А потом я показал ему его самого. Не благостного проповедника, а жалкого, слабого мага, который продал свою душу за крупицу власти. Я показал ему лица тех, кого он обманул, чьи жизни он сломал. Я заставил его пережить их боль, их страдания, их разочарование.
Пастырь закричал. Не от боли. От ужаса. Он упал на колени, закрывая лицо руками, пытаясь спрятаться от истины, которую я вливал в его мозг. Артефакт на его голове треснул, а затем разлетелся на тысячи осколков.
Массовое внушение рухнуло.
Люди на площади замерли, а затем, один за другим, начали приходить в себя. Их лица исказились от недоумения, от стыда, от страха. Они оглядывались по сторонам, не понимая, как здесь оказались.
В этот момент на площадь въехали бронированные фургоны городской стражи. Княгиня Савельева сдержала слово. Её люди, в полной боевой готовности, начали оцеплять территорию, «для контроля над массовыми беспорядками».
Я стоял над сломленным, рыдающим Пастырем. Война за души была окончена. И я в ней победил.
Пастырь лежал на холодном камне площади, сломленный и жалкий. Его пурпурный плащ, ещё недавно символ власти, теперь казался дешёвой театральной тряпкой, испачканной в пыли. Толпа, медленно приходя в себя, оглядывалась по сторонам с выражением глубочайшего недоумения. Люди моргали, тёрли глаза, словно пробуждаясь от долгого, липкого сна. Шёпот, сначала робкий, а затем всё более громкий, пронёсся по площади. Это был шёпот стыда, растерянности и зарождающегося гнева.
Я стоял над Пастырем, и моя тень, усиленная антрацитовым покровом, падала на него, словно саван. Я не собирался произносить речей. Слова были его оружием, не моим. Моё оружие — истина. Голая, безжалостная, неоспоримая.
Я поднял руку, и мой Покров вспыхнул, но не агрессивным огнём, а ровным, холодным светом. Тысячи тонких, почти невидимых нитей ментальной энергии протянулись от меня к каждому человеку на площади. Они не причиняли боли. Они лишь… открывали.
В сознании каждого горожанина, словно на внутреннем экране, вспыхнули образы.
Они увидели Пастыря. Не сияющего пророка, а жалкого, слабого мага, чьё лицо искажено от зависти и страха. Они услышали его мысли — не о спасении душ, а о жажде власти, о желании подчинить себе город, который его отверг.
А затем я показал им видео. То самое, что прислал Егор. Разговор с Воронцовым. Сделка. План по превращению Змееграда в плацдарм для захвата власти во всём княжестве. Они увидели циничные улыбки, услышали презрительные слова о «стаде», которое нужно направить.
Истина, влитая прямо в мозг, была подобна яду для иллюзий.
Толпа взревела. Но это был уже не рёв фанатиков. Это был рёв обманутых, униженных людей. Гнев, до этого направленный на мифического «демона» Мора, теперь нашёл свою истинную цель. Десятки рук потянулись к помосту, где всё ещё лежал Пастырь.
— Предатель! — кричала женщина, ещё недавно готовая отдать за него жизнь.
— Он использовал нас! — вторил ей старик, сжимая кулаки.
Культ Пастыря распадался на глазах, превращаясь в разъярённую толпу, готовую разорвать своего вчерашнего идола на куски.
На балконе одного из зданий, где расположились Воронцовы, началась суматоха. Я видел, как глава рода, его лицо было белым от ужаса, пытался бежать. Но было поздно. Его охрана, маги второй и третьей ступени, видя мою силу и ярость толпы, колебалась. Их преданность имела свою цену, и они не были готовы умирать за проигравшего.
В этот момент городская стража, до сих пор лишь оцеплявшая площадь, начала действовать. Солдаты в тяжёлой броне, не обращая внимания на толпу, двинулись прямо к помосту. Они взяли под руки обмякшего, обезумевшего от ужаса Пастыря и его ближайших сподвижников. Другой отряд направился к зданию, где находились Воронцовы. Княгиня Савельева действовала быстро и эффективно.
Я стоял в центре всего этого хаоса, но меня он не касался. Я был его эпицентром, его причиной, но оставался над ним. Аристократы, наблюдавшие за происходящим из своих лож, молчали. Смирновы, Морозовы — все они видели не просто победу над очередным врагом. Они видели демонстрацию силы. Силы, с которой отныне придётся считаться. Я не был больше простолюдином, выскочкой. Я был Мором. Силой, способной изменить ход истории в этом городе.
Моя репутация теперь была сложной, сотканной из противоречий. Герой, спасший город от безумного культа. И чудовище, способное проникнуть в разум, сломать волю, показать самые тёмные уголки души. Они боялись меня. И уважали. А для меня этого было достаточно.
Пастырь был повержен. Его падение было громким и поучительным. Но я знал, что это лишь конец одной главы. Воронцовы были лишь пешками. За ними стоял Гордеев. А за Гордеевым, возможно, кто-то ещё.
Но это будет уже другая битва. А сегодня… сегодня Змееград узнал, кто его настоящий хозяин.
Глава 29
Воздух, густой от озона и ментального пепла, дрожал над центральной площадью Змееграда. Хаос, ещё мгновение назад бывший упорядоченным, гипнотическим ритуалом, теперь превратился в бурлящий котёл человеческих эмоций.
