– Да, я вчера созванивался с генералом Новиковым. Он подтвердил наличие черепно-мозговой травмы и большое число иных повреждений. И сам был удивлен тому, что капитан Адамович в таком состоянии смог доехать до Москвы.
– Что он там забыл, в этом вокзальном сортире? Болваны, молокососы безответственные, компрометирующие НКВД в глазах партийного руководства… Хрущев уже Сталину два раза звонил… Что вы молчите?
– Лаврентий Павлович, у меня самого голова раскалывается…
– Ступайте к врачу, дальше мы сами…
– Даже представить страшно. Не случись этой подсказки Эммы Карловны, вас самого бы пропустили через жернова НКВД.
– Ты прав! Зато на следующий день посыльный принес мне домой лимоны…
– Неужели Берия?
– Нет, от самого хозяина, полученные им из Грузии. Проведенное расследование все подтвердило, а Фишер к тому же нашел в баке с вокзальным мусором брошенные нападавшими фотографии наших агентов. Таким образом версия Хрущева, что сотрудники абвера пытались похитить Адамовича, не подтвердилась. Но из НКВД его уволили. А то, что касается лично меня, то мой конфликт с Серовым и Хрущевым на этом не закончился. Правда, неожиданно Берия вновь стал ко мне лоялен. Он вызвал меня к себе и предложил сопровождать его на футбольный матч. Играть должны были «Спартак» и команда НКВД «Динамо».
Несколько машин уже стояло у стадиона. Когда Берия вышел из своей машины, его сразу же окружило несколько высокопоставленных офицеров. Лаврентий Павлович нашел взглядом стоявшего чуть в стороне Судоплатова и сделал ему знак подойти поближе. Далее они шли уже рядом, что вызвало пересуды сопровождающих Лаврентия Павловича офицеров, более старших по чину и занимаемым должностям. Одним из них был Серов.
В ложе уже находился Маленков – начальник отдела кадров ЦК. Судоплатов знал, что Берия арестовывал Ежова именно в его кабинете.
– Знакомься, Георгий Максимилианович, – начал Берия, представляя ему своего чекиста. – Капитан Судоплатов.
– Наслышан, – сказал Маленков, протягивая руку офицеру. – Спасибо вам за удачно проведенную операцию в Испании. За кого будете сегодня болеть? А впрочем, чего я спрашиваю… За наше «Динамо». Располагайтесь, если что-то нужно, не стесняйтесь, в соседней комнате стол, ни в чем себе там не отказывайте…
– Спасибо, Георгий Максимилианович…
– Павел Анатольевич, отойдем к столу… – сказал Берия, увлекая Судоплатова в соседную комнату. – Серов сегодня весь день хотел к хозяину попасть. Ко мне даже не зашел… Значит, опять по твою душу приехал…
– Да я вроде с ними не пересекался…
– Я тебя завтра, от греха подальше, отправлю в Латвию. Наш резидент в Риге сообщил о резких расхождениях внутри правительства этой страны. Прежде всего между президентом Ульманисом и военным министром Болодисом. Свою игру ведет и министр иностранных дел Вильгельм Мунтерс, который стал слишком часто встречаться с Риббентропом. А недавно неожиданно обязал ведущие латвийские газеты опубликовать фотографию Молотова в честь его 50-летия. С чего бы это? Или это знак для нас? Может быть, хочет выйти на контакт с Молотовым? Вот с ним вам и придется поработать уже как дипломатическому работнику и специальному советнику Молотова. Там сейчас работает Меркулов. Его основная цель – комплексная операция по захвату контроля над правительством Латвии. Точнее, нужно постараться продвинуть людей, близких к компартии. Подробности и документы получишь завтра утром. Действовать нужно срочно. Полетишь на скоростном бомбардировщике. Там тебя встретят. И не стой, как зачарованный принц… Поешь что-нибудь…
По телевизору шел праздничный концерт, но звук был приглушен, так как Кирилла больше интересовали воспоминания Судоплатова.
– Уже через день я нанес тайный визит Мунтерсу, выразив пожелание советского правительства как можно скорее произвести необходимые перестановки в составе Кабинета министров республики и намекнул, что он, Мунтерс, смог бы возглавить новое коалиционное правительство. А далее известно из учебников по истории: президент Ульминас вынужден был уйти со своего поста, наши войска оккупировали Латвию и экс-президента арестовали.
