Берия после окончания заседания пригласил Капицу в свой кабинет.
– Партия и правительство просят вас лично написать ответ Нильсу Бору, поблагодарить за полученную информацию и пригласить для работы в Советский Союз.
– Я хорошо знаю, что означает ваше «приглашение»… – сказал в ответ Капица.
– Не набивайте себе цену. Бор, в отличие от вас, английский подданный… И не забывайте, что идет война. Лучшие советские ученые работают сейчас над проблемой урана… Но мы значительно отстаем от немцев, не говоря уже об американцах. Поймите, нам нужен Бор…
– Я с ним мало знаком…
– Поэтому из всей страны для своего письма он выбрал именно вас! Вам это не кажется странным? Помогите нам, Капица! Вам дали институт, вы лично общаетесь с товарищем Сталиным… – продолжал Лаврентий Павлович. – Напишите письмо Бору, пригласите его приехать в нашу страну, где талантам открыты все двери. И так далее… Не мне вас учить…
– Это уж точно, – не сдержавшись, заметил ученый.
Берия проглотил и это замечание академика.
У ворот дачи раздался знакомый сигнал, который означал, что генерал вернулся домой. Кирилл отложил дневник и вышел открывать ворота, а потом еще забрал сумки с привезенными генералом продуктами. И когда генерал вошел в дом, то Кирилл уже доставал из сумок продукты и раскладывал их по полкам холодильника.
– Что-нибудь интересное для себя прочел? – поинтересовался генерал, переобуваясь.
– С Бором, вижу, у нашей разведки ничего не получалось, – сказал в ответ Кирилл.
– В этом ты прав. Это была игра Берии. Он же сам и направил к Бору профессора МГУ Герштейна, который был нашим внештатным сотрудником. Я не спорил…
– И что же этот Герштейн? – продолжал допытываться Кирилл у Судоплатова, когда тот покинул ванную комнату.
– Он должен был добраться до Дании, а затем не только передать письмо Бору лично, но и в беседе с ним попытаться узнать ответы на некоторые вопросы, которые были нужны нашим ученым для проведения экспериментальных работ по урану… И такая встреча, в конце концов, состоялась. Но стоило только профессору МГУ оказаться на земле Великой Британии, как Герштейн был плотно обложен английскими агентами, которые опасались, что русскими может быть предпринята попытка вывезти Бора в СССР. Они даже не скрывали своей явной слежки за ним. Следили за ним и в самом Советском посольстве, куда Бор был приглашен на официальную церемонию и где он весь вечер провел в ожидании Герштейна, который должен был передать ему обещанное им письмо от Капицы, но тот к нему так и не подошел.
– Чего-то ваш внештатный сорудник, вероятно, испугался. Знать бы, чего именно?
– Я думаю, что он так озадачился важностью своей миссии, что на какое-то мгновение представил, что его самого могут выкрасть… И все же через два дня уже сам Герштейн был приглашен в институт к Бору. И какое-то время боялся даже идти. Пришлось нашим сотрудникам объяснить, чем для него может закончиться такая нерешительность… В конце концов Бор и Герштейн встретились в рабочем кабинете ученого-физика.
– Значит, вы всерьез занялись этой чертовой бомбой? – начал Бор с вопроса. – Она же вас всех разденет и вам будет уже не до восстановления страны…
Профессор МГУ промолчал.
– Молчите? Понимаю вас, коллега, но думаю, что ничем не смогу помочь. Принять ваше приглашение о посещении СССР не смогу в первую очередь по семейным обстоятельствам. Жена ухаживает за 84-летней сестрой моей матери. Не отходит от нее ни на шаг… Время слишком тревожное, чтобы я мог куда-либо выезжать без семьи. Идет война… Но вас ведь это мало интересует. Вас интересует только бомба…
Герштейн делает знак Бору, высказывая тревожное предположение о том, что их могут прослушивать…
Но Бор, не обращая на это внимание, продолжал:
– Поверьте, я не занимаюсь вплотную этой темой… Хотя знаю, что бомба у Оппенгеймера уже практически готова… Теперь они работают над носителем…
– Нас интересует лишь…
– И даже не спрашивайте… – прерывает его Бор. – Все одно деталей не знаю…
– Вы говорите, что бомба уже готова. И куда американцы планируют ее сбросить?
– О чем вы говорите? Хотя от американцев можно всего ждать. Да нет, вряд ли! Для этого нужно быть просто сумасшедшими…
И вскоре Герштейн вынужден был уйти несолоно хлебавши.
Когда Судоплатов поинтересовался у Кирилла, кем был заполнен до краев продуктами его холодильник, Кирилл вынужден был ему поведать о том, что произошло в его отсутствие.
– Приезжала девушка, а ты ее даже в дом не пригласил, чаем не напоил, – начал рассуждать Судоплатов. – Чему же вас учат в академии ФСБ, как не умению в первую очередь расположить к себе собеседника?
