Генерал и курсант, несмотря на то что уже была глубокая ночь, все еще сидели на кухне. Кирилл колол орехи и подсовывал ядрышки генералу.
– Что-то я не понял этого прикола по поводу вашего представления к награде, – произнес Кирилл. – Почему Меркулов его разорвал? Вы же заслужили этот орден, да и назначение…
– В тот момент мне и самому было больно, если честно. Но очень скоро я понял, что если бы Ежов, еще в бытность наркомом, подписал приказ о моем назначении, то я автоматически, вслед за Пассовым и Шпигельгласом, был бы арестован уже как руководящий оперативный работник аппарата НКВД, которому было выражено политическое недоверие…
– А ведь верно. Я все-таки прав, когда говорил, что кто-то на небесах вас прикрывает… – произнес Кирилл, уже улыбаясь.
– Давай на сегодня закончим с воспоминаниями и будем готовиться ко сну…
Вскоре в доме генерала Судоплатова погас свет.
То, что в доме погас свет, увидели и сотрудники ФСБ, продолжавшие осуществлять прослушивание.
– Ты представляешь, какая тогда хренотень творилась в этом НКВД, – начал старший сотрудник технической службы, – одно лишь слово в ЦК о политическом недоверии и несколько десятков опытных работников мгновенно объявляются врагами народа. Думаю, что и сейчас ничего не изменилось. Я тут подумал, не дай бог, конечно, что этот генерал что-то там ляпнет сверхсекретное, а мы этому вроде как свидетелями станем… Нас же просто зароют в этом же лесу.
– И что ты предлагаешь делать? – уже с долей волнения спросил молодой напарник.
– Думать, как задание выполнить и самим не подставиться… А теперь спать. Утро вечера мудренее…
Когда утром Павел Анатольевич вышел из своей спальни, то сначала увидел чад, который стелился по гостиной.
– Доброе утро, товарищ генерал, – раздался голос курсанта. – Хотел вас с утра блинчиками порадовать…
– Само желание похвально и если тесто еще осталось, то положение поправимое. Открывай дверь на террасу, пусть все выветрится, и дай мне несколько минут привести себя в порядок, после чего я тебе помогу…
Генерал прошел в ванную, а Кирилл стал открывать дверь на террасу.
Когда старший группы прослушивания открыл глаза, то не обнаружил в машине своего напарника и его вещей.
Теперь уже генерал сам стоял у плиты, а пышные оладушки стопкой лежали на тарелке.
– Забирай первую партию и поторапливайся, если тебе сегодня в академию, – сказал Судоплатов, заливая в сковороду очередную порцию теста.
– Я не пойду…
– Что так?
– Я уже позвонил куратору, сказал, что машинистка не успела напечатать мою работу. Так что у меня еще целых три дня свободных…
– Предположим, а что с дипломом на самом деле?
– Печатается…
– Конспиратор… Ладно, приятного аппетита, – сказал генерал и пошел в свой кабинет.
К одиноко стоявшему «Москвичу» подъехала черная «Волга». Из нее вышли четыре человека, включая и молодого напарника из группы прослушки. Тот, кто был среди них старшим, пошел к «Москвичу».
В это время генерал из своего кабинета с помощью небольшого телескопа, что был установлен на треноге у окна, внимательно наблюдал за тем, что происходило за забором его участка.
Один из офицеров постучал в окно дверцы водителя, а когда оно открылось, сказал:
– Товарищ старший лейтенант, пересядь, пожалуйста, в нашу машину… И без глупостей.
– Сколько раз мне бабушка говорила, рот не открывать на своей работе. Не послушался, и вот результат… – сказал в ответ офицер, осуществляющий прослушку дачи Судоплатова, вылезая из «Москвича».
Когда «Волга» уехала, то двое оставшихся заняли места в «Москвиче». И теперь старшим группы стал тот, кто был младшим в предыдущей. Вот что значит успевать настучать первым, но наш рассказ не о нем.
Когда Кирилл вошел в кабинет, то увидел генерала, который стоял у окна и глядел в окуляр небольшой, установленной на треноге подзорной трубы.
– Что-то случилось? – поинтересовался Кирилл.
– Скорее всего. Только что одного из прослушки забрали люди из конторы. А теперь по делу. Ты какие-то детали наших бесед уже внес в свой диплом? – спросил Кирилла Судоплатов.
– Нет, я разве похож на дурака?
– Да нет вроде! – ответил ему генерал.
– Просто я подумал, что незачем бисер метать… Эти вставки вызовут лишь бурю негодования моих педагогов и ваших заклятых оппонентов. Я так понимаю, что ваши воспоминания предназначены исключительно для моего цепкого ума.
