– Братская могила…
– Типун тебе на язык. Чуть не забыл, ты не взял свой пропуск… Кстати, а как ты сюда прошел?
И тогда Судоплатов показал Берии точно такой же пропуск, и тоже на свою фамилию, который был найдет в кителе немецкого майора.
– Ты только посмотри, кто же это против тебя играет сегодня? Ладно, разберемся. Бери людей, майор. Куда идти и кого арестовывать, сам знаешь…
– Когда мы вошли в помещение спецотдела НКВД, – продолжал свои воспоминания генерал Судоплатов, – офицер, занимающийся выдачей спецпропусков, был уже мертв. Эксперты установили, что и у него случилась сердечная недостаточность… А это означало, что мой личный враг все это время был рядом. И сейчас, как только началась война, он заметно активизировал свою деятельность.
– А насчет пропуска на ваше имя, что-то я не понял… – начал Кирилл.
– Ну, это просто. Патрульные обязательно запомнили бы, что группу мотоциклистов в составе тридцати человек с двумя машинами в город провел майор НКВД Судоплатов…
– И вы стали бы первым подозреваемым… Да, каждый раз собираюсь и забываю задать свой извечный вопрос. Что же на самом деле помешало немцам выиграть ту войну? Они ведь действительно стояли у нашего порога… – продолжал рассуждать курсант.
– То же самое, что и французам. Есть такое слово… спесь. Не ведаю, кто именно внушил Гитлеру то, что наши просторы можно пройти за два-три месяца. Ладно бы еще пройти, а когда каждый дом, каждая улица, каждая площадь и сам город оборонялись до последнего дыхания. Чего стоит, например, подвиг пограничников Брестской крепости. И пока они держали оборону до последнего патрона, мы искали слабые стороны противника, чтобы повернуть ход событий в нашу сторону. И тут нам помог, как ни странно, расстрелянный Шпигельглас, который однажды представил докладную записку о военно-стратегических «играх» в штабе вермахта и о существовании такого понятия, как блицкриг. Есть, оказывается, такая теория скоротечной войны, сроки которой исчисляются чуть ли не днями, а в случае с нами, двумя-тремя месяцами. Мы нашли в архиве эту докладную записку, а также другие оперативные документы 30-х годов. Высказали свои соображения Сталину. Его реакция была незамедлительной. В НКВД собрали начальников Разведуправления Красной армии Голикова и начальника оперативного управления Генштаба Василевского. К концу дня был вынесен вердикт немецкому блицкригу: немцы действительно могли бы нанести нам поражение только в том случае, если бы война продолжалась не более трех месяцев. Если бы за это время они овладели Ленинградом, Москвой, Киевом, Донбассом и Северным Кавказом, плюс, если бы успели оккупировать главные центры нашей военной промышленности и взять Баку с его нефтью. А без всего этого немецкий план молниеносной войны «Барбаросса» оказался обреченным на провал. То есть имел место элементарный просчет.
– И отсутствие в стране развитой сети дорог, в отличие от самой Германии…
– Все верно, коллега, а еще для ведения затяжной войны необходим большой запас топлива, особенно для судов германского флота и подводных лодок. После всех этих умозаключений Берия и Меркулов, которые присутствовали при этом разговоре, поручили мне срочно сформировать группу опытных альпинистов для ведения боевых действий на Кавказе.
– И что вы могли бы там сделать с альпинистами? И при чем здесь нефть? Что-то я не врубаюсь?
– В начале ноября 1941 года мы получили ценную информацию из Берлина о возможном наступлении противника весной-летом 1942 года с целью овладения нашими нефтепромыслами. Оглядываясь назад, понимаешь, что трагические поражения Красной армии в Белоруссии, потери, понесенные нами по защите Киева, самоотверженный подвиг нашей армии в боях под Смоленском, когда была остановлена танковая армия генерала Гудериана… все это поставило немцев перед необходимостью затяжной войны, а для победы им были необходимы ресурсы. В моем распоряжении находились действительно лучшие советские спортсмены, с которыми мы должны были блокировать горные перевалы и остановить продвижение отборных альпийских стрелков, а главное, что это были не просто альпинисты, но и опытные диверсанты, которые рвались к нефтяным скважинам. Вскоре сам Берия, Меркулов и я с группой в 150 человек вылетели на Кавказ несколькими самолетами. Мы должны были там организовать сдерживание продвижения немецких войск накануне нашего решающего сражения под Сталинградом.
Полет был долгим. В Тбилиси летела через Среднюю Азию на самолетах С-47, полученных из Америки по ленд-лизу. Летели молча, хорошо понимая, что им предстоит сделать то, что практически невыполнимо, так как было уже известно, что немцы водрузили свой флаг на пике Эльбруса. Когда наши самолеты приземлились в Тбилиси, – продолжал свой рассказ Судоплатов, – в штабе под председательством Берии нам доложили, что местные партизаны не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелое поражение. Теперь дело было за нами. Моим людям предстояло по возможности нанести урон находившимся в горах моторизованным частям немецкой пехоты и подготовить взрыв цистерн с нефтью. Должен вам признаться, коллега, что наши потери в горах в противостоянии с немецким горно-стрелковым корпусом были очень велики. Хорошие альпинисты оказались недостаточно подготовленными в военном отношении и тогда нам на помощь неожиданно пришли горцы. В это время моя группа саперов уже минировала нефтяные скважины и буровые вышки…
К Меркулову с Судоплатовым, наблюдавшими за тем, как идет минирование, подбежал один из сотрудников, находившихся в оцеплении.
