– Так вот вы какой, Судоплатов, – начал разговор Берия, при этом он внимательно вглядывался в собеседника, примерно так, как портной наметанным глазом снимает мерку для его будущего костюма. – Тут все вас называют вечным везунчиком. Вот и в этот раз и задание выполнили, и живым домой вернулись. Может быть, вы какое-то слово заветное знаете?
– Есть такое слово, Лаврентий Павлович, – начал свой ответ Судоплатов. – Оно многим еще не нравится, но только оно помогает выжить и выполнить порученное партией и правительством задание. Это слово называется любовь к Родине.
– А все остальные, выходит, не любят… Ладно, я читал вчера ваш подробный отчет о деле Коновальца и обратил там внимание на то, что вы акцентируете свое внимание на некоторые детали или особенности, например, в частности, на процедуру приобретения сезонных железнодорожных билетов, позволяющих беспрепятственно путешествовать по всей Западной Европе. В чем же там может заключаться наш интерес? Или на что, по вашему мнению, стоит обратить внимание нашим нелегалам.
– Понимаете, товарищ Берия, в Голландии, Бельгии и Франции, например, пассажиры, собирающиеся переехать в другие страны, всегда подходят к кассиру только по одному и только после вызова звонка дежурного…
– И что в этом особенного? – неожиданно подал голос Пассов.
– Предполагаю, что это делается с определенной целью, то есть, это искусственное затягивание выдачи билета позволяет кассиру лучше запоминать лица людей, которые приобретают у них билеты. Или сверить их с теми лицами, которые находятся, например, в розыске.
– Предположим, что вы купили такой билет, – теперь вопрос задал Берия, – и теперь полиция знает, что вы направляетесь, например, в Роттердам? Что будете делать?
– Обязательно сойду на остановке в часе езды от Роттердама.
– Пожалуй, а теперь скажите, обратили ли вы внимание на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире в Париже?
– Это был не лучший вариант для явочной квартиры, товарищ Берия. Там даже запасного выхода не было предусмотрено, а жить предстояло целую неделю. Об этом в Париже я уже сказал нашему работнику Агаянцу.
– И что же вы сделали? – уже с интересом спрашивает заместитель Наркома.
– Нанялся к местному фермеру навоз в коровнике убирать…
– Вы серьезно? – с недоумением вопрошал Пассов.
– Вполне. Такой работник в конце осеннего сезона был на вес золота, он сам будет его скрывать от полиции, лишь бы работал.
– В вашем-то костюме? – вступил в диалог улыбающийся Берия, уже давно обративший внимание на шикарный костюм, купленный чекистом в Голландии.
– Сменить костюм сразу же после теракта мне тогда рекомендовал товарищ Шпигельглас, чтобы неузнаваемо поменять внешность…
– А родину он вам, случайно, не посетовал сменить? – вновь прерывая диалог, подал голос Пассов. – И почему момент самовольной смены явки не отражен в вашем отчете?
– Не считаю необходимым раскрывать адреса своих личных явок… – ответил Судоплатов.
– Не доверяете, выходит, своим товарищам? – вновь спросил Берия.
– Если бы не доверял, то и не стоял бы сейчас перед вами, – спокойно ответил Судоплатов.
– Капитан Судоплатов, а у вас нет желания прочитать несколько лекций в школе особого назначения НКВД. У вас не только хорошо развита наблюдательность, но и острый живой ум. Курсантам советы такого рода очень даже нужны…
– Почту за особое доверие…
– Значит, договорились. Сейчас вы получите краткосрочный отпуск и путевку в лучший наш санаторий, а после возвращения вам скажут, с какого дня начнутся занятия с курсантами. Все, оба свободны…
Супруги Судоплатовы занимали двухместное купе, и в дороге, зная, что здесь их никто не прослушивает, Эмма поделилась с мужем своим беспокойством, связанным с трагическими событиями, которые произошли за время отсутствия Павла в России.
– Пока тебя не было, Ежов провел жуткую чистку. Из-за своей некомпетентности, а более подозрительности, арестован практически весь руководящий состав НКВД. Неделю назад он взялся за Иностранный отдел. Уже арестованы наши с тобой знакомые Каминский, Быстролетов и Горожанин, в чьей преданности никто из нас не сомневался.
– Думаю, что после нашей встречи с Берией, вдобавок и Пассов на меня всех собак навешает… – поделился своими соображениями с женой и Павел. – Но меня больше волнует то, что творится на Украине. Не могу заставить себя поверить, что, к примеру, наш хороший знакомый Хатаевич, ставший уже секретарем ЦК компартии Украины, – все это время был врагом народа. Или товарищ Косиор, арестованный в Москве…
– Я слушала, что Хатаевич во время массового голода дал согласие на продажу муки из неприкосновенного запаса на случай войны, – ответила Эмма.
– Если бы он тогда не накормил свой народ, то кто бы в случае войны защищал ту же Украину, кто работал бы на ее заводах? Политика партии, а в особенности НКВД, должна быть более гибкой и здравой.
