Судоплатов бросил взгляд на свою гостиную, а затем прошел к камину и опустился в любимое кресло.
– Позволите ли открыть вино, – спросил Кирилл, держа в руках запылившуюся бутылку, которую он сам отобрал в подвале Судоплатова.
– Позволяю! Хотя вы еще изрядный шалопай, но нюх на хорошее вино имеете.
Кириллу удалось откупорить бутылку и он аккуратно налил немного вина в бокал, который передал генералу.
– Да, можно наливать, – сказал Павел Анатольевич после того, как пригубил вино. – Вы, коллега, сами того не зная, достали вино, которое Эйтингон привез мне из Испании после завершения нашей операции. Выходит, что пришло время поведать вам, как осуществлялся наш подход к Троцкому. Скажем так, то, что можно об этом прочесть, я повторять не стану. Как я уже сказал, Эйтингону удалось сделать так, чтобы среди людей, которые приехали делать ремонт в особняке Троцкого, были его люди. И вот через некоторое время Троцкий узнает, что оплату ремонта взял на себя некий молодой канадский бизнесмен и давний знакомый его секретарши – Фрэнк Джексон. Далее больше, оказывается, что у них с Сильвией Агелоф давний любовный роман. Правда, через какое-то время Троцкий признавался жене, что недоумевает о том, что нашел столь симпатичный молодой мужчина в его секретарше.
– Я недавно читал, что старик Троцкий всячески пресекал любые разговоры об их возможной помолвке.
– Если это действительно так, коллега, то ответьте мне на простой вопрос, как можно ревновать к той, которая и так боготворила Троцкого, а значит, что и была ему доступна. Официальный брак секретарши мог бы помочь Троцкому лишь скрывать их порочную связь от жены, которая об этом давно знала…
– Предположим, но тогда кого же ревновал Троцкий?
– Эйтингон как-то пересказал мне об одном любопытном диалоге, который услышал его сотрудник, делающий ремонт в особняке.
Был жаркий день, и у бассейна с прохладной водой собрались почти все жители особняка. Был здесь и жених Сильвии – Фрэнк Джексон, чью роль вынужден был играть Рамон Меркадер.
Когда Троцкий, впервые увидев его без одежды, да еще и выходящим из воды, то буквально замер.
– Лев, ты меня совсем не слушаешь, – окликнула его жена. – И куда ты все время пялишься? Точнее, на кого?
– На Рамона. – Троцкий решил упредить подозрения жены. – Смотрю и думаю, какие у них будут красивые дети…
– Дожил до седых волос, а как был кобелем, так им и остался… Пошли в дом, – сказала Наталья Седова и первая поднялась с плетеного кресла-качалки, а зачарованный Лев Давыдович еще какое-то время не спускал глаз с этого ладно слепленного обнаженного мужского тела.
После этих слов Кирилл поднялся, налил немного вина в свой бокал и выпил.
– Живу и не перестаю удивляться этим революционерам, каждый раз узнавая о них что-то новое. То они обобществляли женщин ради дела революции, то сами революционерки предаются лесбийской любви, теперь уже поговаривают, что и Лев Давыдович в шалаше не только письма товарища Ленина записывал под диктовку. Зато мне теперь понятно, почему Троцкий подпустил к себе так близко этого молодого и красивого испанца…
– Вот именно, молодого и красивого, внешне очень похожего, как я уже говорил, на восходящую звезду французского кино Алена Делона. Именно на этом влечении, как ты теперь понимаешь, мы и строили свою рискованную операцию. И когда мы поняли, что Троцкий заглотил нашу наживку, стали ждать удобного момента.
По тому, что на столе оставались лишь вазы с фруктами, можно было понять, что обед уже закончился. За столом продолжали сидеть в ожидании известий из Мексики Берия и Судоплатов, а Сталин стоял у окна и, глядя на улицу, курил трубку.
– Товарищ Сталин, разрешите доложить, – начал вошедший Поскребышев.
– Докладывайте, – сказал Сталин, не оборачиваясь.
– Только что по каналам ТАСС получено сообщение, что в больнице после тяжелого ранения, не приходя в сознание, умер Лев Давыдович Троцкий…
Сталин медленно обернулся.
– Спасибо вам, капитан Судоплатов… Мы не ошиблись в вас. Лаврентий, ты какое вино любишь? А впрочем, – уже обращаясь к Поскребышеву, – попросите, чтобы сюда принесли самого лучшего вина… И пусть сделают закуску на стол. Не станем умолять роли Троцкого в деле совершения Октябрьской революции и помянем Льва Давыдовича по русскому обычаю, хотя как человек он был… – Но не договорил, вяло махнул рукой и медленно пошел к столу. При этом Сталин шел уже как победитель.
Кирилл внимательно слушал воспоминания генерала и периодически задавал уточняющие вопросы:
– Предположим, что с Троцким мне все понятно, но действительно ли Сильвия была влюблена в Рамона?