– Товарищ заместитель народного комиссара, – начал он, обращаясь к Меркулову. – Немецкие мотоциклисты будут здесь с минуты на минуту…
– Понял, – сказал в ответ Меркулов.
Когда офицер из оцепления скрылся в ночи, вновь раздался командный голос Меркулова:
– Слушай мою команду, все, кто может держать оружие, занять круговую оборону. Как только вышки будут взорваны, отходить в горы. – И первым пошел занимать исходную позицию.
Судоплатов отвечал за взрывы, которые должны были прозвучать строго по плану. Когда подбежавшие взрывники сообщили, что все скважины и вышки заминированы, он отдал приказ к началу уничтожения нефтяных вышек.
Часть немецких мотоциклеток уже сновала между вышками, но взметнувшееся пламя одновременно нескольких десятков взрывов подбросило их вместе с мотоциклистами высоко в воздух.
– Мальчишки, вы что творите? – метался по помещению Берия. – Кто вам позволил бегать с автоматами и подвергать свои жизни неоправданному риску? Тебе, Меркулов, товарищ Сталин лично объявил за это выговор. Даже представить себе не могу, что было, если бы кто-то из вас был захвачен передовыми отрядами немцев. Теперь по существу: я с Меркуловым возвращаюсь в Москву докладывать о выполненной операции. Судоплатов остаетесь здесь с целью создания подпольной агентурной сети на случай, если Тбилиси окажется под немцами… Вам в этом может помочь профессор Константин Гамсахурдия. Встретьтесь с ним, посмотрите, чем он сейчас дышит. Нам, да и немцам, хорошо известно его прогерманское настроение и антисоветские высказывания. Если бы не лично товарищ Сталин, то давно бы уже его арестовал. Вернетесь и доложите мне свое окончательное решение. И не забудьте проследить, чтобы с Эльбруса сняли немецкий флаг.
– Чуть позже от нашей дешифровальной группы мы получили сообщение из Швеции о том, что немцы не смогли использовать нефтяные запасы и скважины Северного Кавказа, на которые очень рассчитывали. Так что свою задачу мы выполнили, – продолжал свои воспоминания Судоплатов. – Битва за Кавказ, которая велась практически параллельно со Сталинградской битвой, как-то не очень освящена сегодня в учебниках по истории. А ведь мы понесли там жуткие людские потери, и это не считая тех, кто работал в нашей группе. Из ста пятидесяти моих альпинистов в живых остались только пять человек. Серьезное ранение в голову получил член Политбюро Каганович, был тяжело ранен адмирал Исаков, погиб один из наиболее опытных чекистов Грузии Саджая и еще несколько офицеров из Ставки, которые нас сопровождали… Потом, когда меня арестовали, то следователи неоднократно намекали на то, что я незаслуженно получил тогда из рук Сталина медаль «За оборону Кавказа».
– Самих бы их туда, а я бы посмотрел… Кстати, Павел Анатольевич, а этот Гамсахурдия, он, случайно, не родственник тому, что стал сейчас первым президентом независимой Грузии?
– Это его сын. Не знаю, слышал ты об этом или нет, но он был свергнут в конце прошлого года и, как сообщалось, покончил жизнь самоубийством. Для меня же главным событием начавшегося 1943 года стало то, что после нашей победы под Сталинградом на фронте произошли коренные изменения. К тому же из Уфы, куда была эвакуирована высшая школа НКВД, вернулась моя жена Эмма с детьми: Андреем и Анатолием.
– Не знал, что у вас два сына. Поздравляю!
– Это в первую очередь заслуга Эммы Карловны. Ее профессионализм позволял ей оставаться любящей женой, заботливым воспитателем и мудрым преподавателем. Упокой, Господи, ее душу… Ну а теперь, коллега, мне нужно немного поработать, а для того, чтобы вы тут не заскучали, вот вам мой дневник. Познакомьтесь, как началось одно из самых важных дел нашей внешней разведки. Нам тогда предстояло помочь советским ученым в их работе по созданию собственной атомной бомбы. Так что располагайтесь поудобнее, а если будут возникать вопросы, спрашивайте, вы мне не помешаете. И еще, позавтракайте, пожалуйста, все необходимое найдете в холодильнике.
Кирилл пришел в кабинет с тарелкой бутербродов и большой кружкой душистого чая. На краю стола действительно лежал дневник генерала с закладкой. На приставном стуле он разложил свой завтрак, а потом взял со стола дневник. После этого устроился на кожаном диване и раскрыл дневник там, где генерал оставил для него закладку. И, сделав глоток чая, почувствовал блаженство, после чего начал читать.