— Хотя, должна признать, — добавила она, чуть понизив голос, — я бы с большим удовольствием помогла тебе справиться с твоими… порывами. У меня гораздо больше опыта в этом, чем у юной Смирновой.
Я лишь рассмеялся, не вставая с кресла.
— Благодарю за предложение, княгиня. Но у меня уже есть компас. И он указывает в нужном направлении.
Она хмыкнула, но не стала настаивать. Её взгляд был полон вызова и… интереса. Она не сдавалась. И это, признаться, мне нравилось.
Княгиня Савельева медленно вернулась к своему столу, её движения были грациозны и точны, как у хищницы, что только что отпустила жертву, но уже присматривалась к следующей. Она взяла какой-то документ, тонкий пергамент с витиеватыми печатями, но взгляд её по-прежнему был прикован ко мне, словно она пыталась прочесть каждую невысказанную мысль, каждое скрытое намерение. Наконец, она отложила бумаги, сложила изящные руки на груди, и в её голосе исчезли игривые нотки, уступив место деловой, почти ледяной серьёзности. Её аура, до этого мягко обволакивающая, теперь стала острой, как заточенный клинок.
— Но оставим романтику на потом, Илья, — произнесла она, и я почувствовал, как её ментальное щупальце вновь коснулось моего тела, на этот раз с явным намерением оценить мою готовность к бою. Она не просто зондировала, она пыталась надавить, проверить крепость моей защиты. Я позволил ей это, чуть приоткрыв защиту, чтобы она почувствовала пульсирующую силу, что теперь текла в моих венах — силу, пропитанную тьмой Преисподней, силу, которую даже я не до конца понимал. Но не более того. Я не собирался раскрывать все карты. — У нас есть дела, куда менее приятные, но не менее важные. Ты в курсе той шумихи, что Пастырь разводит в городе? Листовки, эти нелепые пикеты… Мои люди докладывают, что они готовят что-то более масштабное. Демонстрации, возможно, даже открытые провокации. И, что меня особенно беспокоит, его влияние растёт. Слишком быстро.
Я усмехнулся, глядя на неё. Да, её беспокойство было обосновано. Пастырь действовал агрессивно, и его методы были куда более тонкими, чем банальный бандитский беспредел Тарникова. Он бил по умам, по самой сути веры людей. Это было опасно.
— В курсе, княгиня. — В моём голосе не было и тени беспокойства, только холодная уверенность. Я знал, что делаю. — И уверяю вас, пока ничего серьёзного не произошло. Это лишь цветочки. Ягодки, как вы правильно заметили, будут скоро. Но я подготовился. И мои люди тоже.
Я сделал паузу, позволяя ей переварить мои слова. В воздухе повисла лёгкая напряжённость, предвкушение. Она ждала деталей, и я был готов их предоставить. Моя уверенность, казалось, передавалась и ей, хотя её ментальное щупальце всё ещё едва заметно пульсировало на моём Покрове, словно ища трещины.
— Я внедрил своих людей в эту так называемую Церковь, — продолжил я, чувствуя, как сила внутри меня отзывается на каждое слово, предвкушая грядущую схватку. — Они там, внутри, докладывают о каждом шаге Пастыря и его фанатиков. Мы знаем об их планах, о каждом их собрании, о каждом новом адепте. Вандалов, что по ночам стены мазали и ваши трибуны уродовали, уже разогнал. Подростки, как оказалось. Мелкая сошка, но полезная, — я хмыкнул, вспоминая их испуганные, но полные фанатизма лица. Они были лишь инструментом, но инструмент этот нужно было сломать. — А тех дебоширов, что на мои заведения напали и девочек покалечили… их тоже нашёл.
Хищная улыбка тронула губы Савельевой. Её глаза блеснули, словно у пантеры, увидевшей добычу. Власть, вот что её заводило до дрожи. Власть над жизнью и смертью. И я давал ей это, по крайней мере, на словах. В её глазах читалось предвкушение кровавой расправы.
— Очень хорошо, Илья, — промурлыкала она, склонив голову набок, и её голос стал похож на мурлыканье крупной кошки. — Значит, ты готов к… показательной порке? Я полагаю, казнь будет публичной? Я бы с удовольствием присутствовала. Скучаю по таким зрелищам. Давно не видела, как плоть горит… или рвётся на куски. Наши аристократы слишком изнежены. Им бы не помешало напомнить, откуда берётся истинная власть.
Я покачал головой, и моя улыбка стала чуть шире, но холоднее. В её словах чувствовалась жестокость, свойственная высшим аристократам, тем, кто привык к абсолютной власти и безнаказанности. Моя жестокость была другой — прагматичной, целесообразной. Я не убивал ради удовольствия, только ради результата.
— Казни не будет, княгиня, — спокойно ответил я, глядя ей прямо в глаза. — По крайней мере, не в том смысле, в каком вы привыкли. Мои методы… более изощрённые. И, поверьте, гораздо более эффективные. Никакой крови, никаких криков. Только… истина. И кое-что интересное я для вас приготовил. Сегодня ночью вы всё узнаете. Приготовьтесь к… шоу. Такому, что запомнится надолго.
Я поднялся с места и, слегка поклонившись, сделал шаг к двери, чувствуя, как её взгляд буквально прожигает мне спину. Я знал, что она пытается прочесть мой следующий ход, но я был уверен, что не сможет. Моё сознание было щитом, закалённым в Преисподней.
