Слуцкий подвинул к себе какие-то папки и углубился в их чтение, а Судоплатов начал писать отчет.
Поздно вечером, когда Павел с Эммой лежали в постели, он рассказал жене об информации, полученной Шпигельгласом.
– Мне тоже есть что тебе рассказать, – начала Эмма. – За два дня до твоего возвращения сюда неожиданно пришел Жабин. И не просто так, а с букетом цветов и бутылкой вина, предлагая какую-то свою помощь, а говорил так, словно тебя уже нет в живых.
Судоплатов задумался.
Утром следующего дня Судоплатов беседовал со Слуцким, высказывая ему свои предположения о том, что, воюя с ним, Жабин все равно воюет против НКВД.
– Предположим, что националисты сами вышли на след бойцов отряда Особого назначения, когда погиб мой брат Николай, но ведь известно, что они живых свидетелей не оставляют. Тогда у Андрея не более чем самострел. И выходит, что он согласился работать на них. Поэтому-то Жабин во время еврейского погрома на квартире у Эммы не выстрелил в Бандеру, так как знал его уже лично. И последнее. Он же скорее всего дал возможность выйти из окружения и Петлюре с Коновальцем… О том, что какой-то чекист убил с этой целью солдата оцепления, мне рассказал Лебедь. И теперь мой неожиданный арест на границе.
– Как предлагаешь действовать? – спросил Слуцкий.
– Использовать момент неожиданности и арестовать Жабина, ничего ему не объясняя. Если он чист, то извинимся и сообщим, что ищем предателя в своих рядах.
Когда Жабин в конце рабочего дня, все с той же палочкой в руках, хромал к выходу, он был остановлен вопросом дежурного офицера:
– Лейтенант Андрей Жабин?
– Старший лейтенант госбезопасности Жабин. В чем дело?
– Пройдите с товарищами. Это ненадолго…
– Если только ненадолго… – ответил тот, видя стоящих рядом охранников.
Они же и сопровождали Андрея в комнату для допросов.
В кабинете Слуцкого уже стоял офицер, который производил задержание Жабина.
– Как он вел себя во время задержания?
– Спокойно, но, когда его ввели в комнату для допросов, начал нервничать.
– Подержите его там до вечера, а потом, ничего не объясняя, поместите в одиночную камеру. И пусть посидит там еще два дня. В разговоры не вступать. Кормить, как остальных. Свободны.
Судоплатов был дома и в ожидании Эммы просматривал вечернюю газету. Но вот раздался звонок, и Павел, отложив газету, пошел встречать жену.
– Добрый вечер, дорогая! Раздевайся, я сегодня для тебя сварил суп…
– Представляю… – сказала Эмма, переодевая обувь. – Есть какие-то новости?
– Да, арестовали Андрея Жабина…
– Ты так говоришь, как будто это не он попытался тебя уничтожить.
– Прямых доказательств нет, и это меня все еще смущает. А вдруг мы арестовали невинного человека. Как я потом ему в глаза смотреть буду?
– Павел, арестовывал его не ты. Это, как я понимаю, было совместное решение руководства. И оно коснется всех сотрудников, если вдруг Жабин окажется невиновным. Даже я могу оказаться под подозрением.
– О чем ты говоришь…
– Не будь наивным, Судоплатов. Ты уже должен понять, что здесь зло искореняется на корню, как те самые плевелы. И, в отличие от христианской веры, никто не заботится о том, что вместе с плевелами могут быть выдернуты с корнем и добрые злаки. А теперь, где твой суп, а то я уже еле на ногах стою…
И они вместе прошли на кухню.
Когда утром следующего дня Судоплатов пришел на службу, то заметил, что встречные офицеры как-то необычно на него смотрят, а двое даже с чем-то поздравили. Он, не заходя в свой кабинет, прошел сразу к кабинету Слуцкого, чтобы попытаться высказать ему свои сомнения относительно Жабина. Неожиданно они встретились в его приемной.
– Это хорошо, Павел Анатольевич, что вы сами пришли, а то я собирался уже посылать за вами, – говорил Слуцкий и при этом пристально разглядывал своего нелегала. – Сядьте здесь и никуда не уходите. Я на несколько минут к комиссару и назад.
Судоплатов присел, а потом встал и подошел к помощнику Слуцкого:
– Вы не знаете, что товарищ Слуцкий сегодня такой внимательный?
– А вы еще ничего не знаете?
– Нет, у меня вчера был выходной… Учился суп варить… – ответил офицер улыбаясь.
– Сварили?
– Да, жена даже похвалила. Так чего я не знаю?
– Только это между нами, – начал помощник Слуцкого. – На десять часов вам заказана машина. Вы вместе с ним и с Зарубиным едете в Кремль на встречу с товарищем Калининым.
– Уже интересно. А Зарубин – это наш знаменитый нелегал?
– Павел Анатольевич, я и так вам сказал больше, чем следует…
– Извините… Просто все это так неожиданно.
В этот момент зазвонил телефон в приемной Слуцкого, и его помощник снял трубку.
