– Успокойтесь, капитан Судоплатов, нам известно, что партия и правительство высоко оценили вашу работу. А коммунисту Прохорову действительно следует более тщательнее готовиться к своему выступлению. Есть еще желающие выступить?
– Есть, у меня есть мнение, – начал свое выступление чекист Гукасов. – Пусть скажет, где мой боевой товарищ и хороший офицер Андрей Жабин, которого по навету Судоплатова арестовали.
– Запросите в архиве дело Жабина и прочитайте, кому и в чем он признавался, – начал свой ответ Судоплатов. – Странно, что вы сами не сумели разглядеть в своем, как вы говорите, хорошем товарище махрового предателя, на совести которого кровь наших товарищей.
Поднялась рука одного их сотрудников, сидящего на собрании.
– Нагибин, если я не ошибаюсь? Мы вас внимательно слушаем… – продолжал вести собрание начальник отдела.
– Судоплатову я не доверял и сейчас не доверяю, – начал Нагибин. – И вот почему. Он считает себя выше всех, героем, а всех нас пешками… Это видно и по его выступлению. Нет бы признать свою вину, попросить помощи товарищей по партии. Таким его воспитала та самая банда, которая руководила этим отделом до вас, товарищ Деканозов…
– Общее настроение коммунистов отдела мне понятно, – сказал Деканозов, вставая. – Товарищи, какие будут предложения?
– Предлагаю, – продолжил все тот же Нагибин, – за притупление большевистской бдительности и использование служебного положения в личных целях Судоплатова П. А. из рядов ВКП(б) исключить.
– Есть другие предложения? Нет! Тогда голосуем… – начал опрос Деканозов. – Товарищи, кто за то, чтобы за притупление большевистской бдительности и использование служебного положения в личных целях Судоплатова Павла Анатольевича исключить из рядов Всесоюзной Коммунистической партии большевиков? Единогласно? Нет?
Руку поднял заместитель Деканозова – Фитин.
– Позвольте мне объяснить причину того, что я воздержался, – поднявшись, начал объяснять свое решение Фитин. – Я поставлен на эту должность всего два дня назад и совершенно не знаю капитана Судоплатова, что дает мне моральное право воздержаться. И потом, товарищи коммунисты, не следует называть врагом народа коммуниста Абрама Ароновича Слуцкого, который был похоронен в начале 1938 года со всеми полагающимися почестями и работу под руководством которого вы сегодня вменяете коммунисту Судоплатову…
Часть четвертаяЛиквидация «Старика»
Перед Судоплатовым неожиданно нависла явная угроза того, что после решения партбюро обязательно всплывет еще какой-нибудь компромат, который уже где-то лежит, дожидаясь своего часа. И конечно, этим же вечером он подробно пересказал Эмме, как шло то собрание.
– Единственный человек, который воздержался против моего исключения из партии, был наш новый заместитель начальника Иностранного отдела Павел Фитин, пришедший в высшую школу НКВД по партнабору.
– Но ведь еще не все потеряно. Насколько я знаю, решение вашего партбюро еще должно утверждаться общим партийным собранием Разведслужбы, на какой день оно назначено?
– На начало 1939 года, – ответил Павел.
– Значит, у нас есть еще время.
– На что? Если только обратиться в Комиссию партконтроля Центрального Комитета с просьбой помочь разобраться в моем деле.
– В комиссию партконтроля обращаются, когда решение уже принято. Павел, ты все еще живешь иллюзиями, что в отношении к члену партии несправедливость априори не может быть допущена. Тогда вспомни про аресты наших товарищей? Нет, если писать письмо, то только на имя товарища Сталина, чье личное задание ты с честью выполнил. Он человек мудрый и сумеет поставить на место твоих завистников.
– Давай не будем торопиться, время само все расставит по своим местам. Иначе, чем мы будем лучше этих, как ты говоришь, завистников…
Эмма Карловна встала, подошла и крепко прижала к своей груди мужа.
Утро встретило спускавшегося со второго этажа Кирилла запахом яичницы. Он в одно мгновение сделал было шаг в сторону кухни, но был остановлен голосом генерала.
– Могу принять во внимание, что вы, сударь, по утрам не молитесь, но уж утреннюю зарядку будущему офицеру пропускать негоже, – произнес генерал и скомандовал: – Марш за мной на улицу.
Начавшаяся легкая разминка снова закончилась игрой в снежки.
И уже после того, как они привели себя в порядок, приступили к трапезе.
– Какие планы у вас на сегодня? – отпив глоток чая с лимоном, поинтересовался генерал у Кирилла.
– У меня библиотечный день, так что могу целиком провести его рядом с вами, если еще не надоел, конечно, – ответил Карпицкий улыбаясь.
– Добро! – ответил генерал, который уже понимал, что он нужен и может помочь этому курсанту, а осознание своей востребованности для людей его возраста – это сродни глотку чистого воздуха. – Тогда после того, как приберешь со стола, милости прошу в мой кабинет.