Пастырь был сломлен. Но кукловоды остались в тени. Воронцовы. Они не паниковали, как остальные. Они пытались уйти. Тихо, незаметно, словно крысы, бегущие с тонущего корабля.
Взять их, — приказал я по ментальной связи Алексею и Линде.
Ответ был мгновенным. Две тени отделились от толпы и бесшумно скользнули в сторону роскошного особняка, выходящего прямо на площадь.
Через несколько минут я уже был там. Двери были распахнуты настежь. В холле, на дорогих персидских коврах, валялись тела охранников. Алексей, как всегда, сработал чисто — ни одного убитого, все просто спали глубоким, беспробудным сном. Линда, прислонившись к стене, обезоруживала последних двоих, её движения были быстрыми и точными.
В центре гостиной, на коленях, стоял он. Глава рода. Борис Воронцов. Тучный мужчина лет пятидесяти, с одутловатым, лоснящимся от пота лицом и мелкими, бегающими глазками. Его дорогая одежда была помята, а сам он дрожал, как осиновый лист на ветру.
— Пощадите… — пролепетал он, увидев меня. — Я… я всё отдам…
— Где твоя жена? — мой голос прозвучал тихо, но в наступившей тишине он был подобен удару хлыста.
Я почувствовал его страх. Он захлестнул его, заставил задрожать ещё сильнее. Но это был не страх передо мной. Это был ужас при одном лишь упоминании о ней.
— Она… она сбежала, — выдавил он, его взгляд метнулся в сторону потайной панели в стене. — Через тайный ход…
— Ты боишься её больше, чем меня, — констатировал я, присаживаясь на корточки перед ним.
Борис судорожно сглотнул, его глаза наполнились слезами.
— Это не женщина… — прошептал он, и его голос сорвался. — Это ведьма! Исчадие! Её магия… она тёмная, запретная… Её гнев страшнее любой смерти… Вы не понимаете…
Я поднялся. Моё магическое зрение уже сканировало дом. И я нашёл то, что искал. От потайного хода, вглубь, в подземелья, тянулся тонкий, едва уловимый след. Он пах серой и увядшими лилиями — сладковато-приторный, тошнотворный запах тёмной магии.
— Алексей, Линда, он ваш, — бросил я, направляясь к стене. — Разговорите его. Узнайте всё.
Панель поддалась лёгкому нажиму. За ней открылся тёмный, сырой проход, ведущий вниз.
Я оставил его своей команде. Эта охота была для меня. Лично.
Сырой, затхлый воздух ударил в лицо, как только я шагнул за потайную панель. Ступени, скользкие от вековой влаги, уходили вниз, в непроглядную тьму. Для обычного человека этот спуск был бы равносилен погружению в могилу, но для меня мрак был родной стихией. Моё магическое зрение легко пронзало темноту, окрашивая каменные стены в призрачные серо-зелёные тона.
Воздух был холодным, пропитанным запахом чего-то сладковато-приторного. Этот запах был мне знаком — так пахнет тёмная, нестабильная магия. След Лилит. Он вился по коридорам, словно невидимая змея, становясь всё сильнее с каждым моим шагом.
Подземелье представляло собой лабиринт узких, давящих проходов, которые то и дело сменялись небольшими, пустыми комнатами с голыми стенами. Здесь не было ни мебели, ни пыли — только холодный камень и ощущение древности. Это место было старше самого особняка.
Я шёл осторожно, но уверенно. Мой Покров, плотный и антрацитовый, бесшумно скользил по стенам, не оставляя следов. Я был охотником, идущим по следу опасного, но предсказуемого зверя.
И тут я его услышал:
«Я чувствую тебя, Мор…»
Голос. Он не раздался из какого-то конкретного места. Он возник сразу отовсюду — в моей голове, в шелесте воздуха, в капле воды, сорвавшейся с потолка. Тихий, интимный, с лёгкой, возбуждающей хрипотцой. Он обволакивал, проникал под кожу, пытался найти отклик.
Я остановился, прислушиваясь.
«Чувствую твою силу… эту восхитительную демоническую ярость… Она так… заводит…»
Я усмехнулся про себя. Дешёвый трюк. Но эффективный. Она пыталась играть на моём поле, в тенях, в шёпоте.
«Мы так похожи, ты и я, — продолжал голос, становясь ещё ближе, словно она шептала мне прямо в ухо. — Мы — носители истинной, первозданной силы. Той, которую боятся слабаки вроде моего никчёмного мужа. Они называют это злом, потому что не могут это контролировать. А мы… мы можем».
Я молчал, продолжая медленно идти вперёд, к самому сердцу этого лабиринта, где её след был наиболее концентрированным. Я позволил ей говорить. Позволил раскрыть свои карты.
«Представь, Мор… — её шёпот стал почти стоном, полным предвкушения. — Представь наши силы, слившиеся воедино. В экстазе власти и страсти. Мы могли бы достичь таких высот, которые не снились даже Гордееву. Он был бы лишь пешкой в нашей игре. Жалкой, послушной пешкой…»
Вот оно, — мысленно усмехнулся.
Крючок заглочен. Она сама выдала мне то, за чем я сюда пришёл. Связь с главным кукловодом. Гордеев. Теперь это было не просто подозрение. Это был факт.