– Я ее и так как облупленную знаю…
– Попрошу в моем доме таких бестактных оценок более не делать. А теперь по существу. Вчера генерал Мальцев присутствовал на похоронах своего боевого товарища, который был взорван в машине вместе с внуком, твоим ровесником. Вам, сударь, это ни о чем не говорит?
– Какой же я дурак…
– Заметьте, что это вы сами сказали.
– Получается, что Ольга… Тогда мне нужно в Москву.
– Беги, дорогу на станцию знаешь. Я в любом случае буду дома. И вот… Немного денег, чтобы купить цветы и оплатить такси, если привезешь ее сюда.
– Я, я обязательно…
– Знаю, из первой зарплаты… Так все говорят. Беги уж, Ромео.
Курсанту хватило несколько минут, чтобы одеться и выскочить на улицу.
За это время генерал вскипятил чайник, пока заваривался чай, нашел в холодильнике начатый Кириллом батон сырокопченой колбасы и сделал себе пару бутербродов, после чего с кружкой чая сел в то же самое кресло, где до него сидел Кирилл, и нашел то место в своем блокноте, на котором остановил свое чтение курсант.
«Одновременно с работой по оказанию помощи нашим ученым, мой отдел в тесном взаимодействии с ГРУ разрабатывал операцию проникновения в агентурную сеть абвера, действующую на территории Советского Союза. А все новое, как известно, это лишь хорошо забытое старое. Нас многому научил опыт проведения операции „Трест“, закончившейся арестом Сиднея Рейли и Бориса Савинкова. Аналогичную прогерманскую и антисоветскую организацию, ищущую контакты с немецким верховным командованием, теперь создавали и мы».
На столе перед Лаврентием Павловичем лежали материалы нового оперативного дела НКВД, планы внедрения и фотографии потенциальных участников. На совещании присутствовали наркомы: Меркулов, Ильин и Судоплатов.
– Не думал, что после всех наших основательных чисток в 20-х и 30-х годах представители русской аристократии еще остались в живых, – были первые слова Берии, после того как он просмотрел материалы предлагаемой операции.
– Если точнее, товарищ Берия, то оставшиеся под наблюдением, а некоторые даже стали нашими важными осведомителями и даже агентами, в основном это касается новых поколений, – ответил комиссар госбезопасности Ильин, курировавший «культурный фронт».
– Это хорошо, что ты, Виктор Николаевич, о себе напомнил. Сначала скажи мне, что там с личной безопасностью нашего любимого поэта Симонова?
– Сначала сидит до поздней ночи в ресторане, а потом лихачит по ночной Москве на пару с Василием Сталиным.
– Головой за них отвечаешь… Теперь к делу! Судоплатов, докладывай свои соображения.
– Товарищ народный комиссар внутренних дел, – начал Судоплатов, поднимаясь. – Анализируя материалы и состав агентуры, представленные в наше распоряжение контрразведкой НКВД в качестве основной приманки, мы решили использовать некоего Глебова, бывшего предводителя дворянского собрания Нижнего Новгорода. В свое время он пользовался известностью в кругах аристократии. Например, приветствовал в Костроме в 1913 году царскую семью по случаю празднования 300-летия Дома Романовых. Его жена была приближенной последней российской императрицы Александры Федоровны.
– Давай эти детали опустим, – прерывает Судоплатова Берия. – Где он сейчас? Откуда его нам надо будет вытаскивать?
– Мы его уже наши, Лаврентий Павлович…
– И где же?
– С июля 1941 года нищенствовал в Новодевичьем монастыре.
– Предположим, что вы его отмоете, накормите, приоденете, он же не знает даже самых элементарных азов разведывательной работы…
– Это как раз и поможет ему заручиться доверием у немцев. А вот рядом с ним, в роли его племянника, уже будет наш работник.
– На чьей кандидатуре остановились?
– Александр Демьянов, он же Гейне, и его жена, тоже наш агент, уже посетили Новодевичий монастырь под предлогом получения там благословения перед отправкой Александра на фронт. Там они и познакомились с Глебовым, который боготворит историю царской России. После чего Гейне стал приводить к этому бывшему предводителю дворянского собрания наших сотрудников, якобы симпатизирующих самодержавию и самому Глебову, подкармливая его и жертвую деньги на общую борьбу с большевиками.
В это время Ильин положил перед Берией фотографию Демьянова с женой.
– В двух словах о нем…
– Отец – офицер царской армии, пал смертью храбрых в 1925 году, дядя был начальником контрразведки у белогвардейцев на Северном Кавказе. Будучи нами арестованным, погиб в пути от тифа. Мать – выпускница Бестужевских курсов, признанная красавица, ее лично знал генерал Улагай, один из лидеров белогвардейской иммиграции. Сейчас генерал активно сотрудничает с немцами…
– Это уже что-то. На чем взяли Демьянова? – спросил Берия, разглядывая фотографию.
– В 1929 году его товарищ, некто Терновский, сообщил в ГПУ Ленинграда о том, что у Александра хранится антисоветская литература, а при обыске мы подбросили еще и пистолет.