Генерал-лейтенант К. Н. Деревянко, назначенный представителем Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе верховного командующего союзными войсками на Тихом океане американского генерала Дугласа Макартура, несколько раз посетил разрушенную взрывом атомной бомбы Хиросиму и Нагасаки.
Генерал исходил вдоль и поперек радиоактивное пепелище, составил его детальное описание и сфотографировал увиденное. И с этими материала вылетел в Москву.
При встрече с генералом Деревянко, кроме беседы об участии генерала в церемонии подписания Акта о капитуляции Японии на борту американского крейсера «Миссури», Сталин поинтересовался и последствиями взрывов атомных бомб.
Генерал передал ему альбом своих фотографий, на которых были запечатлены разрушения. И Иосиф Виссарионович стал не спеша перелистывать его страницы.
– Замечу, что в декабре 1945 года генерала Деревянко вновь отправят в Токио, – добавил Судоплатов. – Из Японии генерал вернется уже тяжело больным и вскоре умрет от рака, который развился вследствие получения им крупной дозы радиации при посещении Хиросимы и Нагасаки. О такой трагической возможности как-то никто тогда не догадывался…
Лаврентий Павлович показывал Иосифу Виссарионовичу полученную им американскую кинохронику.
Увидев последствия взрыва атомной бомбы, разрушенные японские города, Сталин более получаса просидел в полной тишине. Он был потрясен увиденным до такой степени, что его руки заметно дрожали, когда он раскуривал свою трубку.
Не выдержав неопределенности, в зрительный зал вошел Берия… У него в руках была служебная записка по результатам взрыва в Хиросиме.
– Это аналитическая записка о результатах взрыва в Хиросиме… – начал он.
– Не надо, – остановил его Сталин. – Я уже видел все своими глазами. Лаврентий, срочно вызывайте Курчатова. И всех, кто занят в проекте…
Берия, мгновенно вспотев, лезет во внутренний карман за резервным списком…
– И не доставай свой список, – снова раздался голос Сталина. – Пора понять, что коней на переправе не меняют. Нам нужно поговорить с учеными, спросить их, какая им еще нужна помощь в том, что касается работы по созданию ядерного оружия в нашей стране…
– Завтра же, товарищ Сталин, завтра мы организуем такую встречу…
– Хорошо! И вот еще что. Я хочу, чтобы ты понял одну очень важную вещь. Нам не нужна эта бомба. Понимаешь? Не нужна! Она никому не нужна… Но она у нас должна быть! И надо, чтобы они там знали, что она у нас есть. И она у нас будет! А теперь о том, что касается известного нам атомного немецкого центра в Аргентине. Если с американцами мы и сумеем договориться о каком-то паритете, то с немцами этого не получится. Они будут мстить за свое поражение. И эта месть будет заключаться в том, чтобы спровоцировать начало атомной войны между нами и Америкой. Подумай со своими людьми, что мы можем предпринять и как можно быстрее, чтобы в корне пресечь саму попытку возрождения фашизма, где бы то ни было…
На следующий день генерал Судоплатов был вызван к Берии. В тот день Лаврентий Павлович был великодушен, так как в связи с заменой званий госбезопасности на воинские ему было присвоено звания Маршала Советского Союза.
– Разрешите войти, товарищ Маршал Советского Союза? – произнес Судоплатов с порога.
Берия улыбнулся:
– Проходи, Павел Анатольевич! Присаживайся, разговор у нас будет долгий.
Генерал Судоплатов прошел к столу и присел на уже отодвинутый стул.
– Вы уже знаете о том, что американцы провели первое испытание своего атомного оружия, – начал Берия. – Знаете и о том, что мы отстаем от них как минимум на два года… Павел Анатольевич, вы мне недавно докладывали о Рюрике, о той группе немецких ученых, которые, по вашему мнению, обязательно продолжат работу по созданию немецкой атомной бомбы.
– Мы над этим работаем, товарищ Маршал Советского Союза. Позвольте доложить.
– Докладывайте…
– Помните, я сообщал вам переданные майором Карповым данные о планировании тайной операции эсэсовцев под кодовым названием «Огненная земля». Наши аналитики пришли к мысли, что разговор, возможно, шел об острове, расположенном в южной оконечности Южной Америке на границе между Атлантическим и Тихим океанами.
Берия встал из-за стола и подошел к карте.
– Вы имеете в виду остров «Огненная земля»?
– Так точно, товарищ маршал. Это один из самых безлюдных островов в мире, отделенный от материка Магеллановым проливом. И удобное место для возможного тайного расположения немецкого ядерного центра. А главное, что часть этого острова входит в состав Аргентины.