– Я с тобой полностью согласна, но пока Пассов твой начальник, не воюй с ним, пожалуйста, а помогай ему.
– Сегодня, когда я утром заходил в бухгалтерию, то нечаянно услышал о том, что вчера днем, катаясь в прогулочной лодке по Москве-реке, застрелился личный секретарь Ежова.
– Странно, почему это нужно было делать, именно находясь в лодке? – задалась вопросом Эмма.
– Прекрасная, хорошо со всех сторон просматриваемая мишень… Да и отпуск, который мне дал Берия, и последующее чтение лекций в школе НКВД, как я понимаю, не случайны, он меня не просто убрал с глаз Пассова, но и сделал на какое-то время недосягаемым для него.
В последнее утро своего краткосрочного отпуска в Одессе Павел и Эмма еще раз сходили на побережье. Судоплатов искупался, и они, по дороге в санаторий, вспоминали свою первую встречу в этом городе…
Дежурный врач закончила прослушивать пациента, убрала стетоскоп и присела к столу, чтобы сделать необходимые записи по обследованию курортника Судоплатова.
– Вот и закончился ваш кратковременный отпуск, товарищ капитан. Жалобы на что-нибудь есть? – спросила она.
– Нет! – ответил Павел.
– Вот и славно. Павел Анатольевич, что я могу вам сказать на прощание, побольше бы таких пациентов. Здоровье у вас отменное. Вижу, что даже поправились у нас на три килограмма. А вот то, что касается вашей жены. Она конечно же хорохорится, но сердечко у нее пошаливает. Что могли, для нее мы сделали. Но и вы, в Москве, постарайтесь присматривать за ней.
– Обещаю не волновать…
– Вот и отлично. Будет время и желание, приезжайте к нам еще…
«Начальник Иностранного отдела Зельман Пассов и его заместитель Шпигельглас были арестованы осенью 1938 года, когда Судоплатов читал лекции курсантам школы НКВД. Новым начальником Иностранного отдела стал Владимир Деканозов, который по личной инициативе начал выяснять, как в отделе разоблачаются изменники и сомнительные типы, затесавшиеся в рядах органов безопасности».
Когда Судоплатов после прочтения курса лекций вернулся в свой отдел, то увидел объявление о том, что 23 ноября 1938 года на заседании парткома 5-го отдела ГУГБ НКВД будет слушать его персональное дело.
В тот день в кабинете Деканозова собрались ветераны НКВД, которым было что сказать коммунисту Судоплатову, и теперь они поочередно и под протокол рассказывали о его связях с уже разоблаченными врагами народа. Однако обо всем этом по порядку.
– Товарищи, в адрес нашего парткома поступила информация о том, что коммунист Судоплатов, используя служебное положение, привозит из-за границы вещи для себя и своей супруги под видом оперативной необходимости, – начал секретарь парткома Леоненко. – Где это видано, чтобы капитан госбезопасности мог позволить себе заказать в Париже три модных костюма, пальто и несколько рубашек с галстуками? Все эти вещи наш коллега Агаянц, по его требованию, отсылал в Москву дипломатической почтой… Не исключаю и того, что эти костюмы он привозил и своим непосредственным начальникам.
– Товарищ Судоплатов, что вы можете сказать по этому поводу? – спрашивал уже председательствующий на собрании начальник отдела Деканозов.
– Я не могу раскрывать цели операции, которая разрабатывается нашим отделом, но костюмы и все остальное было необходимо для нелегальной работы наших агентов за рубежом и закуплено на деньги, выданные мне для этих целей перед поездкой за границу лично товарищем Шпигельгласом. Я тогда даже предположить не мог, что он был врагом народа.
– Понятно, я не я и хата не моя… – прокомментировал ответ чекиста Деканозов. – Слово для выступления предоставляется… – и далее, заглядывая в заранее напечатанную бумажку, – лейтенанту Прохорову.
– Из бесед с отдельными товарищами по нашему отделу о коммунисте Судоплатове складывается впечатление, как о холуе, который пользуется исключительными привилегиями от своих взаимоотношений с бывшими руководителями отдела. В частности, с врагом народа Слуцким. А на партийных собраниях он ни разу не выступил с разоблачениями врагов народа, не высказал своего партийного мнения… – добавил под протокол сотрудник НКВД Благутин, которого Судоплатов в глаза никогда не видел.
– Коммунист Судоплатов, что вы можете сказать в свое оправдание? – вновь обратился к нему новый начальник иностранного отдела.
– Если бы коммунист Прохоров, как настоящий чекист, не поленился бы и сверил даты заседаний парткома нашего отдела с теми днями, когда я находился в служебных командировках, когда в нас и стреляли, и у меня на руках гибли мои боевые товарищи, то не высказывался бы таким неуважительным тоном. Я боевой офицер, в отличие от некоторых членов партии нашего отдела, которые годами здесь только штаны протирают и бумажки с места на место перекладывают.