После чего Судоплатов поднялся и ушел, а Кирилл стал прибирать стол и мыть чашки.
Когда курсант вошел в кабинет, у генерала в руках вновь был его блокнот.
– Присаживайтесь к столу, коллега! Сегодня мы начнем с вами говорить про время, точнее, про целую эпоху, когда во главе НКВД появился такой человек, как Лаврентий Павлович Берия. Я познакомился с новым начальником Главного управления государственной безопасности НКВД и первым заместителем Ежова сразу же после своего возвращения из Парижа.
– Извините, Павел Анатольевич, что прерываю, а какой пост занимал Берия до этого назначения?
– Я слышал, что он возглавлял ГПУ Грузии в 20-х годах, потом стал членом ЦК Коммунистической партии Грузии, а каких-либо иных деталей не знаю, да и не интересовался. Так вот, что для тебя лично, как будущего чекиста, важно следующее. Если ты бы встретил его на улице, то ни за что бы ни подумал, что этот внешне простой человек в пенсне возглавляет такое властное учреждение, как НКВД. Сейчас-то я уже понимаю, что этот образ был создан им сознательно. Спросишь почему? Люди при встрече, как правило, не фиксируют свое внимание на столь ординарной внешности, что давало ему возможность просто стоять, например, в очередях и слушать все то, что они говорят, при этом оставаясь незаметным. Или, например, без опаски посещать явочные квартиры для встреч с агентами. И еще, как только Берия стал заместителем Ежова, то сразу переключил на себя связи с нашей наиболее ценной агентурой, ранее находившейся лишь в контакте с руководителем отдела или управления НКВД, которые к этому времени уже все подверглись арестам. И, как я теперь понимаю, он сделал это потому, что Ежов ввел в штатное расписание НКВД специально созданную следственную часть.
– То есть вывел этих агентов на себя лично? Но ведь следственная часть и сейчас существует, что в ней такого? – произнес Кирилл.
– Объясняю. Оперативный работник при Дзержинском и впоследствии при Менжинском, работая агентом или осведомителем, должен был сам вести следствие и последующие допросы, а также готовить заключительный обвинительный приговор. Так вот, эти самые следственные части при Ежове уже, не вникая в суть той или иной операции, мягко говоря, просто выбивали у арестованных необходимые им показания, часто не имевшие ничего общего с реальной картиной преступления. И если следователю еще можно было доказать свою невиновность, то этим архаровцам нужны были только чистосердечные признания, а вместе с ними ордена и очередные звания. Поэтому самым опасным в те годы стало попасть под арест. И когда в декабре 1938 года уже Берия был назначен наркомом внутренних дел, то мы все надеялись, что ввиду его профессионализма эти перегибы будут выправляться. Но уже не все оказалось возможным.
– Действительно, грустная картина, – согласился Кирилл. – А какое первое задание вы лично получили от Берии?
– Это было в самом начале 1939 года и связано с испанским золотом. Хотя сама эта история началась тремя годами ранее, когда испанские республиканцы согласились сдать на хранение в Москву свой золотой запас общей стоимостью более полумиллиарда долларов. Кроме того, большие ценности были вывезены из Парижа пароходом. И вот знакомый тебе уже Агаянц посылает в Москву телеграмму, в которой сообщает, что якобы часть этих запасов разбазарена республиканским правительством при участии руководства агентуры НКВД в Испании.
– Не соскучишься…
– Когда о телеграмме сообщили Сталину и Молотову, то Берии приказали провести проверку полученной информации. И тогда Лаврентий Павлович дал мне личное задание ознакомиться со всеми документами о передаче испанских ценностей в Гохран СССР. Но вначале я должен был встретиться с Эйтингоном, который был нашим резидентом в Испании и отвечал за отправку этого золота в Москву.
– Вы о нем еще ни разу не упоминали, – заметил курсант.
– Действительно… Вот бы у кого вам всем поучиться. Тогда сначала два слова о нем. Наум Исаакович родился в Белоруссии, недалеко от Гомеля, откуда была родом Эмма, и, работая секретарем-машинисткой у Хатаевича, который был тогда секретарем гомельской губернской организации большевиков, она там с ним познакомилась. Уже позже они нечаянно встретились в коридорах НКВД. Оказывается, молодого чекиста Эйтингона заметил Феликс Дзержинский и послал руководить ЧК в Башкирии, где он успешно подавил бандитизм, правда, в бою был ранен в ногу. В 1921 году его направили учиться в военную академию, а после окончания направили на работу в Иностранный отдел ОГПУ. А так как он имел не только еврейские корни, но и европейскую родню это давало ему легальное прикрытие для оперативной работы в Западной Европе. Перечислять его последующие подвиги в Китае не стану, времени не хватит. Лично я с ним встретился в 1933 году, когда был еще инспектором в отделе кадров. А уже позже нас сблизила Эмма и он стал часто бывать в нашей квартире.