– Приемная Слуцкого, слушаю… Понял. – И когда он повесил трубку, то обратился уже к Судоплатову: – Спускайтесь, товарищ капитан, Слуцкий уже ждет вас у своей служебной машины.
– Спасибо! – ответил Судоплатов и, развернувшись, зашагал, чуть не печатая шаг.
Теперь уже пришла очередь улыбаться помощнику Слуцкого.
Из воспоминаний Судоплатова, сидевшего в кресле у камина, вывел стук в дверь. На пороге стоял курсант Карпицкий.
– Здравствуйте, коллега! Я уже и не ждал вас сегодня. Виноват, теперь вот пойду исправляться, вы ведь, поди, голодный.
– Есть немножко. А что именно вам так сладко вспоминалось, Павел Анатольевич, если не секрет.
– Вы правы, воспоминания были сладкими… Твой звонок остановил меня в тот самый момент, когда глава государства Михаил Иванович Калинин в Кремле вручил мне орден Красного Знамени. Скажу честно, тогда это было очень неожиданно для меня. До сих пор не знаю, кого мне за это надо было благодарить.
– Звездочки сейчас обмывают, опуская их в рюмки с водкой. А как вы это отметили?
– Дай вспомнить, а пока ступай в ванную комнату.
Судоплатов вновь вытащил все, что лежало в его холодильнике. Рядом положил нож и разделочную доску, а также пару тарелок для закуски и вилки. Потом подумал и достал два бокала.
– Вспомнили? – спросил Кирилл, вернувшись в гостиную.
– Да как можно забыть то, как тебе первый орден в Кремле вручали, – ответил Павел Анатольевич и из шкафа достал трехлитровую банку с виноградным соком. Затем обратился к Кириллу: – Все, что на столе, в твоем полном распоряжении. Открывай, режь, намазывай, пей… садись за стол, а я буду рассказывать. – Генерал прошел к своему креслу у камина и снова опустился в него. – Дружеский ужин по этому случаю был на квартире Абрама Ароновича Слуцкого. Кроме меня был приглашен Шпигельглас и наш лучший разведчик-нелегал Зарубин. Думаю, что и это не его настоящее имя. Он работал в Западной Европе. Мы впервые встретились с ним в Кремле, а уже оттуда Слуцкий забрал нас к себе домой. Там мне пришлось выпить свою вторую в жизни рюмку водки.
– А где пили первую, если не секрет? – пережевывая пищу и улыбаясь, поинтересовался Кирилл.
Впервые это случилось в больнице Одессы, когда меня там выхаживали после воспаления легких. Угостил сосед по больничной койке за его, как говорится, выздоровление. И хотя я был достаточно физически развит, очнулся в своей постели и увидел, что рядом сидит доктор. Он и сказал, что мне противопоказаны любые напитки, если они крепче двенадцати градусов.
– И как же вы решились на вторую рюмку? – спросил Кирилл, попивая виноградный сок.
– Как отказаться, если начальство приказывает принять «наркомовскую норму» за орден.
– И чем же там все закончилось? – снова интересовался Кирилл.
– Я совсем ничего не помню, если честно. Их спрашивал, а они лишь улыбались. Эмма рассказывала потом, что Зарубин меня внес в квартиру на руках. Весь следующий день я лежал пластом и голова раскалывалась. Думаю, что тебе это не так интересно. А вот события следующего дня тебе должны быть более интересны. Мне предстояла встреча с Андреем Жабиным. Я тебе уже говорил, что он вызывал у меня подозрения с момента гибели моего брата Николая и потом, когда кто-то предупредил Коновальца в балке Туманная. Накануне Слуцкий согласился на рискованный эксперимент. В общем, мы арестовали Жабина без предъявления каких-либо обвинений. И он три дня просидел в одиночной камере. Но в тот день никто еще не знал, чем все может закончиться…
В открывшемся дверном проеме комнаты для допросов, куда вновь привели Жабина, он увидел Судоплатова, который, не переступая порог, задал арестованному сотруднику только один вопрос:
– Андрей, почему я?
Жабин, увидев новенький боевой орден на груди Судоплатова, буквально сорвался:
– Ты спрашиваешь почему? А кто у нас в любимчиках ходит? Кого орденами награждают?
– То есть, оказывается, ты не за идею со мной воевал, а из зависти, – начал Судоплатов, уже входя в кабинет.
– Как же я тебя и таких, как ты… ненавижу. Была бы моя воля, собственноручно перестрелял.
– Кто же тебя сломал, Бандера? Это, наверное, когда ты своих спящих товарищей предал?
– Товарищи?.. Это они тебе товарищи. Да и не за товарищей ты рыскаешь, как цепной пес. Ты ищешь убийцу своего брата… Ничего и никого вокруг не замечая. Фанатик хренов…
– А потом ты, – таким же спокойным голосом продолжал Павел, – в балке Туманная дал уйти Петлюре, Коновальцу и Лебедю, собственноручно убив солдата из оцепления. Думал, что мы об этом не узнаем? Узнали. И позже, узнав, не арестовал Бандеру, уже во время погрома… А я-то считал тебя своим ближайшим другом. Ладно, мне с тобой больше говорить не о чем, пусть суд решает твою судьбу. Уводите его.