Черному было забавно смотреть, как суровое мгновение назад лицо исказила гримаса отчаяния и животного ужаса. Райх, раболепно стоявший на коленях, не вызывал ничего, кроме брезгливости. Спецназовец оказался банальным трусом.
Стрелок презрительно сплюнул и тихо выругался:
— С-сука!
Второй черный зашел сбоку и открытой ладонью отвесил Пересмешнику звонкую затрещину:
— Жить хочешь?
Разведчик испуганно и часто закивал.
— Говори! Проживешь дольше других.
— Мы готовились… Нас заставили… — Райх с мычания перешел на невнятный скулеж. Руки, сложенные на затылке, ходили ходуном. Разведчика била крупная нервная дрожь.
Водитель вездехода приподнялся с кресла, чтобы лучше видеть допрос. В узкую прорезь лобового бронещитка было плохо видно бесплатное представление, слишком небольшой обзор.
Солдат, державший Алешкина на прицеле, тоже во все глаза смотрел на разворачивающееся действо. Командир группы сообразил, что и другие служивые сейчас пялятся на допрос. Нужен был толчок.
Старший черный наклонился к пленнику. Сейчас он разговорит эту лесную крысу или кто он там на самом деле. Он собирался поднять стволом мокрое от слез и пота лицо пленника, чтобы начать задавать вопросы. Один за другим, снисходительно внимая ответам.
Стоявший на коленях сам посмотрел ему в глаза. Он продолжал плакать, слезы текли в три ручья, вот только взгляд стал цепким и насмешливо оценивающим. Сломленные духом так не смотрят.
Пересмешник резко выбросил руки из-за головы. Левой он вывернул запястье черного; в этой руке тот держал пистолет. Правую впечатал мучителю в пах. Он все рассчитал верно. Охотник за головами инстинктивно нажал на спусковой крючок. Выстрел прогремел над ухом. Пуля, выпушенная в упор, угодила второму черному в живот. Помощника заплечных дел мастера отшвырнуло назад. Райх продолжал выкручивать руку главарю. Тот откинулся назад и попытался пнуть разведчика в лицо каблуком. Но нога попала в воздух. Два тела сплелись в рычащий клубок, пистолет отлетел в сторону.
В тот момент, когда грянул выстрел, Алешкину показалось, что время остановилось, а воздух стал таким густым, что можно резать ножом. Жаль, ножа нет!
Солдат напротив него только поворачивал голову, а командир группы уже бросился на него. Он вспомнил слова инструктора рукопашного боя в училище: «Удар пантеры» — бей врагу в лицо согнутыми напряженными пальцами. Хоть один да попадет в глаз. Повезет — выколешь оба».
Отбив локтем в сторону ствол автомата, Алешкин ткнул растопыренной пятерней в лицо противнику. По ладони потекло что-то скользкое и горячее. Короткий удар по корпусу уложил солдата на землю. Ингвар изо всей силы опустил ногу в высоком ботинке на шею поверженному. Под подошвой громко хрустнуло.
Алешкин повернулся. Стрелок додушивал своего охранника. Важно посильнее передавить шейные вены. Сознание померкнет через семь-восемь секунд. Потом смерть.
Алешкину хотелось передвигаться быстрее. Все вокруг, казалось, движется, как в замедленном кино. Пулеметчик орал на оглянувшегося водителя. Тот своей «тупой башкой» загораживал ему сектор стрельбы. Сапер, проигнорировав своего охранника, бережно поднимал с земли мину. Он схватил ее за корпус так, чтобы не коснуться «листьев» взрывателя, стоявшего на боевом взводе.
Ингвар прорывался сквозь желе сгустившегося времени. Он видел, что не успевает преодолеть расстояние до последнего охранника и коротким рывком сломать тому шею. Он подхватил с земли автомат убитого и одиночным выстрелом, как в тире, снес ему полчерепа. С выстрелом совпало несколько событий. Сапер забросил «ананасик», как гранату, в вездеход, успев крикнуть: «Ложись!» Оставшийся в живых черный умудрился боднуть головой Пересмешника и вырваться из захвата. С низкого старта он рванул к вездеходу. Профессиональному живодеру не было равных в деле спасения собственной шкуры. В мгновение ока он перекатился и исчез под днищем.
В этот миг траектория «ананасика» закончилась внутри машины. Взрыватель мины, в отличие от гранаты, сработал мгновенно, без замедления.
Ба-ам! Взрыв ударил во все стороны. Внутренности кузова окатило вихрем сотен маленьких пластиковых иголок. Никого за пределами вездехода не зацепило, бронированные борта и днище предохранили. Зато салон изнутри стал похож на гигантскую подушечку для иголок.
Водитель и пулеметчик погибли мгновенно, превратившись в людей-дикобразов.
Солдат скорчился, навалившись грудью на пулемет. Под весом его тела турель развернулась в сторону. Уже мертвый, он сжал гашетку и не отпускал. Пулемет начал стрелять одной непрерывной очередью. Цепочка желтых трассирующих пуль била, точно струя из лопнувшей трубы. Деревья на опушке джунглей взрывались и распадались на куски в клубах пыли. Обрывки лиан с силой раскачивались над землей как разорванная паутина. Пулемет в руках мертвеца дергался, словно его сотрясал приступ икоты. И вдруг замолк. Лента с патронами закончилась.
— Все целы? — крикнул Алешкин, озираясь. С земли он подниматься не спешил. Смотрел на свои руки, вцепившиеся в трофейный автомат, и не мог заставить себя их разжать. Внезапно захотелось полежать хотя бы несколько минут с закрытыми глазами. — Все живы?
