского.
‒ Мне посмел угрожать твой никчемный дед. Мне посмел угрожать такой мусор как ты, но в добавок к этому ты прикоснулся к тому, что я уже посчитал своим! То, что мне стало дорого! Ты что-то говорил про дешевых потаскух? Ты что-то говорил про верных сучек? Ты что-то посмел ляпнуть про двух шалав? И ты что-то там говорил об истинной натуре моих будущих жен?! Запомни, падаль, всё это твой самый страшный грех! ‒ замогильным тоном прошептал я, продолжая свою медленную казнь под звуки дробления костей и разрывание сухожилий Габсбурга. С каждой секундой моя стопа и пальцы продвигалась всё выше и дальше. ‒ Твой дед в отличие от тебя хотя бы может подкрепить свои угрозы силой, но вместо того, чтобы прикончить меня самолично он отправил такое отребье как ты и отряд аналогичного мусора. Но не переживай! Совсем скоро этот полис окропится твоей кровью и кровью тебе подобных, а этот вшивый гадюшник я сотру с лица стигмы своими собственными руками. Такое проделывать мне не впервой.
‒ Ы… не поф… ме…ешь… ‒ искаженной речью проблеял уникум. ‒ Ееед… упёёёёт… тепяяя…
‒ Надо же, ты еще в силах говорить? ‒ ухмыльнулся садистки я, неспешно переключаясь на его руки и миг спустя с громким хрустом и под мужские вопли истязание продолжилось. ‒ Не посмею? Твой старик прикончит меня? Мечтать не вредно! Но в качестве компенсации за мои потраченные нервы, за моё потраченное время, за то, что ты вывел меня из шаткого равновесия и отвлёк от дел я сделаю твоему дому щедрый подарок. Знай это…
В последний миг, копошащийся в собственной крови, костях, дерьме и потрохах Габсбург смог перевести свой взор на меня, но кроме ужаса, страха и обреченности в них более не было ничего.
Крики и визги Оттона продолжались на протяжении еще пары минут. Правда, я упустил из вида один важный момент, полог тишины уникума некоторое время назад перестал работать и скорее всего, находящиеся за дверями девушки и Романов многое могли услышать.
Хотя плевать на всё! Будь, что будет. Ведь возможно я и перестарался в своей жестокости. Да и гнев с яростью ослабли ненамного, но теперь предстояло самое важное.