– Отец милосердия, обитающий в высотах, по великой милости Своей пусть с состраданием вспомнит Он благочестивых, прямодушных и непорочных, что были стремительны, как орлы, и могучи, словно львы, исполняя волю Твою. Да вспомнит Бог наш благосклонно и их, и всех праведников мира и отомстит за пролитую кровь рабов Твоих. Пусть станет известно об этом народам, и да увидим мы это своими глазами: отмщение за пролитую кровь всех рабов твоих. Ибо сказано: «Будет судить Он народы за великое множество убитых ими, покарает правителей могущественных государств, которые гордятся тем, что пьют из реки изобилия, протекающей по их земле…»
– И еще позвольте два слова мне… – добавила Эмма. – Наша трапеза сегодня носит более символический характер и посвящена такому понятию, как подъему душ, ушедших от нас. Давайте помолчим немного, давая возможность каждому их нас вспомнить о тех, кто всегда был с нами рядом в самую трудную минуту, тех, кто своей грудью и собственной душой спас нас и наши души…
Уже перед тем, все разошлись, перед самым сном Эмма поинтересовалась у Павла, удалось ли схватить Бандеру?
– Три раза делали засаду, и три раза он уходил из назначенного места буквально за несколько минут до появления там сотрудником МГБ.
– Я слышала, что на Генеральной ассамблее ООН в 1946 году в Лондоне украинская делегация требовала выдачи Бандеры как «преступника против человечества», напоминая британскому правительству, что именно в Англии в 1942 году Бандера готовил шпионов для заброски в тыл Советского Союза.
– Да, я в курсе. Правда, тогда он сразу перебрался в Мюнхен, так как все еще являлся немецким шпионом и живет там на вполне легальном положении. Оказалось, что немецкая криминальная полиция уже трижды предупреждала Бандеру о готовящихся на него покушениях, каждый раз арестовывая наших людей.
– И где он сейчас?
– Все там же, в Мюнхене…
– Спасибо, родной, теперь отдыхай… Да, чуть не забыла. Может быть, тебе стоит подумать перейти на преподавательскую работу в Высшую школу МГБ или в аппарат иностранного отдела ЦК партии.
– Я уже подал документы в ЦК, сказали, что будут рассматривать…
– Умница, а то сдается мне, что грядет время страшное и гнусное…
– Благодарю тебя за этот вечер. – Павел целует жену и шепчет на ухо: – Спокойной ночи…
– Доброе утро, Павел Анатольевич, давно хотел спросить вас о вашей жене. Я так понимаю, что она умерла, когда вы были уже реабилитированы и выпущены из тюрьмы? – поинтересовался генерал Мальцев.
– Да! Но еще и сама успела несколько лет просидеть в камере. Умница, двух детей родила, несколько талантливых агентов воспитала и добилась того, чтобы еще одну гадину, уж извини, что так говорю, на тот свет отправить, о чем я узнал из газеты…
– Вам там давали газеты?
– Нет, газет там не давали. Так вот она приносила мне книги и читала их вслух…
– А в чем здесь хитрость?
– Доброе утро, дорогой. Как ты? Только не молчи, не уходи. Я тебе сегодня принесла твоего любимого Павку Корчагина.
– Почитай… – словно на мгновение выйдя из забыться, произнес генерал.
Эмма открыла книгу на том месте, где они остановились накануне.
– «Удар по Житомиру и Бердичеву был для поляков ударом с тыла, – начала Эмма. – И они двумя потоками поспешно отхлынули от Киева, отчаянно пробивая себе дорогу из железного кольца… Корчагин потерял ощущение отдельной личности. Все эти дни были напоены жаркими схватками. Он растаял в массе и, как каждый из бойцов, как бы забыл слово „я“, осталось лишь „мы“: наш полк, наш эскадрон, наша бригада. А события мчались с ураганной быстротой. Каждый день приносил новое. Конная лавина буденновцев, не переставая, наносила удар за ударом, исковеркав и изломав весь польский тыл. Откатываясь назад как волна от крутого берега, отходили и снова бросались вперед со страшным: „Даешь!“»…
При этом Эмма сидела напротив Павла и держала книгу, обернутую в газету, так, чтобы Павел мог видеть газетные передовицы. Единственное, что ей удавалось с трудом, – это само чтение, потому что слезы застилали глаза.
– Читая мне тот или иной роман о наших героических буднях, она каждый раз оборачивала обложки книг свежими номерами газет, из которых я мог узнавать, что происходит в стране. И однажды я узнал вещь, которая меня буквально потрясла… Я прочитал, что житель Мюнхена Штефан Попель 15 октября 1959 года доставлен в мюнхенскую больницу, где, не приходя в сознание, умер.
– А Попель, если не секрет, это кто?
– Лидер украинских националистов Степан Бандера. Тот, за кем все НКВД охотилось с 1920 года.
– То есть посредством газеты она сообщила, что он умер в больнице. Выходит, что НКВД все же с этой задачей справилось?