– Конечно нет. Она была фанатично преданной Троцкому. И опережая твой новый вопрос, скажу: молодость Рамона, а главное, дорогие подарки, которыми он ее забросал, сделали свое дело. Ведь Троцкий был очень прижимистым и платил ей скудные гроши, получая за это и секретаршу, и любовницу.
– Скажем так, Рамон купил ее внимание.
– Да! И никакой любви между ними, за исключением если только неколкьих поцелуев, не было. Доказательством тому служат хотя бы ее проклятия в адрес убийцы Троцкого, которые она выкрикивала в зале суда Рамону. Когда молодая женщина действительно влюблена, она никогда бы так не кричала… А то, что было дальше, ты, очевидно, уже знаешь сам.
На столе в кабинете Иосифа Виссарионовича лежали газеты с общениями об убийстве Троцкого, и теперь он внимательно слушал то, что ему докладывал лично Берия.
– Нам известно, что его жестоко пытают, хотя он не отходит от согласованной с нами версии о том, что его действия вызваны чисто личными мотивами. В случае неожиданного раскрытия настоящего имени нашего агента, он в свою защиту расскажет о том, что Троцкий уговаривал, а точнее, принуждал его финансировать террористическую группу, ставившую своей целью убийство товарища Сталина и… других советских руководителей.
– Даже так? Хорошо, только я думаю, что про других советских руководителей будет лишним… И вот еще что. Не жалейте средств для защиты этого смелого юноши. Наймите лучших американских адвокатов. Эти пройдохи за большие деньги докажут, что все белое – черное, а все черное – белое.
– Будет сделано, товарищ Сталин.
Генерал и курсант смотрели, как догорает огонь, возожженный ими в камине, и на то, как он отражается в стекле бокалов с вином из лучшего винограда юга Испании.
– Истинную личность Рамона Меркадера спецслужбам Испании удалось установить лишь в 1946 году. И вина в этом частично лежит на его матери Каридад. Будучи во время войны в Ташкенте, она рассказала своему знакомому по партии о том, что Троцкого убил ее сын Рамон, а тот после войны, неожиданно для всех, сбежал на Запад.
– Вы с ним лично встречались после его освобождения?
– Да… Но сначала в Москве в 1960 году от председателя КГБ Шелепина он получил звезду Героя Советского Союза. И вот тогда Рамон – этот испанский романтик – стал везде поднимать вопрос о моем с Эйтингоном освобождении из тюрьмы. Знаю точно, что он дошел со своим прошением до старейшего члена Политбюро Суслова.
Суслов какое-то время делал вид, что погружен в работу. Потом какое-то время смотрел на стоящего перед ним человека с Золотой Звездой Героя на груди.
– Товарищ Меркадер, что, собственно, вы о себе возомнили? – выговаривал Суслов, чеканя слова и явно с раздражением. – Не суйте свой нос не в свои дела. И запомните: не нужно больше никуда ходить. Мы уже решили для себя судьбу Судоплатова и Эйтингона раз и навсегда. Свободны…
Он нажал кнопку звонка, и на пороге показалась фигура его помощника.
– Передайте в общий отдел, что с этого момента для сотрудников ЦК и партийного аппарата товарищ Меркадер является фигурой нон грата.
Продолжение этого диалога между Судоплатовым и курсантом Карпицким шло уже на крыльце. В небе была полная луна и было светло, как это бывает в белые ночи.
– Жизнь показала, что подозрительность и даже ненависть Сталина к политическим перерожденцам и соперникам в борьбе за власть, включая Хрущева и Суслова, имели под собой реальную почву. Решающий удар по КПСС и последующий развал Советского Союза в 90-х годах был нанесен именно группой бывших руководителей партии. И вот еще что грустно. Когда нас с Эйтингоном наконец-то выпустили из тюрем, мы встретились с Рамоном и решили отметить это событие в ресторане Дома литераторов. Я, правда, был против посещения этого ресторана, где собирались наши писатели и поэты.
– Почему?
– Не знаю, как сейчас, но тогда там каждый столик был оборудован прослушивающим устройством и КГБ записывало все разговоры. Наиболее острые и, как тогда говорилось, антисоветские заносились в особую папку. Тех, кто эти речи произносил, вскоре вызывали в КГБ и предлагали сидеть за антисоветскую пропаганду или стучать на своих собратьев по перу. Почти все выбирали последнее. Но в самом ресторане нас поразило совсем другое…
Ресторан был заполнен. Громко играл оркестр, люди ели и пили водку, отовсюду раздавались громкие возгласы, визгливый смех женщин, у эстрады уже изрядно выпившие люди танцевали невесть что…
Судоплатов, Эйтингон и Рамон Меркадер со звездой Героя Советского Союза на груди стояли в поисках свободного столика. Не дождавшись метрдотеля, они присели за свободный стол с табличкой «Заказано» и невольно оказались как бы на островке, вокруг которого все пили и веселились.