Сапер и Стрелок вразнобой подтвердили:
— Да, живы.
— Целы.
Пересмешник не отзывался.
Алешкин рывком вскочил на ноги с автоматом на изготовку. Сапер показывал на что-то у него за спиной. Командир обернулся.
Среди деревьев мелькнула тень. Черный, единственный уцелевший из противников, воспользовался замешательством после взрыва. Он вылез из-под вездехода с противоположной стороны и рванул в лес. За ним с небольшим отрывом мчался Райх. В правой руке у него что-то блеснуло, отразив солнечный лучик.
Пересмешник неумолимо сокращал дистанцию.
«Надо догнать. Затеряется среди деревьев — попробуй его потом найди. Второго шанса не представится. Наведет на наш след, потом не оторвемся. Да и ушки не мешает ему почистить».
Эти мысли делали Пересмешника нечувствительным ко всему остальному — к собственному свистящему дыханию, к ругани, которая рвалась из горла, к крови, что снова потекла из разодранного уха. Догнать!
И он догнал черного, грохнувшегося на землю. Тот умудрился подвернуть ногу и пытался отползти в кусты, судорожно шаря по бедру. Вот досада! Вместо привычной ребристой рукоятки пистолета пальцы нащупали пустую кобуру.
Тяжело дыша, Пересмешник вкрадчиво спросил:
— Поговорим? Ты никуда не спешишь?
Райх сделал шаг вперед. Перебросил короткий нож из одной руки в другую. Обоюдоострая полоска стали хищно сверкнула на солнце.
— Чего молчишь? Язык проглотил или плохо слышишь? Щас я тебе ушки-то прочищу.
Черный сделал слабую попытку отползти от спецназовца. Не вышло. Он уперся спиной в ствол поваленного дерева, затравленно озираясь. Дальше хода не было. Охотник и жертва поменялись местами…
— Собрать оружие! Пора обновить арсенал.
Алешкин подошел к убитому. Солдат лежал, уткнувшись лицом в землю, руки все еще сжимали автомат. На стриженном под ноль затылке, вокруг круглого входного пулевого отверстия, сползал вниз, не оставляя следа на коже, шарик крови.
Все, кроме снайпера, поменяли допотопную рухлядь на «Штурмы». Стрелок успел привыкнуть к пристрелянной винтовке. С убитых сняли подсумки с гранатами и запасными магазинами. Не забыли и про пистолеты. Удобные кобуры-трансформеры можно было носить как угодно: на бедре, на поясе или под мышкой. Достаточно подогнать ремни, остальное дело вкуса и привычки. Нашли современное поисковое оборудование: два оптико-электронных бинокля и ручной полевой сканер. Хорошо! Как раз по биноклю на каждую двойку.
Стрелок, оставшийся со своей верной винтовкой, пистолет повесил на правый бок, а гранатных подсумков взял два.
«На всякий случай», — пояснил он.
Когда обыскивали вояк из перебитой засады, выяснилось, что второй черный еще жив. Он свернулся калачиком, обеими руками зажав рану. С него сняли оружие и до поры до времени оставили в покое, стянув спереди руки его же поясным ремнем.
Алешкин и Стрелок складывали в рюкзаки вещи, выброшенные при обыске. Сапер занимался любимым делом: бережно упаковывал «ананасики» до лучших времен и настоящего дела.
Ни у солдат, ни у черного не оказалось ни документов, удостоверяющих личность, ни жетонов. Ничего. Армейская форма еще ни о чем не говорила, как и приличное оружие.
— А вот и наш пострел. — Стрелок первым заметил вынырнувшего из леса Пересмешника.
Разведчик шел к товарищам широким скользящим шагом. Судя по его ухмылке, он был доволен собой и окружающим миром.
— Догнал? — уточнил Алешкин.
— А то! — осклабившись, подтвердил разведчик. — От меня никто еще не уходил. Даже по душам успели поговорить. Но недолго… Плакал, как девчонка. — Райх осторожно потрогал продолжавшее кровоточить ухо.
Алешкин достал пластырь из аптечки, найденной в вездеходе. Заклеил рану. Неизвестно, какая зараза может попасть.
— Челюсть ему сломал, что ли? — спросил Сапер.
— Нет, сердце у него оказалось слабое, как и в твоем случае.
— В смысле? — опешил Сапер. Он никак не мог привыкнуть к черному юмору Райха.
— В прямом. Ты в штрафники за что попал? За то, что мотор отказал у сержанта военной полиции, когда ты решетку в обезьяннике подорвал. Смотрите.
Пересмешник подошел к подбитому вездеходу, разжал кулак и пришлепнул какой-то обрывок на бронированный капот. Аккуратно разгладил его пальцем. Это был неровно срезанный кусок кожи с татуировкой: прямоугольник с мечом и щитом, эмблемой военной полиции.
Все ошарашенно молчали, переваривая увиденное.
— Получается, мы своих перебили, — выдавил Стрелок. — Теперь снова трибунал и к стенке прислонят.
— Нет, — покачал головой Пересмешник. — Этот, в черном комбезе, отставник. Как я понял, наемник, работает здесь по контракту. Работал. Все болтал про их зону ответственности. У них оперативное задание отлавливать всех сборщиков кореньев. Такую ориентировку по рации передали. Район действия патрульных — до реки. Дальше запретная зона и для них. Зона в зоне. Кто туда попадает, обратно не возвращается.