– Скорее всего, КГБ подсуетилось.
– Суки. Передай нашим отбой до моей особой команды. Будем ждать, чем там все кончится.
Судоплатов оборачивается и застает немецкого шпиона уже на полу.
– Кирилл, – кричит Судоплатов, – зови сюда Федора Степановича…
Пока курсант бегал в баню, Судоплатов осторожно прощупал пиджак Ухтомского.
– С вами все в порядке, Павел Анатольевич? – спросил подошедший Мальцев.
– Да, ищу, где у него была ампула…
– Мы по видео видели, как он ее из ширинки доставал…
– Согласен, там точно нормальные люди искать не станут. Теперь вот что нужно будет сделать. Сейчас отнесете его в баню, раскочегарите топку и все, все до мельчайших мелочей из того, что на нем или при нем найдете, не разглядывая, немедленно в печь. Работать только в перчатках.
– Он, – добавил Кирилл, – когда входил на дачу, в предбаннике чемоданчик оставил. Я сейчас принесу…
– Объясни мне, старому, что все это значит? – просит Мальцев Судоплатова.
– Ровно тридцать лет тому назад, когда Хрущева сместили со всех постов, этот его личный киллер в своей лаборатории в присутствии сотрудников случайно роняет на пол какую-то колбу.
Все боятся подходить к лежавшему на полу начальнику химической лаборатории, вокруг которого какая-то серая взвесь. Вскоре приезжают люди КГБ со своими экспертами и по предварительному осмотру говорят, что он мертв, надышавшись неизвестным ядовитым составом. И разрешают сотрудникам лаборатории взять тело для экспертизы с целью выяснения действия этого яда на человека. Те не возражают, и тело отвозят на носилках в морг.
Ночью Ухтомский оживает. Прикрывшись простыней, проходит мимо спящего дежурного и идет в свою лабораторию, где забирает в медицинском шкафу уже приготовленое им противоядие, и делает себе укол. Затем, переодевшись, забирает с собой чемоданчик с образцами ядов и второй саквояж, полный денег, после чего покидает лабораторию. А уже в отделе кадров он находит свое личное дело, из которого вырывает свою фотографию и лист с паспортными данными.
Кирилл входит с чемоданчиком Ухтомского.
– И что же тогда в этом чемодане? – спрашивает Мальцев.
– Я так думаю, что шприц для меня… Он сделал бы это в бане. Старый генерал, мол, перегрелся и так далее. Сам бы и скорую помощь вызвал. Но, узнав, что дом окружен, вынужден был изменить свой план.
– Так, значит, он должен скоро воскреснуть?
– Ну да. Этак через час…
– Павел Анатольевич, а почему бы его не сдать в КГБ. Столько бы людей нашлось, такое количество «висяков» бы открылось… – спросил Кирилл.
– Убитых людей уже не вернешь. А живым не нужно бередить старые раны. А мне, Кирилл, важно, чтобы его больше не стало на свете. Понимаешь, чтобы он просто сдох у меня на глазах раз и навсегда. К тому же то, о чем он мог бы рассказать на суде, вряд ли понравится тем, кто сегодня у власти. Ведь он до сего дня выполнял чьи-то личные приказы. И скорее всего его сохранят, чтобы он выучил следующую команду киллеров-отравителей.
– Но ведь никто тогда не узнает, что много лет в НКВД, а затем при Министерстве госбезопасности работал немецкий разведчик. Что от его рук погибло несколько сотен человек, среди них ответственные работники НКВД, партии и правительства… – продолжал курсант.
– Пусть никто и не узнает. А тебе спасибо за помощь. Сегодня ты впервые участвовал в ликвидации настоящего врага нашего народа.
– Мне, если честно, «воскрешение» его видеть не хочется, а то смогу не выдержать и пальнуть в него из вашего пистолета, – сказал Кирилл.
– Согласен, а пока позови сюда генерала.
Входит Мальцев.
– Федор Степанович, я обещал тебе показать убийцу твоего младшего брата. Вот он перед тобой. Относите его теперь в баню. Раздевайте, а потом сам сделай ему этот укол в шею и закончим с ним раз и навсегда. А ты, Кириллл, потом перенеси видеомонитор из бани в дом. И встречаемся за столом праздновать нашу, с Божьей помощью, победу. Итак, к делу, а я пока скорую помощь вызову для бомжа.
– А как они поймут, что он бомж? – спросил уже Кирилл.
– Что за вопросы для детского сада… В бане висит тот самый тулупчик и валенки, в которых я сегодня изображал этого «отравителя». Надеюсь, что теперь всем все понятно?
– Товарищ генерал, на даче Судоплатова скорую помощь вызывают…
– Для кого?
– Уточняем…
У ворот дачи стоит машина «скорой помощи».