– Значит, все-таки Аргентина… Я помню, что в июне 1943 года аргентинской буржуазией в сговоре с военными был совершен военный переворот. Думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение, что активную роль в нем сыграли советники немецкого посольства…
– Все ниточки ведут к ним, – продолжал Судоплатов. – В частности, в связи с частым упоминанием в немецком эфире слов Арктика и Антарктида. И еще, на территории этого острова есть провинция Антарктида и фьорды, уходящие в глубину острова на десятки километров. Вот вам и место для базы подводных лодок Дёница. К тому же из топливно-энергетических ресурсов там имеются нефть и природный газ, а главное… месторождения урана.
– Вроде бы все сходится. Какие будут предложения?
– Диверсионная группа! – высказал свое мнение Судоплатов.
– Согласен. Да и Рюрика пора бы кое о чем порасспросить…
– Товарищ генерал, а каким был Берия? В кино что ни фильм все этакий чертик с рожками…
– Нет бы сначала напоить генерала чаем…
– Извините. – И уже через пару минут Кирилл поставил перед Судоплатовым поднос с заварным чайником и сладостями. – Приятного аппетита…
– Сначала, смерд, испей сам… – сказал генерал.
– Не беспокойтесь, Павел Анатольевич, вы мне нужны живым…
– Тогда слушай и запоминай, – начал генерал улыбаясь. – Берия был, как это сейчас говорят… трудоголиком. Я, например, узнал, что Лаврентий Павлович как заместитель председателя ГКО (Государственный Комитет Обороны) в годы войны отвечал не только за деятельность спецслужб, но и за производство вооружения и боеприпасов, за работу топливно-энергетического комплекса. Его, например, интересовали вопросы добычи и переработки нефти. У него в кабинете даже стояли макеты нефтеперерабатывающих заводов. К тому же еще молодые Ванников, Устинов и Байбаков, которым не было и сорока лет, по его инициативе были выдвинуты на высокие посты наркомов производства боеприпасов, вооружения и нефтяной промышленности.
– А как же факты его грубости, произвола?
– Он мог иногда быть грубоват в общении с подчиненным, но при этом очень внимательным и учтивым с простыми людьми, часто защищал нужных для дела специалистов от интриг НКВД или же партийных инстанций, если видел, что они умеют и хотят работать. В нем была уникальная способность сначала парализовать, внушить людям чувство страха, но и дать оттаять, а затем воодушевить на работу. Скажу тебе больше, если руководители предприятий знали, что их завод лично курирует Берия, то они были спокойны и почти всегда успешно выполняли народнохозяйственные задачи.
– Я так понимаю, что в этом Берия был в чем-то схож со Сталиным, – заметил Кирилл.
– Вы правы, коллега. Требовательность и одновременно создание атмосферы уверенности у руководителя, что в случае ударной работы его обязательно поддержат.
– А как же истории с женщинами, которых постоянно увозили куда-то его люди?
– Это надо спрашивать с тех, кто увозил… Я знаю, что Лаврентий Павлович почти круглосуточно жил и даже спал в своем кабинете, чему часто был свидетелем. И потом… шла война, голова работала на полную мощность, каждое утро на встрече с хозяином необходимость полного владения ситуацией в стране. Какие тут могли быть женщины? А вот когда кто-то понял, что Берия впал в немилость, вот тогда в ход и пошли кем-то срежиссированные инсценировки. Что-что, а это у нас делать умели…
– У меня, Павел Анатольевич, голова уже кругом пошла от полученной информации. Как вы-то умудряетесь все это помнить?
– Есть знания, с помощью которых мы можем спасти человечество, а задача чекиста заключается в том, чтобы научиться отсекать все лишнее и наносное.
Однако вернемся к событиям весны 1945 года, именно тогда впервые за все время войны людям Курчатова разрешили уйти в отпуска, увидеть и какое-то время побыть среди родных и близких, предупредив о неразглашении того, чем они занимаются.
Всем, кроме самого Курчатова. Нагрузка в его работе постоянно возрастала, начатое им дело принимало грандиозные масштабы, вбирало в свою орбиту все новых людей и целые промышленные предприятий, получавшие самые разнообразные заказы государственного значения.
Через год, тихо и, как говориться, по-семейному, произошло событие особой важности: был наконец-то собран уран-графитовый реактор и осуществлена цепная реакция. Началось строительство промышленного реактора, но полной уверенности в том, что он будет работать, ни у кого еще не было… Для этого понадобилось еще целых два года. Два года физического и умственного труда ученых-физиков и… работы наших разведчиков за границей. Хотя и дома проблем было достаточно подчас от простой некомпетентности…
Однажды ночью в заводскую лабораторию, где находился академик Александров, пришло высокое начальство: нарком химической промышленности Первухин, с ним несколько генералов и, поднятый с постели, директор завода.