– Будем считать, что так. Но вот детали того, что произошло в Мюнхене в 1959 году, я узнал лишь после того, как вышел из тюрьмы, а если точнее, то их сообщила мне Эмма уже перед своей смертью.
Эмма последние дни тяжело болела и лежала в больнице. Однажды она рассказывала мужу то, что он не знал, находясь в тюрьме. Это было своего рода ее признание.
– Я оформила себе документы на журналистку из Прибалтики и до отъезда в Берлин зашла в МГБ, где совершенно случайно услышала один странный разговор, – продолжала свой рассказ Эмма, лежа в кровати. – Кто именно беседовал с Хрущевым, я не узнала.
– Никита Сергеевич, вы же сами на каждом совещании требовали, чтобы мы наконец-то ликвидировали Бандеру, а сегодня отменяете уже начатую операцию. Уже месяц, как наш агент в Мюнхене. Как ему сообщить об отмене, да и кто сообщит? Агент новое руководство МГБ не знает, а из стариков все арестованы. Не понял? За вашей личной подписью? Сегодня же подготовим, а утром сам принесу к вам на подпись…
Раздались частые гудки, значит, на противоположной стороне повесили трубку.
Агент Сташинский, который должен был ликвидировать Бандеру, находился в конспиративной квартире и был удивлен, когда на пороге квартиры увидел жену Судоплатова, которую знал как своего преподавателя по занятиям в Высшей школе КГБ.
– Здравствуйте, Эмма Карловна, вот уж не ожидал вас здесь увидеть.
– Давай для начала обходиться без имен. Сами знаете, что сейчас происходит в Центре. А впрочем, вы ведь не в курсе, что почти весь начальствующий состав МГБ вместе с Берией арестован. Вот и нашли пенсионерку, чтобы проконтролировать ход акции.
– И даже товарищ Берия?
– И даже товарищ… Так что давай без имен.
– Извините. Вы, наверное, проголодались, пока сюда ехали, давайте я вас покормлю, чаем горячим напою…
– Чай обязательно с тобою выпью, но сначала прошу проговорить весь план акции. Где, во сколько и как?
– Значит, так… Бандера…
– Без имен…
– Извините. Объект проживает на улице Крайттманштрассе, дом 7. Ключ от подъезда я уже сделал заранее. – И чекист кладет на стол перед Эммой дубликат ключа от дома, где живет Бандера, и карту городка.
– Его все еще охраняют?
– Да, каждый раз с ним к дому приезжают два телохранителя, но, как правило, в дом не входят. Хотя сам Бандера все такой же подозрительный.
– Что вы планируете? Давайте по деталям.
– Завтра рано утром, точнее в 7 утра, он уйдет в церковь, не иначе как грехи замаливать. Буду ждать его в подъезде по возвращении. День воскресный, людей утром, как правило, почти не бывает. Без четверти 9 он входит в подъезд… и отпускает телохранителей домой и в этот день из дома уже не выходит.
– Понятно. Я вас буду страховать. А вот теперь я бы не отказалась от чашки крепкого чая. А потом нужно будет немного отдохнуть.
Сташинский принес из кухни чашки и заварной чайник, Эмма предложила помощь и стала сама разливать чай по чашкам, а Сташинский вспомнил, что в доме есть плюшки, которые он купил накануне. И пока он ходил за ними, Эмма успела влить в его чашку с чаем нечто из прозрачного пузырька.
Сама Эмма проснулась от того, что услышала за дверью шаги. Она достала оружие и тихо подошла к выходу из квартиры. Под дверь был подброшен пакет. Как опытный офицер, она уже догадывалась, что в нем лежит не иначе как приказ об отмене акции по ликвидации Бандеры, и, взяв пакет, положила его в свою сумку.
Агент Сташинский все еще крепко спал.
Звук колокола местной церкви оповестил, что воскресная служба закончилась, и тогда Эмма с помощью дубликата ключа вошла в подъезд и остановились на лестничной клетке 4-го этажа.
Бандера поднялся на третий этаж, и когда оказался у дверей своей квартиры, его окликнул женский голос.
– Бандера, у меня до вас привет из Харькова, – произнесла Эмма, выходя на площадку.
– В приемную отнеси, там примут и напоят… А впрочем, что там у тебя? Черная метка? Давай сюда… – И, сделав пару шагов вперед, протянул руку, чтобы взять пакет.
Этого оказалось достаточным, чтобы Эмма выстрелила из оружия, взятого у спящего Сташинского.
Когда на лице и шее Бандеры уже начала просачивалась кровь, он стал внимательно вглядываться в лицо стоявшей напротив него женщины.
– А я ведь тебя помню, сучка еврейская. Что, по мне соскучилась? Могу продолжить… – говорил он, медленно оседая по стенке, но при этом, пытаясь улыбаться.
– םזגומ םש כןא וכ (иврит: «Перебьешься чем-нибудь попроще»), – сказала Эмма и стала спускаться к выходу.
Звуков от выстрелов этого типа пистолетов было не слышно. К тому времени, когда Эмма вышла из дома, Бандера лежал уже весь в крови…