– Сообразительный… Тогда продолжим. За те три недели, что я успел побывать в качестве исполняющего обязанности начальника отдела, я смог более подробно понять структуру нашего отдела и порядок организации проведения разведывательных операций за рубежом. Задача заключалась в том, чтобы собирать для Центра разведданные, добытые как легальным путем, то есть через сотрудников, имеющих дипломатическое прикрытие или работающих в торговых представительствах за рубежом, так и по нелегальным каналам. Особой нашей задачей было в те годы выявление сведений о правительствах и частных корпорациях, финансирующих подрывную деятельность отдельных лиц и организаций в странах Европы и Китая, направленную против Советского Союза.
– А как же Соединенные Штаты Америки?
– Формально они соблюдали нейтралитет, к тому же в те годы нам больше беспокойства доставляла Германия с пришедшим к власти Адольфом Гитлером. И именно в ней было сосредоточено наибольшее число нелегалов из нашей резервной сети. Кроме того, была еще одна, Особая группа, которая выполняла важные для нас операции, среди которых были диверсии и ликвидация ярых противников СССР за рубежом. В то время она называлась «Группой Яши», потому что ее много лет возглавлял Яков Серебрянский. Именно его люди организовали похищение в Париже белогвардейского генерала Кутепова. Они же занимались тайной поставкой новейших самолетов из Франции в республиканскую Испанию. А в нашей стране, например, они занимались поиском и ликвидацией тех чинов, которые организовывали еврейские погромы в Украине и в Белоруссии. Серебрянский был арестован вместе с Пассовым и Шпигельгласом, но, слава богу, не расстрелян. Берия его каким-то образом сохранил. Уже позже, когда началась война с Германией, он согласился со мной и приказал освободить Серебрянского, поручив заниматься вербовкой агентуры с целью ее глубокому оседания в странах Западной Европы и США, что он прекрасно и делал.
– Павел Анатольевич, у меня, например, в голове не укладываются масштабы чисток Ежова. Они ведь прокатились по всей стране. Как же вообще такое возможно? – произнес Кирилл.
– Чтобы понять природу такого явления, как ежовщина, – начал свой ответ Судоплатов, – необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические компании в условиях диктатуры, хотим мы того или нет, приобретают колоссальные масштабы. И Сталин, в чем я твердо убежден, виноват не только в преступлениях, которые совершались по его личному указанию, а их, кстати, не так уж и много, а более в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать всех тех, кто оказался на местах, скажем так, неугоден партийному начальству на всех уровнях власти. Руководители партии и НКВД получили тогда возможность решать даже самые заурядные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем прямой ликвидации своих оппонентов. Поэтому нечему удивляться масштабам тех чисток. Кстати, я вчера подобрал тебе фотографии тех, с кем работал. Вот снимки Менжинского, Слуцкого, Эйтингона и Серебрянского… Посмотри, – сказал генерал и передал Павлу конверт с фотографиями.
И пока курсант рассматривал фотографии, генерал подошел к окну и снова заглянул в окуляр своей подзорной трубы. Ему был хорошо виден «Москвич», с которого, как он понимал, продолжалось прослушивание его дома. И он переключил тумблер, чтобы дать возможность «прослушке» их послушать и успокоиться.
– Есть сигнал, – докладывал новичок своему старшему группы.
– Заноси данные о начале записи в тетрадь, а я пока позавтракаю, – сказал он и, довольный собою, достал из сумки термос и приготовленные кем-то бутерброды.
В это время курсант уже закончил просмотр фотографий и вкладывал их обратно в конверт.
– Хорошие лица… – сказал Кирилл, возвращая генералу снимки.
– Хорошие люди… Таких уже почти не осталось. Итак, на чем мы с тобою остановились. Вспомнил… Надо мною, как дамоклов меч, все еще висело возможное исключение из партии. Я каждый день, приходя на работу, с тревогой ждал своего ареста. И вот в один из дней Берия, ничего мне не сказав, снова повез меня в Кремль. Помню, как мы шли по длинному и безлюдному коридору, устланному красным ковром, как уже не Ежова, а Берию приветствовали офицеры охраны. А в приемной Сталина находилось несколько человек, застывших в ожидании. Поскребышев сказал, что товарищ Сталин нас ждет, и то, что мы можем войти…
Когда Берия вместе с Судоплатовым вошли в кабинет, Сталин вышел из-за стола, и они обменялись рукопожатиями.
– Присаживайтесь, товарищи! Я уже давно убедился, что в ногах правды нет. Итак, Лаврентий Павлович, что у нас с выполнением постановления ЦК о чистке в аппарате НКВД?