Называя нас сегодня оккупантами, латыши забыли, как в XIII веке немецкие крестоносцы захватили все земли пруссов, как они пришли за землями племен балтов и заняли их. Но вернемся к нашим событиям. Немцам тогда было не до Латвии. Их войска были заняты на Западе. Латыши не могут понять одной простой истины: их судьбу совместно, повторяю, совместно сначала определяли дипломаты Польши и России, а сейчас дипломаты Кремля и Берлина. То есть, немцы их просто в очередной раз сдали, а наш интерес заключался в создании у границы Советского Союза буферной зоны. Заметь и то, что пока Латвия не стала искать себе союзника в лице Германии, она нас не интересовала. Это как и с Финляндией. Пока она не заключила союз с Германией, она не представляла для нас угрозы. А вот когда она вошла в союз, то тут ситуация уже менялась. Ведь не секрет, что от финской границы до Ленинграда, в котором много военных предприятий, было чуть менее 40 километров. И такой подарок вермахту, в случае войны, мы сделать уже просто не имели права. И нам пришлось ввести свои войска в Финляндию, чтобы, к сожалению не без потерь, отодвинуть границу как можно дальше от нашей Северной столицы. Вслед за Латвией Германия отказалась от своих интересов в ряде областей Литвы в обмен на семь с половиной миллионов американских долларов золотом. Я, по правде сказать, тогда не знал о существовании протоколов с соглашениями, предписанными немцами по территориальным вопросам в Прибалтике и об экономическом сотрудничестве с ними на 1941 год. Но, в любом случае, это уже свидетельствовало о том, что Германия – как одна из ведущих держав мира – на тот момент признала международные интересы Советского Союза и наше естественное желание расширять свои границы за счет соседних территорий, что делала и сама.
– А теперь расскажите, пожалуйста, как складывались ваши отношения с Хрущевым после командировки в Латвию.
– Я ведь Никиту Сергеевича до этого практически не знал. Ни его, ни того, как он работает. Но вот однажды был случай, который мне запомнился. В 1939 году из Испании вернулся один из командиров наших партизанских формирований – капитан Прокопюк. Мы с Меркуловым посоветовались и решили рекомендовать его, как опытного оперативника, на пост начальника одного из отделов украинского НКВД, в задачу которого входила бы подготовка сотрудников к возможному ведению партизанских операций в случае нашей войны с Польшей или Германией. Хрущев тут же позвонил Берии и сказал, что капитан Прокопюк не приемлем для этой должности, потому что его родной брат и член коллегии наркома просвещения Украины в 1938 году был расстрелян как «немецкий шпион».
– А кто же, если не боевой офицер, тогда приемлем для этой должности?
– Хрущеву не был нужен опытный оперативник на этой должности. Ему нужен был послушный исполнитель. Для этих целей Никита Сергеевич переманил к себе Успенского, который возглавлял НКВД Московской области. И тот начал на Украине борьбу с «либерализмом и мягкотелостью». Сегодня уже известно, что из старого состава ЦК Украины, а их было более ста человек, в живых осталось лишь трое. Такое даже представить трудно…
– Успенский, как я понимаю, расчистил для Хрущева дорогу к безраздельной власти на Украине.
– Все верно. Стало известно и то, что Хрущев был одним из членов Политбюро, который лично участвовал в пытках арестованных вместе с Успенским. А вот когда после ареста Ежова началась охота уже за чекистами-изменниками, то Хрущев сам сдал Успенского. Тот пытался сбежать за границу, для чего инсценировал свое самоубийство. Правда, тело утопленника так и не обнаружили. Вот тогда-то Хрущев и запаниковал. Он обратился к Сталину, а тот приказал Берии объявить Успенского в розыск. Позже его задержали где-то в Сибири. А ведь они с Хрущевым дружили семьями. Но меня в этой истории до глубины души возмутило тогда следующее. Когда приговоренная к расстрелу за помощь мужу в организации побега жена Успенского подала прошение о помиловании, Хрущев вмешался и лично рекомендовал Президиуму Верховного Совета отклонить ее просьбу о помиловании. Я тогда впервые узнал, что вмешательство первых лиц партии и правительства почти всегда было направлено не на спасение жизни часто невинных людей, а являлось способом избавления от нежелательных свидетелей.
– Павел Анатольевич, а как же насчет сроков начала войны? Ведь известно, что большое число агентов, да и просто люди, сочувствующие нам из ряда стран, с риском для своей жизни предупреждали нас о возможных сроках начала войны?
– Могу лишь высказать предположение. Тайные консультации Гитлера, Риббентропа и Молотова о возможном соглашении стратегического характера создали у Сталина иллюзорное представление о том, что с Гитлером можно договориться. Иосиф Виссарионович до самого последнего момента верил, что наш авторитет и военная мощь, которая не раз демонстрировалась немецким экспертам, заморозят начало войны по крайней мере на год, пока Гитлер будет пытаться уладить свои споры с Великобританией. И естественно, что Сталина раздражали иные точки зрения. Этим объяснялись и грубые его пометки на докладе Меркулова от 16 июня 1941 года, которые подтверждались документальными фактами надвигающейся опасности. Мы конечно же не знали, что назначение себя главой правительства было связано с тем, что Сталин готовился лично вести новые переговоры и был глубокого уверен, что сможет убедить Гитлера не начинать войну. А тут еще событие, которое вызвало настоящий переполох в Кремле…
– Что вы имеете в виду? – уточнил курсант.