— А что до присутствия… — я усмехнулся, обернувшись на пороге, поймав её взгляд. — Полагаю, вам, как княгине, не пристало присутствовать при таких… мероприятиях. В конце концов, это будет слишком… низкопробно для вашего положения. Можете представить, какой скандал поднимется, если кто-то из ваших… коллег… узнает? Нет, княгиня. Ваше место в VIP-ложе. Лучше наблюдайте за всем онлайн, в прямом эфире. Мои люди обеспечат трансляцию. Вы не пропустите ни одной детали. Обещаю. Это будет зрелище, достойное вашего внимания.
Её губы изогнулись в тонкой, почти незаметной улыбке. Она поняла. Это был не просто отказ, а вызов. Демонстрация того, что я играю по своим правилам, и мои правила могут быть куда более эффективными, чем её собственные, освящённые веками традиций. В её взгляде читалось не только предвкушение, но и невольное уважение.
— Что ж, Филатов, — прозвучал её голос, полный скрытого предвкушения и лёгкой иронии. — Ты умеешь интриговать. Я буду ждать. И, поверь, я буду очень внимательна. Не разочаруй меня.
Я лишь кивнул, не говоря больше ни слова. Вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Адреналин вновь пульсировал в венах, смешиваясь с остатками демонической силы, что теперь тихо дремала внутри. Сегодня ночью Змееград увидит, что значит бороться с Мором. И Пастырь, кто бы он ни был, пожалеет, что решил бросить вызов. Это будет урок. Для всех.
Глава 25
Ночь нависла над Змееградом, плотная, удушающая, сотканная из промышленного смога и влажного речного холода. Под ней город гудел нервной энергией, словно зверь, знающий о грядущих переменах, но не понимающий их истинного масштаба. Я стоял на разрушенном мосту, том самом, что когда-то вёл в Паховку, но так и не был отстроен. Его искорёженные стальные балки, словно сломанные рёбра гигантского чудовища, тянулись к бескрайнему небу, а внизу, в чёрной бездне, бурлила, неслась куда-то быстрая, ледяная река. Её шум был единственным звуком, заглушающим крики страха.
Пятеро. Пять жалких фигур, подвешенных вниз головой к арматуре моста. Их тела раскачивались над бездной, словно маятники, а нелепые крики срывались с пересохших губ, растворяясь в рёве воды. Бандиты. Те самые, что ворвались в мои салоны, что посмели поднять руку на моих девочек, что думали, будто им всё сойдёт с рук. Я подошёл ближе, и вонь их страха, смешанная с запахом грязной одежды и пота, ударила в нос. Мой костюм Мора, чёрный, как сама ночь, сливался с тенями, а маска скрывала лицо, оставляя лишь холодный блеск глаз.
Я остановился перед первым. Его лицо было багровым от прилива крови, глаза выпучены, а изо рта текла слюна. Он метался, пытаясь вырваться, но толстые верёвки держали крепко.
— Кто хочет жить? — мой голос, усиленный маской, прозвучал низко, как раскат далёкого грома. Он не был громким, но в нём чувствовалась такая тяжесть, что крики бандитов мгновенно стихли, сменившись лишь судорожным хрипом. Я не спешил. Позволил им прочувствовать каждый миг этого вопроса. Позволил страху заполнить их до краёв.
Один из них, тот, что висел чуть поодаль, забился в конвульсиях.
— Я… я хочу! — прохрипел он, и его голос сорвался в визг. — Мор! Пощади! Я… я всё расскажу!
Я медленно перевёл взгляд на него.
— Что ты расскажешь? — в моём голосе не было и тени любопытства, только холодный расчёт. — То, что ты кусок дерьма, посмевший поднять руку на беззащитных? Это я и так знаю.
— Нет! — он дёрнулся. — Мы… мы не хотели! Нас послали! Пастырь! Он… он сказал, что ты… Зло! Что вы все… развращаете город!
Я усмехнулся. Значит, Пастырь уже начал свою игру. Использовать запуганных подростков для граффити, а этих идиотов — для демонстрации силы. Слабо. Очень слабо.
— Он сказал, что что вы слабы! — продолжил бандит, задыхаясь. — Что очистит город!
— Очистит, значит, — я кивнул, словно обдумывая его слова. — А откуда он узнал про мои заведения? Кто дал ему наводку?
Бандит замялся. Его глаза забегали.
— Мы… мы не знаем! Нам приказали! Он… обещал нам… прощение! И… и место в своём новом мире!
— В новом мире? — я наклонил голову. — Интересно. А что это за мир, где избивают женщин и крушат чужое имущество?
Он молчал, дрожа.
— Ясно, — протянул я. — Значит, ты ничего не знаешь. Или не хочешь говорить.
Я повернулся к следующему. Тот уже был бледен как смерть. Глаза закатились, он чуть не потерял сознание.
— Ты, — обратился я к нему. — Кто Пастырь? Откуда он взялся? И кто, кроме него, заинтересован в том, чтобы я выглядел плохим парнем?
Он издал булькающий звук.
— Он… он… — слова застревали в горле. — Он… извне! Он… силён! Он… обещал…
— Обещал что? — я надавил ментально, не сильно, лишь чуть-чуть, чтобы он почувствовал, что сопротивление бесполезно.
Его тело забилось в конвульсиях.
— Власть! — выдавил он. — Над… над всеми! Он… сказал, что Мор… это ложь! Что… что он… истина! И он… даст нам силу!
Я отступил. Власть. Истина. Старые песни на новый лад. Ничего нового. Но то, что этот Пастырь обещал силу… это было интересно. Значит, он не просто фанатик. Он — маг. И, судя по всему, не слабый.