– Представляете, доктор, у меня сегодня юбилей, – говорит Судоплатов, – может, и последний в жизни, сидим с друзьями после бани. Вдруг стучится какой-то бомж. Непонятно, как его на наши дачи пропустили. Просит погреться и помыться. Что делать? Дал ему полотенце. Прихожу спустя минут двадцать, а он лежит… Он от чего хотя бы умер?
– На первое впечатление сердечная недостаточность. У него вещи-то были с собой?
– Да, вот тулуп, валенки и шапка…
Двое санитаров на носилках выносят тело Ухтомского, накрытое простыней.
– Мы его забираем… – говорит доктор, садясь в машину.
– Спасибо, что приехали сразу, а то бы весь юбилей насмарку…
И вот машина скорой помощи уже проезжает мимо штабной машины МВД.
Сотрудник милиции просит машину скорой помощи остановиться.
Первым подходит министр, перед ним откидывают простыню, закрывающую лицо покойника.
– Не понял, а где Судоплатов? – И смотрит на дачу, где горит свет и продолжается какое-то веселье.
В это время кто-то по рации дает всем отбой…
Утром следующего дня на прием к полковнику пришли те самые два офицера, что несли дежурство на даче Судоплатова.
– Как прошло дежурство? – спросил полковник.
– Аппаратура работала исправно. Юбилей справляли, – докладывал старший группы капитан Рыжов.
– А что мне тогда звонил министр? – уточнил полковник.
– Они бомжа-отравителя искали, о нем еще по телевидению говорили, – добавил младший лейтенант Сланцев.
– А при чем здесь дача Судоплатова?
– Так этот бомж попросился погреться, да в баньке сердце отказало. Неотложку пришлось генералу вызывать, – продолжал отчет Рыжов.
– Вы министерским записи отдали? – уточнил начальник.
– Как вы и приказали… – ответил Сланцев.
– Хорошо, ступайте отдыхать.
На земле появились первые подснежники. Судоплатов спускается с крыльца и видит, как Кирилл аккуратно обрабатывает землю вокруг них.
– Любишь цветы? – спросил генерал.
– Да, с самого детства хотел стать садовником.
– У нас на даче был большой цветник. Выращивала цветы Эмма. В цветнике было всегда изобилие флоксов, ирисов, нарциссов, пионов и настурций. Цветы были высажены так, что, когда одни отцветали, другие принимались цвести. Длинная пихтовая аллея начиналась кустами белых роз и, как туннель, вела в глубь дачи к большой круглой беседке-ротонде с куполом.
Судоплатов говорил, а Кирилл как будто все это видел своими глазами.
– Давно хотел задать вам вопрос: трудно посылать людей на верную смерть?
– Отвечу тебе так: я имел главное право, не командное, а моральное право посылать людей на опасную работу, потому что узнал на своей собственной судьбе, что такое этот нелегкий и опасный нелегальный труд. И посылал только тех, кому доверял.
– Родные мои, заканчивайте побыстрее свои диалоги, кофе уже приготовлено, – раздался с террасы голос Ольги, – да и дед уже стонет, что не кормят.
– Друзья мои, точнее, родные мои, – говорит уже за столом Судоплатов. – Может быть, это наш с вами последний совместный день. И для этого дня я нашел и приготовил для вас копию последнего письма Бухарина, адресованного будущим поколениям руководителей партии. Там есть очень важные слова и для будущих чекистов, как вы. – И Судоплатов начал цитировать его по памяти: – «Нет Дзержинского, постепенно ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, оправдывала жестокость к врагам, охраняла государство от всяческой контрреволюции. Поэтому органы ЧК заслужили особое доверие, особый почет, авторитет и уважение. В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД – это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой, творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя… Потому что история не терпит свидетелей грязных дел!» – И тут Судоплатов добавил уже от себя: – Вот только последующие руководители НКВД и КГБ, да и самой партии, которая уже канула в вечность, скорее всего не читали ни книги Бухарина, ни этого послания.
– Я так понимаю, что Бухарин был расстрелян ими… – высказал предположение Кирилл.
– Все верно вы понимаете, коллега. И вот вам мой совет: запомните эти слова Бухарина, как «Отче наш», и этим, по крайней мере, убережете себя от подобной участи. Сегодня, спустя много лет, мне остается лишь покаяться… за все содеянное мною, как вольно, так и невольно, попросить прощение у родных и близких тех, кого не смог уберечь, посылая на верную смерть, исходя из высших интересов государственной безопасности нашей страны…
Конечно же из окон высоких кабинетов все видится иначе: не так жутко, не так немилосердно, а главное, не так опасно по отношению к тому, с чем сталкивались и сталкиваются простые труженики той начавшейся и все еще продолжающейся гонки, как за владычество земное, так и за этот самый атомный паритет. Многие видные ученые, как в нашей стране, так и за рубежами нашей Родины, в какой-то момент приходили к понимаю того, в чем же, собственно, они участвовали. И, подчас круто изменив всю свою жизнь, активно включались уже в другую борьбу – борьбу за права человека, в борьбу за мир на земле.